Без выбора
Шрифт:
Чтобы просто знать.
Что ж…
Пришло время, и она узнала.
Жестко. Властно. Напористо.
Без единого намёка на нежность.
Потому что некто захотел её поцеловать.
Или проучить?
Багровский одну руку распластал на её затылке, сжал волосы, давая понять, что никуда она от него не денется. Не вырвется. Да и удерживал, одновременно прижимая, притягивая к себе. Его губы даже не пытались быть нежными – они брали то, что считали своим. Вита же оказалась совершенно не готова. Сколько бы раз она ни говорила себе, что взрослая, самостоятельная, что может прожить одна,
Так и Вита. Одна её часть кричала от возмущения, билась в истерике, требовала, желая вырываться, давая понять негодяю, что с ней нельзя обращаться подобным образом, что она не девочка для снятия стресса. Вторая затихла, не в состоянии осмыслить происходящее.
Первый поцелуй в двадцать лет…
Язык Романа уперся в её губы, требуя впустить его. Вита не смогла противиться напору, приоткрыла губы…
Ей послышался сдавленный мужской стон. Или обман слуха? Да какая разница. С самой Витой происходило что-то нереальное, не поддающееся никакому логическому вразумлению.
Она потерялась. Никак не могла собраться.
Ощущение мужских бедер между её ног, поцелуй, терпкий аромат Багровского…
Вита пыталась откинуться назад, уперлась одной рукой в столешницу, чтобы хоть как-то сохранить равновесие и не позволить распластать себя на столе.
Второй рукой она лихорадочно ощупывала стол.
И когда её пальцы нащупали сахарницу, она не колебалась ни мгновения.
Вскинула руку и опустила сахарницу прямо на затылок Багровского.
Время остановилось.
В ушах зазвенело от напряжения и испуга. Вита не думала о последствиях. Где-то на задворках сознания закралась мысль, что от её удара Багровский должен упасть в обморок – почему бы и нет? – и уже тогда она сможет оттолкнуть его от себя и убежать.
Куда – другой вопрос.
К чему Виталина оказалась не готовой, так это к иному развитию событий.
Роман яростно зарычал ей в губы, укусив за нижнюю. Вита охнула больше не от легкой боли, а от обиды. Инстинктивно подняла руку, чтобы нанести ещё один удар, но на этот раз её перехватили и с силой сжали.
– Брось!
Роман, тяжело дыша, с потемневшими от гнева глазами, оторвался от её губ, но взгляда не отвел, продолжал находиться в сантиметрах от неё, опаляя горячим дыханием.
Вита сильнее сжала сахарницу, чувствуя, как пальцы начинают подрагивать от напряжения, а в том месте, где удерживал Багровский, расцветала боль, свидетельствующая о том, что чуть позже проступят и синяки.
Девушка мотнула головой, не моргая и так же не отводя взгляда от черных глаз, в который клубилось бешенство.
– Брось, иначе хуже будет. Кисть не сломаю, но могу повредить.
Он говорил, не повышая голоса. Почти спокойно, но от его спокойствия повеяло смертельной опасностью, и не приходилось сомневаться в его словах. Повредит.
Вита пару секунд ничего не говорила, не двигалась даже. Лишь смотрела на него, а потом...
Она увидела, как у него на шее появилась первая темная капля.
Кровь?
И лишь тогда
к Вите пришло осознание того, что она только что сделала.Пальцы мгновенно разжались, отпустили сахарницу, и та со звоном ударилась о паркет.
– У тебя… кровь, - выдохнула девушка, мгновенно позабыв обо всем, что было ранее.
Никогда ни единому человеку она не причиняла физического вреда. Легкие пинки и удары кулаками по спине и груди Рустама и его людей – не в счет. Они им не доставляли особых неприятностей. Парни закаленные, выносливые.
Кровь – иное.
К крови у Виты было особое отношение, хотя тут слово «особое» неуместно. Она, как и многие другие люди, вид крови переносила плохо. Есть же даже категория мужчин, которые при виде крови падают в обморок, и для которых сдать анализ из пальца – целая проблема. Вита, конечно, в обморок не падала, но сразу терялась, появлялась неконтролируемая растерянность, неуместная и выбивающая из колеи.
Вита и фильмы, где использовались сцены жестокости, в подробностях показывали убийства, игнорировала. Она предпочитала мелодрамы и комедии, любила фэнтези.
А тут кровь, в реальности, и ещё по её вине.
В области желудка скрутило, тошнота подкатила близко к горлу. Вита даже перестала замечать, что вторая рука Багровского по-прежнему сжимает её бедро.
– Я чувствую, - недобро проговорил Роман, щуря глаза и вызывая у Виты ещё больше непонятных эмоций, вплоть до вины и раскаяния.
Она ударила человека! Докатилась…
– Ого, да у вас тут… Охренеть! Роман, что…
– Рустам, где у нас аптечка?
Появление Рустами Вита не услышала. Всё её внимание сосредоточилась на уже не капельке, а целой кровавой дорожке, что стекала по шее за ворот футболки.
Значит, удар был сильным…
Господи…
– Сейчас принесу.
– Ро… Рома… - её голос дрогнул и она, не обращая внимания, что одну руку у неё продолжали удерживать, и крепко, второй потянулась к мужчине.
– Не ожидала, что сильно приложишь меня, Вита? В следующий раз, когда надумаешь бить, бей крепче. Поняла?
Он снова притянул её к себе, прижался губами к её губам, на этот раз не целуя – клеймя. Всего пару секунд, но Вита ощутила и напряжение, и горечь, исходящие от Багровского. И ещё что-то, в чем она не готова была разбираться. Тем более признаваться.
Роман оторвался от неё, тяжело дыша.
– Хотя знаешь… Если для того, чтобы слышать, как ты с придыханием произносишь моё имя, тебе надо огреть меня по башке – я, пожалуй, соглашусь. Только потом ножки вот так же задирать будешь?
– Что?..
Вита с запозданием увидела, что подол платья совсем задрался, обнажив её бедра едва ли не до трусиков.
Вторично торопливые шаги Рустама она услышала, как и его матерные выражения. Роман, зыркнув на дверной проем, тоже выругался и, отойдя на шаг назад, свел её колени вместе и порывисто опустил платье, которое сам же и задирал.
– Спрыгивай со стола, Губастая. Будешь исправлять то, что натворила.
Наверное, и её чем-то невидимым приложили по голове, потому что Вита соображала с трудом. Или тому виной была кровь, что сильнее и объемнее окрашивала шею Багровского. Про затылок думать было опасно.