Без выбора

– Это тебя пугает?

– Это меня расстраивает - голос легкомысленно захихикал - Ты забавна, дитя. Но сейчас, я должен тебе раскрыть тайну нашего существования. Это означает конец нашего глупого ритуала и наконец твою полноправную свободу среди нас. Ты готова слушать?

– А у меня есть выбор?
– я потянулась и приняла вертикальное положение - Можешь не отвечать, это был риторический вопрос.

– Ты необычайно мудра для своего человеческого возраста - мне показалось или в голосе прозвучала издевка?
– Я начну с истоков, хотя это всего лишь то, что передали нам предки. Первые давно ушли от нас, не выдержав груз времени. Все не так просто, жить вечность - это просто возможность, но прожить ее никто не в состоянии, рано или поздно, мы все уходим. Но мы были всегда, с сотворения мира, с начала вселенной. Как мы оказались здесь - загадка даже для нас самих, но теперь это наш мир, наша жизнь. Прости, если говорю загадками, но ты поймешь это чуть позже. Скажи, что ты знаешь о любви, Зари?

Я опешила. О любви? Ничего. Никогда не любила и никогда не полюблю. Тем временем, голос продолжал.

– Человеческая любовь это необъяснимое явление, по крайней мере для них самих. Что это? Химия, порыв души, физическое притяжение? Люди сами не могут найти ответы на эти вопросы, и поверь, они никогда не найдут его. Хотя все до безобразия просто. Наш мир так устроен, что каждый чувствует необходимость продолжить свой род. Но насколько добровольно это происходит? Знаешь ли ты, что ни одна женщина не пошла бы добровольно на те муки, которые несет с собой рождение новой жизни, если бы не знала, что такое любовь, если бы никогда не испытывала этого чувства? Люди очень изворотливые и хитрые животные, зачем ответственность, продолжение рода, если можно лишь получать удовольствие от процесса? Именно тут и вступает в игру любовь. Ты любила когда-нибудь?

– я покачала головой, уверенная, что голос увидит мой жест - Я так и думал. Кто-то там наверху нашел очень простое решение такой проблемы, как продолжение рода человеческого. Когда люди влюбляются друг в друга, им открывается поток мироздания, высшая благодать, по нитям спускается в их головы, в кровь, становясь наркотиком. Творцы приоткрывают завесу тайны, дарят людям это высшее знание, которое они могут наблюдать, заглядывая в глаза любимому. Это можно назвать высшим знанием, средоточием жизни. Люди называют это любовью. Но благодать не может быть вечной, для людей. Ведь им нужно продолжать род и одной любви для этого недостаточно. Поэтому канал перекрывается и человек еще какое-то время живет на той наркотической тяге, что осталась в его крови, пытается разглядеть в чертах любимого ту вселенскую мудрость, что видел раньше. Но время неумолимо бежит вперед и вот человек вновь отправляется на поиски этого чувства, знания. На поиски любви, так как от этого наркотика невозможно отказаться - голос затих, а я пыталась переварить полученное знание. Значит все так просто? Обмен - род на высшее благо, частичку вселенной... Стоит ли этого запрошенной цены?

– Стоит, милая. Теперь, когда ты понимаешь, что есть любовь, самое время рассказать тебе о нашей роли в этой божественной цепочке. С нам все сложнее, ведь мы вечны и у нас нет возможности и потребности продолжать свой род в муках рождения. Мы - это как люди, нашедшие способ размножаться без боли и сопутствующих неприятностей. Мы бессмертны и в любой момент можем создать себе сына или дочь, но разве высшие силы могли оставить все так? Это слишком просто. Поэтому у нас есть санг, это наша любовь. Ведь мы, вампиры, не можем любить в классическом смысле этого слова, поэтому нас связывает вечность и высшее знание, любовь, остается с нами навечно. Эта нить, которая переплетается между двумя и непрерывным каналом соединяет их с божественным началом, с высшим знанием, с частицей вселенной. Санг связаны одной цепью и привязаны не только друг к другу, но и к Богам. Санг - наш смысл и наш бич. Мы любим вечность, но только наша любовь способна нас погубить. Так заложено этими шутниками, создателями, мы обошли их законы и они создали для нас новые - мы бессмертные дети скрепленные вечной любовью, которая может нас убить. Теперь ты знаешь. И теперь ты можешь решать, чего ты хочешь - прожить вечность с любимым или забрать его жизнь и освободиться. Ведь один без другого существовать не смогут... И не захотят. Но это тебе должен поведать твой муж, а сейчас запомни одно - наша любовь истинна бог и только она способна нас погубить.

Я почувствовала, как меня тянет наружу, срывая вязкую темень с меня и отбрасывая ее вглубь сознания. В ушах все еще стояли последние слова голоса. Значит, любовь...

Я открыла глаза - передо мной появилось обеспокоенное лицо Данте, он держал меня на руках, будто защищая от всего мира. Покрепче прижавшись к нему, я спрятала лицо в вороте его рубашки. Столько мыслей, столько решений... И верное может быть только одно...

Глава 11. Без выбора.

О людях, попавших в шторм,

Связанных в лодке бумажной,

О волосах, не любивших шпилек,

О слабости злой и бесстрашной.

О чувствах, лишенных глаз

И выживать принуждённых,

О городах, о пустынях,

О нас, исступлением измождённых.

Флер, "Люди, попавшие в шторм"

Медленно, почти невесомо, мы с Данте продвигались сквозь толпу моих, ныне, братьев и сестер, на выход. Дом, который недавно завораживал своим мрачным великолепием, сейчас не вызывал ничего, кроме раздражения. Хотелось вырваться, поскорее скинуть с себя липкую паутину взглядом и сильнее всего хотелось стряхнуть с себя, как собака, прибежавшая с дождя, тяжелые омуты глаз старейшин. Данте, словно почувствовав мое напряжение, пошел еще быстрее, уже не церемонясь с теми, кто попадался нам на пути. Моему взору открывалась довольно забавная картина - вампиры, окружавшие нас, неловко переминались из стороны в сторону, борясь с желанием подойти и поздороваться (эту информацию походя запечатал в мою голову голос, так мило рассказывающий о самых страшных тайнах рода вампирского), или дать дорогу Данте, со зверским выражением на лице, пробивающимся на выход. Они походили на толпу зомби из какой-нибудь компьютерной игры, им осталось только вытянуть вперед руки и издавать нечленораздельное мычание. Образ высшего вампирского света в таком нелицеприятном виде как живой встал перед моими глазами и я истерично захихикала. Данте, видимо расценив мое поведение, как начинающуюся истерику, прибавил ходу. Пара секунд и мы оказались на улице, Иве резким движением распахнул перед нами дверцу машины и Данте аккуратно посадил меня внутрь, после чего сел сам.

Не успела я обернуться, чтобы бросить прощальный взгляд на сборище живых мертвецов, к которому я теперь принадлежу, как Иве сорвался с места. Ехать обратно было странно. Иве словно онемел и ни слова не проронил, изображая из себя робо-водителя. А Данте... Мой муж забился в самый дальний угол лимузина и взглядом пытался просверлить дыру в окошке. Я уже хотела даже предложить ему свою помощь и подсказать, кнопку, которой можно опустить стекло, но почему-то передумала.

После общения с невидимым собеседником, во мне поселилась какая-то несвойственная мне ирония, а давящее ощущение безысходности, заменила небывалая, почти космическая невесомость чувств и мыслей. Даже почти-изнасилование в одной из комнат дома Совета перестало мне казаться каким-то фатальным поступком. Если быть честной хотя бы с собой, то у меня не было ни времени, ни возможности подумать о возможности нашей с Данте близости, не говоря уже о ее исполнении. То, как он останавливал меня целый день, и все время до этого, дало мне какую-то твердую уверенность в своей физической неприкосновенности рядом с этим вампиром, несмотря на сумасшедшее притяжение санг. И вот, провалившись в непонятный мне омут, о котором я еще выясню подробнее у Данте, я открываю глаза можно сказать в процессе. В памяти всплыли образы нашей с Данте близости: дикий, совершенно бессмысленный взгляд изумрудных глаз, которые в этот момент сменили цвет насыщенной зелени каштанов на глубокие оттенки штормового моря; губы, ласкающие короткими электрическими ударами каждый миллиметр моей кожи и неотрывно следующие за ними острые клыки, надрезающие с аккуратностью хирургического скальпа небольшие ранки по моему телу; руки, такие горячие и одновременно ледяные, срывающие остатки моего самообладания и не дающие ни малейшей возможности остановить, прервать или хотя бы замедлить надвигающуюся катастрофу. Почему катастрофу? Потому что это не должно было быть так, не должно было быть там и уж точно я хотела сделать это в полном сознании и участии в процессе. Понравилось ли мне? Конечно, как может не понравится непрекращающийся оргазм, который вынимает из тебя душу и пропускает через нее 220 вольт наслаждения? Хотела ли я этого? Нет. Не место, не время, не тот настрой, но по сути, из всех перечисленных мною причин, ни одна не является достаточно веской. Просто что-то во мне восстает от одной мысли о случившимся, сигнальной сиреной разрывая изнутри барабанные перепонки. Что-то не так, нельзя, невозможно, запрещено - сотни возможных эпитетов, но ни один так и не объясняет моего стойкого нежелания произошедшей близости.

Пока я так душевно копалась внутри себя, мы успели подъехать к нашему дому. Данте вышел из машины и подал мне руку, наши пальцы соприкоснулись и санг внутри меня призывно заурчала. Но того безумия, что я чувствовала сегодня от одного лишь мимолетного прикосновения, к счастью, не было. К счастью?... Я горько усмехнулась своим мыслям, выходя из машины. Вот оно, дорвались два животных и теперь интерес пропал до следующей случки. Мне стало противно от такого сравнения, но ничего лучше придумать я не смогла.

Данте же, вместо того, чтобы отпустить мою руку, лишь крепче сжал пальцы и повел меня к дому. Дойдя до вдери, я попыталась опять освободиться, посчитав его долг доставки меня домой выполненным, но он еще крепче сжал мою ладонь и упрямо куда-то меня вел, при этом ни проронив ни звука. Иве исчез еще из машины и теперь казалось, что мы абсолютно одни на ближайшие несколько километров. Быстро пройдя прихожую и гостиную, Данте начал торопливо подниматься по лестнице, уже откровенно таща меня за собой.

– Данте! Стой!
– я порядком запыхалась, но он не сбавил шага, пересекая коридор на втором этаже. Дверь его спальни тоже не стала препятствием и открыв ее на ходу, он также быстро закрыл ее изнутри, оставив меня посредине комнаты, запыхавшуюся и обалдевшую от его странного поведения.

– Что происходит?
– на выдохе произнесла я. Данте молча сверлил меня взглядом, после чего развернулся и подошел к стенному бару. Ожидая хоть какой-нибудь реакции от вампира, я принялась рассматривать комнату, в которой не была еще ни разу. Спальня Данте как-то не привлекала моего интереса, тем более что он проводил практически все свое время либо в моей спальне, либо в своем кабинете. И вот, я стою в святая святых моего мужа с широко раскрытым от удивления ртом.

Эта комната была намного больше моей, но так мастерски обставлена, что ощущение пространства полностью терялось в лабиринтах картин и узоров ковра, переплетающихся с резным орнаментом на дубовой мебели и словно пряталось под тяжелым бархатным балдахином, скрывающим огромных размеров кровать. Прямо напротив уютно расположился камин и два массивных, обитых темно-зеленым бархатом, кресла, отделенных невысоким столиком из красного дерева. У противоположной стены спрятался за стеклянными планками бар, а всю оставшуюся стену занимало огромное, в потолок, окно. На низком подоконнике были разбросаны подушки и забыты несколько бокалов с остатками алкоголя. Центр комнаты венчала круглая медная люстра, как будто сошедшая с картин Гойи. Справа и слева от кровати, я заметила две двери, сравненные цветом с обоями. И именно в этот момент, я наконец присмотрелась внимательней к картинам, развешенным по комнате. На мой беглый взгляд, здесь опять собрались подлинники. Я восторженно скользила взглядом по ансамблю золотых и пурпурных работ великого мастера, пока не уперлась взглядом в самую мою любимую картину.

Первый раз я увидела Поцелуй Густава Климта, когда мне было 12 лет. Тогда Австрийская галерея, в которой выставляются все самые знаменитые работы художника, устроила выездные выставки по столицам мира и добралась-таки до Москвы. Моя мама, считающая своим долгом привить мне хороший вкус в искусстве, отвела меня в первый же день на выставку, каким-то чудом добыв билеты. Я помню, как словно во сне бродила по залам, где были собраны картины из раннего периода, плавно сменяющиеся уже более зрелыми и знаменитыми его работами. И вот, окунувшись в золото Юдифь, я наконец перевела взгляд на соседнюю работу. Не знаю, что меня поразило больше - то ли ощущение невесомости и абсолютной нереальности окружающего пространства в картине, то ли яркие, украшенные орнаментами и символами, как будто украденные с языческих обрядов, костюмы героев картины. Или меня поразило то, чему я не знала определения в том возрасте - тот момент единения, что Климт поймал в сети своего гения и передал на картине - момент любви, апофеоза близости между двумя людьми, заключенные в четыре угла дубовой рамы. Женское лицо, с прикрытыми в ожидании глазами и кудрявая, черноволосая мужская голова, застывшая на пол пути к таким желанным, соблазнительным губам возлюбленной. Словно путник, набредший чудом на оазис в пустыне. Наверное, в том возрасте, мне стоило бы захихикать и смущенно потупив глаза, начать рассматривать Юдифь или очередную работу, но я как завороженная стояла перед этой картиной. Ни грамма пошлости, обыденности, грязи - при взгляде на эту картину, возникает ощущение, что ты Бог, взирающий на венец своего творения - человеческую пару, дарящую друг другу любовь. Какое-то космическое ощущение.