Без возврата (Негерой нашего времени)

— Вот как?

— Я не могу, — почти жалобно, шепотом сказал Андрей Иванович. — Это будет убийство. Это… дурно. Это жестоко.

— Оставить на улице больную ворону — это не жестоко, — с каким-то безжизненным, пугающим Андрея Ивановича спокойствием — как будто она говорила сама с собой, в пустоту — сказала Лариса. — Это естественный отбор. Жестоко в течение нескольких лет отравлять нам жизнь своим озлобленным видом, потому что у тебя плохое настроение. Жестоко оставить семью без средств, потому что тебе нравится заниматься тем, что никому не нужно. Жестоко рисковать здоровьем дочери, потому что тебе хочется быть хорошим. Но я с тобой пререкаться не намерена. Хватит. С меня хватит. Немедленно вынеси ворону.

Она затянулась сигаретой — щеки у нее запали, лицо удлинилось… высокие дуги бровей, точеные скулы, холодный, бесконечно уверенный взгляд, — он вдруг узнал это чужое лицо, наложение десятков равнодушных, холеных, надменных лиц с рекламных щитов и глянцевых обложек журналов, — хищницы, хозяева жизни… Естественный отбор?!

— Не вынесу! — визгнул Андрей Иванович. — Почему ты мне приказываешь? Почему ты распоряжаешься мной, как… как… — Он потряс перед собой растопыренными руками. — Ворона останется здесь!

Лариса приподняла бровь. Вся кровь бросилась Андрею Ивановичу в голову.

— Это моя квартира!!!

— Идиот, — брезгливо сказала Лариса. — Ты своего добился. И слава богу. Больше ты меня не увидишь.

Она повернулась и быстро ушла на кухню. Стук ее каблуков как будто бил Андрея Ивановича по голове. Что он сказал?! Лариса вернулась с сумкой.

— Настя!

Настя с испуганным, жалким лицом выскочила из комнаты.

— Быстро собирай на завтра рюкзак. Мы уходим.

Андрей Иванович затрепетал; происходило что-то непоправимое, страшное. В секунды рушилась жизнь! Лариса взялась тонкими красноклювыми пальцами за ребристую головку замка. Андрей Иванович вдруг понял и поразился — как же он ее любит!! Все войны, все страдания человеческие, безденежье и сокращение — оказалось таким пустяком! Он бросился к ней и схватился за ручку двери.

— Ларочка! Ну что ты! Я глупость сказал! Что ты слушаешь меня, идиота?! Я со зла сказал! я никогда не думал об этом, я не знаю, как это вышло… ну что ты, в самом деле, не знаешь меня?! Ларисочка!… ну всё, всё! Я умоляю тебя! Лариса! Лариса! Ну перестань! Я жить не могу без тебя!

Настя вдруг страшно исказилась лицом и беззвучно заплакала.

— Настя! Лариса, ну что ты делаешь?! Ну пожалуйста… ну всё! Ну хватит!

Лариса сняла руку с замка. Андрей Иванович стоял перед ней — чуть ниже ее, потому что был в шлепанцах, растрепанный, задыхаясь… Лариса сказала — спокойно, сухо, но всё же, услышал он, немного смягчившись голосом:

— Твои слова здесь ни при чем. Я тебя просила и прошу еще раз: вынеси ворону. Как ты хочешь, но или я… — или мы, — или ворона.

— Ну хорошо, хорошо, — пробормотал Андрей Иванович и пошатываясь пошел в свою комнату. На столе лежала пачка сигарет, он выхватил из нее сигарету и закурил. За окном что-то чирикало. Он курил, тяжело дыша. Лариса уйдет, и Настя уйдет. Он останется один. Он курил и видел перед собой: Ларисе двадцать лет… катание на лодке… поцелуй во дворе… “я тебя люблю”… свадьба… Селигер… костер в зимнем лесу…

В полях, под снегом и дождем,

Мой верный друг, мой нежный друг,

Тебя укрою я плащом

От зимних вьюг, от зимних вьюг…

… сосны на дюнах в Майори… роддом: любимое, бледное, осунувшееся лицо… Настя… поддерживаемая тремя пальцами грудь… коляска на набережной Речного вокзала… снова лес — осенний, красно-желтый, грибной… “милая моя — солнышко лесное…” Он посмотрел на коробку. Птенец, помаргивая, смотрел на него. Будь я проклят, что я тебя подобрал. Андрей Иванович до фильтра дотянул сигарету, вышвырнул ее в балконную дверь и поднял коробку. Коробка перекосилась; птенец сполз в угол, шурша газетой. Андрей Иванович посмотрел в его черные и, казалось, встревоженные глаза. Птенцу было неудобно, он явно боялся, но почему-то молчал. “Но это же невозможно, — вдруг ясно подумал Андрей Иванович. — Это же невозможно, это же кончена жизнь… Да и не в этом дело, — вдруг еще яснее подумал он. — Моя-то жизнь так и так кончена… но ему-то за что пропадать?” Он наклонился и поставил коробку на место. Вернулся в прихожую.

— Лариса, — не слыша себя и не глядя на нее сказал он, — Лариса, милая, не уходи… Я не могу его выбросить.

Лариса защелкала замками. Прошелестели Настины шаги. Хлопнула дверь. Андрей Иванович сел на корточки и заплакал.

XVII

… Прошел год. Каркун всё лето прожил на балконе, встал на ноги, научился очень быстро бегать и прыгать — но так и не научился летать. Наверное, он родился с какими-то отклонениями в генах. Осенью Андрей Иванович соорудил ему клетку и поселил в своей комнате.

Лариса с Настей не вернулись. В конце лета Лариса подала на развод и почти сразу же вышла замуж. Андрей Иванович так и не узнал, кто ее новый муж и давно ли они знакомы. Впрочем, ему уже всё равно. Два раза в месяц он забирает Настю из школы; они приходят домой, обедают, а потом гуляют по парку или окрестным дворам. Куда-либо ездить Андрей Иванович не любит, потому что вообще не любит Москвы; кроме того, в центре Настя всегда просит что-нибудь ей купить, а у Андрея Ивановича нет денег. Три раза они были в музеях — Зоологическом, Историческом и Васнецова — и один раз в Зоопарке.

Андрей Иванович работает охранников в детской поликлинике, неподалеку от дома: в темно-синей униформе с красивым гербом он сидит за столиком перед регистратурой и читает какую-нибудь книгу. Работа спокойная, но платят за нее очень мало — хотя и больше, чем в институте; впрочем, иногда он прихватывает лишние смены, да и потребности его невелики, и ему хватает на первую жизнь. Изредка он даже позволяет себе купить недорогую модель самолета; чтобы подольше ее собирать, он придумывает разные усовершенствования: выпиливает в крыле элероны, делает поворотными рули высоты, устанавливает в кабине лампочку для подсветки и т.п.

С Каркуном — или Каркушей, потому что Андрей Иванович не знает, мальчик у него или девочка, — они живут дружно. Называет он его — или ее — то так, то этак: если ласково и просительно, то Каркуша, если строго или просто обыденно, то Каркун. Клетку Андрей Иванович сделал из найденного на помойке ящика от письменного стола и кроличьей сетки, которую привез Евдокимов. Клетка получилась большой, почти метр в высоту; Каркун прыгает в ней по жердочкам, а чтобы у него не сводило пальцы и было где полежать отдохнуть (до этого Андрей Иванович додумался сам и очень этим гордился), вместо одной из жердочек установлена ящичная дощечка. Каркуну нравится опрокидывать миски и рвать бумагу, поэтому обе его миски, с едой и водой, придавлены тяжелыми камнями, а застеленный газетой поддон защищает решетка. Каркун очень любит поесть, ест много и практически всё: мясо, рыбу, хлеб, яйца, картошку, сыр, колбасу, макароны, грибы, гречневую кашу, перловую крупу… — но равнодушен к сладкому. Больше всего, — на порядок больше, говорит бывший математик Андрей Иванович, — он любит сырое мясо и рыбу; поэтому утром ему дают то, что он любит меньше или вовсе не любит — например, гречневую кашу или картошку, — а рыбу или мясо, если они есть, он получает на ужин. Каркун удивительно разумен: он знает, что для его костей нужен кальций, поэтому охотно ест яичную скорлупу. Андрея Ивановича Каркун совсем не боится, любит, когда его чешут за ухом, — но слушается: если он начинает себя плохо вести — каркать или долбить клювом жерди, Андрей Иванович достает и показывает ему выломанную из веника хворостину. Каркун втягивает голову в плечи и затихает.

Жизнь Андрей Иванович ведет затворническую, тихую, неторопливую; по телефону ни с кем, кроме родителей, не разговаривает, новостей не смотрит, газет не читает, ничего не знает… да и не хочет знать. Иногда Андрей Иванович думает о смерти, но совершенно спокойно: он не боится ее. Единственное, его беспокоит судьба Каркуши: в “Жизни животных” он прочитал, что вороны живут до сорока лет.

Примерно раз в месяц к нему приезжает Евдокимов, привозит видеокассеты и берет у Андрея Ивановича какую-нибудь философскую книжку, — которых у Андрея Ивановича осталось много с прошлых времен и которые он давно не читает. Встречи их происходят довольно странно: Андрей Иванович сидит в своем кресле, покуривает и смотрит привезенный Евдокимовым фильм (он любит хорошие, профессиональные фильмы про чудовищ, акул, космические путешествия — там, где мало людей), а Евдокимов сидит на диване напротив него и листает книжки; иногда они обмениваются незначительными замечаниями. Недавно Андрей Иванович договорился, что если что, Каркуна возьмет Евдокимов, и теперь на душе у него совершенно спокойно. Кроме видеокассет, Евдокимов неизменно привозит полукилограммовое пластмассовое корытце бескостного мяса для Каркуна и кормит его из рук. Мясо Каркун ест с жадностью, но при этом норовит клюнуть Евдокимова. Андрей Иванович страшно доволен.