Шрифт:
Ну, зачем выходить на лестничную площадку? Добро бы надо мусор вынести или, там, шум какой… А то ведь просто так, открыл дверь и шагнул в холодный полумрак. А дверь, которая только что спасала от потустороннего, задверного шевеления, захлопнулась, мягко клацнув замком. И сразу полутёмная площадка нехорошо ожила. Из-за помойного ведра, общего для всей площадки, одна за другой принялись выползать мокрицы. Не слишком большие, полметра каждая, они горбили сегментированные спины, перебирали многочисленными ножками и бесцельно двигали жвалами, перемешивая выступающий желудочный сок.
На мгновение
Кидаться к захлопнувшейся двери поздно, там махонькая полупрозрачная змейка обвивает дверную ручку, ожидая, кто коснётся её. Змейка отлично мне знакома. У неё множество наименований: ледяная змейка, полуядовитая, а чаще, попросту: полузмейка. Полузмейка не кусается, она жалит. Ткнёт острым носиком, и ты застынешь, замрёшь в ледяной неподвижности. Через полчаса или час всё пройдёт, но к этому времени неторопливые мокрицы объедят тебе ноги до колен.
Это ещё не всё, что может появиться на лестничной площадке, если против воли очутиться там в предвечерний час.
Пора уносить ещё не объеденные мокрицами ноги.
Отпихнув самую шуструю многоножку, я скинул тапочки и поставил босую ногу на воздух, примерно в полуметре от пола. Придерживаясь за стену, натужно оторвал от пола вторую ногу и окончательно встал на воздух, бросив тапки на растерзание копошащимся мокрицам.
Расставив руки, словно на тонкую проволоку влез, неуверенно шагнул. Воздух пружинил, грозя в любую секунду прорваться. Мокрицы копошились внизу, их было уже очень много — чистого пола не видать. На завитушках перил объявилась вторая полузмейка, тянула головку, стараясь достать.
Путь по лестнице закрыт: спускаться можно, только держась за перила, иначе не устоишь на покатой воздушной поверхности и съедешь прямиком в распахнутую пасть лягушария, что облюбовал площадку полуэтажом ниже. Задние лапы лягушария вросли в истоптанный камень пола, прыгать он не может, но если сам спустишься к нему, то не обессудь.
Оставалось окно. Страшно, седьмой этаж, но торчать на лестнице, ожидая, пока воздух провиснет, и мокрицы вцепятся, — хуже.
Доковылял к окну, лёгким толчком распахнул рамы. Пригнувшись, шагнул в пустоту за окном.
Детский кошмар: будто шагаешь из окна и падаешь, падаешь… Больше всего на свете боюсь высоты. Если какой-нибудь человек при мне подходит к открытому окошку, мне становится дурно. В паху больно тянет, ноги слабеют, и хочется закричать: "Да отойди же ты! Разобьёшься!"
А тут — сам, своей волей.
Главное — не глядеть вниз.
Воздух прогнулся авоськой, опасно провис. Любое неосторожное движение — непрочные нити лопнут, а внизу асфальт, положенный совсем недавно поверх булыжника. Интересно, на что верней падать?
Медленно (пока медленно) опускаюсь. Воздушная кошёлка провисла так, что ноги потеряли опору, и я оказался в невидимом мешке, сложенный пополам: задницей
вниз, а ногами и головой — к небу. До земли осталось метров десять. Вроде, невысоко, но если кошёлка прорвётся в эту секунду, то сгруппироваться я не успею и трахнусь об асфальт копчиком.Метр… полметра… Бац!
С трудом встаю и иду, стараясь ни о чём не думать.
Иду, ни о чём не думать стараясь.
Не думать ни о чём, стараясь, иду я.
Ноги лучше знают, куда я иду. А зачем иду, об этом, тем более, стараюсь не думать.
В замкнутое сознание врывается голос.
— Пропуск кто показывать будет?
Так… Начинается. Спрашивают, нужно отвечать.
— Я тут каждый день хожу, пора бы привыкнуть.
— Пропуск необходимо предъявлять!
— Да вот он, ваш пропуск!
— Пропуск не мой, а ваш. И предъявлять его надо в открытом виде. Читать умеете? Для кого приказ на стене висит? Вот и читайте: "Пропуск предъявляется в открытом виде".
— Ерунда всё это. Давно пора электронные пропуска ввести.
— А это тебя не спросили. Переверните пропуск, он у вас вверх ногами.
— А это не ваше дело. Как хочу, так и предъявляю. Где приказ: "Запрещается предъявлять пропуск в перевёрнутом виде"? Нету? Вот и молчите.
Перепрыгнул вертушку и пошёл. Вахтёрша что-то визжала вслед, но я не слушал. Ненавижу дур, у меня на них аллергия. Давно пора выдать всем электронные пропуска и заменить эту бабу турникетом. Он, всяко дело, поумнее.
Пришёл в отдел. Уселся. Включил компьютер. Голову руками сжал, на монитор не смторю.
— Чего сидишь?
Ну, вот, опять спрашивают и, значит, нужно адекватно отвечать. Знать бы, какой ответ будет адекватным.
— Голова раскалывается.
В воображении мелькает залитая кровью брусчатка и моя расколотая голова, — вывалился таки из воздушной авоськи на большой высоте. А в сознании — чёткая мысль: сейчас таблеток предложат или посоветуют пойти к врачу.
— Пить надо меньше, голова болеть и не будет.
Этого варианта я не предусмотрел. Понятно, сам не пью, вот такие мысли в голову и не приходят.
Вместо ответа поднимаю мутный страдающий взор. Пусть собеседник думает что угодно, лишь бы отстал.
— А как же задание? Ты говорил, сегодня закончишь. У меня сроки летят.
— Закончу я его, закончу. Только мешать не надо…
Ушёл. Это уже неплохо. Теперь, пальцы на клавиатуру. Они у меня умные, пальчики. Главное — не вмешиваться, так они сами с заданием разберутся. Ноги меня сюда притащили, а руки пусть вытаскивают. Только не вмешиваться и не думать ни о чём. Кривая вывезет.
Сижу. Смутные мысли ни о чём бродят в голове. Руки что-то делают. Вот и пусть.
В сознание проникает вопрос:
— Обедать пойдёшь?
— Потом…
Потом, так потом. Сижу, почти сплю. Даже сон снится. Кто-то там за мной гоняется, а я убегаю по воздуху. Летать не умею, давно разучился, а бегать ещё могу.
— Ну, как, готово?
— Вроде — да.
— Молодец. Я знал, что ты можешь быстро. Сбрось на флешку, я пойду протестирую, что у тебя получилось.
Делать больше нечего… всё уже протестировано. И флешка эту дурацкая… Давно пора сделать локалку, и не маяться дурью, бегая с флешками.