Безлюдье. Дилогия

Он поправил на плече карабин, куда же нынче без оружия? С ним же был, лежащий в кобуре, серебристый Глок, подарок Петра Мосевского. Тот пришел к нему домой сразу после отъезда делегации белорусов и объявил, что уезжает.

– Не могу после Пачинского предательства смотреть людям в глаза.

– Тебя же вроде как не обвиняют?
– Михаил сочувственно посмотрел на молодого здоровяка.

– В открытую да, а так.... Да и чужой я здесь, неуютно себя чувствую.

– Ну, тут ты сам виноват. Мотался от берега к берегу, не пришей кобыле хвост. Парень вроде ты неплохой, но какой-то суетный, пора бы уж повзрослеть.

– Правы вы, Михаил Петрович. Нет у меня еще берега, видно судьба такая - мотаться по белу свету.

– А сейчас куда?

– Обратно поеду, в Подмосковье. Хочу друга Руслана найти, должок у меня перед ним. Да и вместе нам было как-то веселее. Мы как две половинки, он хоть и не русский, а меня лучше отца понимал.

– Друг это хорошо, это правильно. Заодно узнай, что да как там, но будь осторожнее.

– Постараюсь.

– Если нужна будет помощь, мы всегда примем тебя.

– Спасибо, Михаил Петрович, на добром слове. Хорошую вы компанию сюда привезли, я таких людей мало в жизни видел. И вот еще, возьмите подарок. От Пачина достался - он протянул Михаилу небольшой серебристый пистолет - Это Глок 36 - й. Оружие последнего шанса. Он маленький, его удобно прятать, в сумке еще две пачки патронов к нему и кобура.

Михаил взял в руку плоский и легкий пистолет. И в самом деле, можно и под одежду засунуть, или на ногу в кобуре прицепить.

– В магазине 6 патронов и нет предохранителя в обычном виде, в сумке есть руководство по эксплуатации. Сначала изучите его.

– Ну, спасибо за подарок. Помощь в сборах нужна?

– Да нет. Потапов мне уже помог собраться. И до свидания - он кивнул на прощание и пошел к воротам, а атаман задумчиво смотрел ему вслед. Люди уходят и приходят, а жизнь продолжается.

С белорусской делегацией тогда уехала и Сабина Ковальская. Она хотела добраться до родного Гродно, вдруг там еще есть живые. А к ним неожиданно прибились два неординарных мужичка, живущих раньше около Вязьмы и приехавшие с Родниковцами. То ли хиппи, то ли растаманы, завсегда они были веселые и добрые. Им выделили пустующий дом в Алфимово, но через два дня они перебрались на ферму, к коровам. Да так там и остались, понравились они буренкам, в общем. Ружников поначалу ругался, а потом как-то пришел к Михаилу весь изумленный, и с порога заявил, что эти два хиппаря ему удои повысили. А он, старый дурак, учился всю жизнь, имеет высшее агротехническое образование, а вот объяснить сей феномен никак не может. Ходят по коровнику эти два кадра в одежде кислотных цветов, что-то там поют, смеются. И коровам, оказывается, это все нравится! Михаил долго смеялся над руководителем их сельского хозяйства - Может они анашу твоим коровам дают? Смотри, а то начнут дети по садику вышагивать, как в том анекдоте.

Следом за первыми заморозками состоялись и выборы нового совета. Все прошло вполне обыденно, без неприятностей. Как и ожидалось, новоявленная оппозиция мест в нем не получила вообще, но атаман на первом же заседании попросил принять закон об обязательном предоставлении одного места в совете тем, кто не прошел барьер в двадцать пять процентов. Этим человеком он попросил сейчас назначить Диану Викторовну Корчук. Она себя хорошо показала в разработке их конституции, которую по примеру древнерусских князей, обозвали "Русской правдой".

До выборов жители поселков активно обсуждали главы и статьи нового закона, кое-что было добавлено коллективным творчеством, что-то из доморощенной конституции вообще убрали. А сама "Правда" была принята всеобщим голосованием одновременно с выборами совета. По ней глава их анклава /это новое словечко прицепилось благодаря белорусским товарищам/, наказной атаман выбирался всем населением. Он же назначал всеобщие сходы, выдвигал людей в совет, руководил шерифом и командиром их постоянного войска - разведчиками. В случае чрезвычайных ситуаций атаман возглавлял вооруженное народное ополчение.

В ополчение были записаны все взрослые жители поселения с 16 до 60 лет, а само оно разделялось на три составляющие: первый призыв - это взрослые здоровые мужчины от 18 до 45 лет, обязанные еженедельно участвовать в учебных сборах. Им выдавалось на постоянное хранение оружие, амуниция, боекомплект. Благодаря Ханту и его советской 'заначке' им удалось вооружить всех мужчин поголовно автоматами Калашникова, а также усилить каждый десяток единым пулеметом и гранатометом.

Второй призыв составляли молодые женщины до 35 лет, а также юноши 16-18 лет. Они также регулярно проходили сборы, только раз в две недели. Но многие из них занимались дополнительным военным обучением на добровольной основе.

Третий призыв - это все оставшиеся: больные, пожилые и немощные. Их планировалось использовать в тыловой охране и боевом обеспечении. После Пачинского мятежа все поселковые "голуби мира" и нытики резко замолчали, а на военных сборах заметно прибавилось народу. Среди молодежи же стало просто моветоном не уметь стрелять и не разбираться в военной технике, даже среди девушек.

Ополченцев правление также активно использовало в патрулировании поселка и в дальних разведывательных рейдах. Каждый ополченец первого призыва по решению Совета был обязан отдежурить две ночи в месяц в патруле.

Молодежная группировка Лютого окончательно влилась в наш разведвзвод. Парни и девушки понемногу обвыкались в новом для себя обществе, большинству из них здесь понравилось. Как выразился Ваня Дранов по кличке "Дрын" - "Здесь все по чесноку, по-пацански, но культурно". Только Лютый не согласился обменять свободу и поселился со своей странной подругой на развилке дорог, перед поворотом на Алфимово. Там стояло заброшенное строение, некогда бывшее временным складом. Он с друзьями отремонтировал там пару комнат, и устроил наверху неплохой наблюдательный пункт. Мимо его было трудно проехать незамеченным. Потапов идею Лютого одобрил и установил там постоянное дежурство. Сам Лютый часто появлялся на стрельбище, не чурался брать уроки боевого искусства у более опытных товарищей. Михаил надеялся, что позже этот уникум все-таки вольется в их коллектив.

А самым значимым событием этой осени стала, конечно же, поездка к белорусским друзьям. Встречу организовали в Оршанском анклаве, как стоящем прямо посередине между анклавами. Собралось туда достаточно много народу. Сам Михаил поехал с дочкой, с ним же была и официальная делегация: Складников, Тормосова, Ольга Туполева, Толя Рыбаков, Ружников, Подольский. Плюс каждый из них взял помощников, поехали также охрана и водители.

Дорога в ту сторону была отличной, поэтому передвигались на комфортабельном мерседесовском автобусе в сопровождении двух машин охраны. В колонне шел также Мамоновский трек, Пелагея везла на обмен всякую живность. Их машина была уже оборудована для перевоза скотины, поэтому и Ружников воспользовался оказией. За рулем сидел сам Тимофей, следом за ним шел Николай Ипатьев на Фрилайнере. В американском грузовике они везли всяческое добытое "мародерщиками" оборудование и конечно же подарки.

В старые времена эта дорога заняла бы всего часа два, теперь же приходилось постоянно оглядываться. Заранее на трассу выехали разведчики Капли, в районе поселка Комиссарово они встретились с белорусской ГБР. Там уже был оборудован временный пост, через него армейскими радиостанциями поддерживали постоянную связь между обоими анклавами, а также оттуда выезжали на регулярное патрулирование. После мятежа 'коттеджников' все стали серьезнее относиться к вопросам безопасности. Наконец, разведка дала добро на проезд делегации. Их колонна быстро домчалась до трассы М1 и повернула направо. Через час они уже встречались с разведчиками Вити Хазова, сам же Потапов оставался на хозяйстве в Капле. Они с шерифом всю неделю будут осуществлять руководство в поселке. На блокпосту в Комиссарово к колонне присоединился ожидавший их здесь оршанский патруль, и еще один час они неспешно двигались до развязки с трассой м8, после нее до цели путешествия оставался всего десяток километров.