Бездна (Миф о Юрии Андропове)

— Что все это значит? — спросил товарищ Копыленко (снова товарищ) строгим начальственным тоном,— И… где мои документы?

Ратовский откровенно, с удовольствием захохотал.

— Владимир Александрович, голубь мой сизокрылый,— сказал он, все еще давясь хохотом,— Беседовать о серьезных вещах в таком, простите, жалком виде… Вам срочно необходимо посмотреть на себя в зеркало. Забирайте-ка свои вещички, возьмите из баула бритву — и марш в ванну! По коридору вторая дверь направо. Первая — туалет. А я пока займусь поздним завтраком. За трапезой и побеседуем.

И, вдруг полностью лишившись воли, став вялым и безразличным ко всему, Владимир Александрович Копыленко подчинился.

В ванне, облицованной зеленым ярким кафелем, была чистота. Все необходимое на полках. Увидев в зеркале свою помятую, небритую физиономию, с печатью пагубного разврата, Владимир Александрович плюнул в нее, даже со злорадным удовольствием («Поделом тебе, харя немытая!»), и, погружаясь в горячую пенную воду, подумал вдруг: «А! Пропади все пропадом!»

Минут через двадцать, появившись в комнате уже во вполне пристойном виде, он обнаружил Станислава Яновича в изящном темно-синем костюме, белоснежной сорочке и при галстуке-бабочке. На столе был скромный, но вполне приличный завтрак: чай, сандвичи, яичница, крохотные белые булочки, сливочное масло и вишневый джем.

— Спиртное сейчас нельзя,— улыбнувшись, сказал Ратовский.— Может пропасть эффект тибетского зелья. Да и вообще, любезнейший Владимир Александрович, вам следует отвыкать от дурной русской привычки опохмеляться по утрам. Она вам в новой жизни больше не понадобится.

— То есть? — прошептал господин Копыленко.

— Отныне вы эмигрант, перебежчик, невозвращенец. Выбирайте любой вариант, какой вам больше нравится.

Владимир Александрович судорожно проглотил кусок яичницы, поднявшись со стула, вышел на середину комнаты и, взяв себя в руки, сказал гордо (помните Владимира Маяковского: «У советских собственная гордость: на буржуев смотрим свысока!»):

— Я требую немедленно соединить меня с советским посольством и от дальнейших разговоров отказываюсь.

— Да полно вам, голубчик,— буднично, по-домашнему сказал Станислав Янович, намазывая хрустящую булочку вишневым джемом и с аппетитом откусывая от нее кусочек,— Садитесь, в ногах, как известно, правды нет. И кушайте, кушайте. Времени в обрез.— Ратовский, облизав тонкие губы, взглянул на ручные часы.— Ваш рейс в Лондон в пятнадцать десять…

— То есть? — обалдев, спросил Владимир Александрович.

— Да садитесь же вы!

Господин Копыленко сел и большими глотками выпил чашку остывшего ароматного чая.

— Я, конечно, могу соединить вас с вашим посольством, хоть с самим послом. Только какой прок? Что вы ему поведаете? Может быть, о вчерашних ваших проказах?

— Я… я…— Владимир Александрович потерялся, его стал бить озноб, мысли разбежались,— Да кто вы такой? — выкрикнул он истерически,— Кто вы такой, в конце концов?

— Вот,— удовлетворенно сказал Ратовский.— Это уже ближе к делу. Слушайте меня внимательно и не перебивайте. Повторяю: времени у нас мало. Итак…— Станислав Янович с усмешкой посмотрел на свою жертву,— Я представляю английские интересы. Или, если угодно, интересы Ее Величества британской Королевы. С позиций этих интересов, Владимир Александрович, вы становитесь отныне жителем Англии и сегодня… Может быть, завтра попросите политического убежища в нашей стране.

— Да на кой черт я вам нужен? — изумился господин Копыленко.

Возникла недолгая, но густая пауза. Станислав Янович, помешивая ложкой чай в чашке, думал, наморщив лоб.

— Ну…— произнес он с некоторым напряжением.— Вам все объяснят в высших британских сферах. Не моя компетенция. Но высказать свое предположение могу. Скорее всего, нашим соответствующим кругам не нравится советское проникновение на международный рынок компьютерных систем, прежде всего советский пристальный интерес к японским технологиям компьютеров…

— Но я — сошка! — перебил Владимир Александрович.— Маленькая сошка! Чего с меня взять?

— Значит, есть чего взять,— последовал спокойный ответ.— И не нам с вами судить. Я же, мой русский друг, только выполняю приказ.

«Как они меня сделали! — проносилось в эти мгновения в воспаленном мозгу господина Копыленко,— Обвели вокруг пальца… А я?… Осел…» И тут в глазах Владимира Александровича в буквальном смысле слова помутилось: комната наполнилась серым туманом.

— А…— зашептал он,— А Шварцман? Пауль… Где он?

— Думаю, уже в Кельне,— прозвучал из тумана голос Ратовского.— Возможно, в конторе банка своего батюшки. Допускаю, пересчитывает гонорар, весьма, уж поверьте мне, Владимир Александрович, приличный…

— Что? — перебил господин Копыленко, и туман мгновенно рассеялся.— Вы хотите сказать…

— Вынужден,— развел руками Станислав Янович,— Сами напросились. Да, да! Такова, мой неудачливый русский друг, жизнь. Достаточно часто в этом не лучшем из миров люди между любовью и деньгами выбирают деньги. И поэтому настоятельный вам совет: забудьте навсегда Пауля Шварцмана. Вычеркните из памяти.

«Он меня предал… Паша меня предал. Предал и продал меня англичанам за тридцать сребреников. Все… Все. Какой смысл жить дальше?… Умереть! Или… Бороться. Объявлю голодовку. Нет! Борьба! Сейчас брошусь на него. Душить, душить!…»

— Выкиньте из головы все ваши идиотские мысли,— прозвучал голос Ратовского.

Владимир Александрович открыл глаза — оказывается, он сидел на стуле зажмурившись.

— Я никуда не поеду! — постаравшись придать голосу твердость, сказал он.— Никакой Англии! Никакого политического убежища! Делайте со мной что хотите!

— Это мы, конечно, можем,— усмехнувшись, сказал Станислав Янович.— Способов — тьма. Доставить вас в Англию, к примеру, в трюме рыболовного траулера в полукоматозном состоянии, а потом вернуть к жизни на брегах туманного Альбиона, но уже в несколько поврежденном состоянии — нет проблем. Но. Владимир Александрович, зачем так усложнять жизнь? — Ратовский взглянул на ручные часы и вдруг встал со стула.— Все. Дискуссия окончена. Или мы с вами отправляемся в аэропорт…

— Или? — перебил господин Копыленко, все-таки пытаясь продлить дискуссию, правда, ясно не понимая: для чего?

— Или вот что.— Станислав Янович выдвинул из-под стола кейс из темно-коричневой кожи, положил его на стол, раскрыл, вынул плотный черный конверт, протянул его Владимиру Александровичу.— Взгляните на эти фотографии.

Непослушными пальцами бывший заведующий отделом советского Внешторга вынул пачку фотографий и… крепко зажмурил глаза.

«Сон… Кошмарный сон. Проснуться…»

— Смотрите! — приказал Ратовский.— Смотрите!

Он стал смотреть.

«Какой позор! Какая мерзость! И это — я? Я — такой? Гадость! Пакость… А это… В сауне… Что они со мной делают?…»