Шрифт:
Рафаэл Лэфферти
Безлюдный переулок
В этом квартале хватало разных затейников.
Повстречав там Джима Бумера, Арт Слик спросил его:
– Ходил когда-нибудь вон по той улице?
– Сейчас - нет, а мальчишкой бегал к одному лекарю. Он ютился в палатке - летом, когда сгорела фабрика комбинезонов. Улица-то всего в один квартал длиной, а потом упирается в железнодорожную насыпь. Несколько лачужек, а вокруг бурьян растет - вот и вся улица... Правда, сейчас эти развалюшки как-то не так выглядят. Вроде и побольше их стало. А я думал, их давно снесли.
– Джим, я два часа смотрю на тот крайний
– Что же тут такого особенного?
– Джим, я тебе говорю, что прицеп нагрузили с верхом! Машина еле с места сдвинулась - думаю, на ней было не меньше шестидесяти тысяч фунтов. Грузили по паре картонок за семь секунд - и так два часа! Это же две тыщи картонок!
– Да кто теперь соблюдает норму загрузки? Следить некому.
– Джим, а домик-то - что коробка из-под печенья, у него стенки семь на семь футов, и дверь на полстенки. Прямо за дверью в кресле сидел человек за хлипким столиком. Больше в эту комнатку ничего не запихнешь. В другой половине, откуда желоб идет, что-то еще есть. На тот прицеп влезло бы штук шесть таких домиков!
– Давай-ка его измерим, - сказал Джим Бумер.
– Может быть, он на самом деле побольше, чем кажется.
Вывеска на хижине гласила: "ДЕЛАЕМ - ПРОДАЕМ - ПЕРЕВОЗИМ - ЧТО УГОДНО ПО ЗАМЕНЬШЕННЫМ ЦЕНАМ". Старой стальной рулеткой Джим Бумер измерил домик. Он оказался кубом с ребром в семь футов. Он стоял на опорах из битых кирпичей, так что при желании можно было под него заглянуть.
– Хотите, продам вам за доллар новую пятидесятифутовую рулетку? предложил человек, сидевший в домике.
– А старую можете выбросить.
И он достал уз ящика стола стальную рулетку.
Арт Слик отлично видел, что столик был безо всяких ящиков.
– На пружине, имеет родиевое покрытие, лента "Дорт", шарнир "Рэмси", заключена в футляр, - добавил продавец.
Джим Бумер заплатил ему доллар и спросил:
– И много у вас таких рулеток?
– Могу приготовить к погрузке сто тысяч за десять минут. Если берете оптом, то уступлю по восемьдесят восемь центов за штуку.
– Утром вы грузили машину такими же рулетками?
– спросил Арт.
– Да нет, там было что-то другое. Раньше я никогда не делал рулеток. Только сейчас вот решил сделать для вас одну, глядя, какой старой и изломанной вы измеряете мой дом.
Арт и Джим перешли к обшарпанному соседнему домику с вывеской: "СТЕНОГРАФИСТКА". Этот был еще меньше, футов шесть на шесть. Изнутри доносилось стрекотание пишущей машинки. Едва они открыли дверь, стук прекратился.
На стуле за столиком сидела хорошенькая брюнетка. Больше в комнате не было ничего, в том числе и пишущей машинки.
– Мне послышалось, здесь машинка стучала, - сказал Арт.
– Это я сама, - улыбнулась девушка.
– Иногда для развлечения стучу как пишущая машинка. Чтобы все думали, что здесь стенографистка.
– А если кто-нибудь войдет да и попросит что-то напечатать?
– А как вы думаете? Напечатаю, и
все.– Напечатаете мне письмо?
– О чем говорить, приятель, сделаю. Без помарок, в двух экземплярах, двадцать пять центов страница, есть конверты с марками.
– Посмотрим, как вы это делаете. Печатайте, я продиктую.
– Сперва диктуйте, а потом я напечатаю. Нет смысла делать две вещи одним разом.
Арт, чувствуя себя последним дураком, пробубнил длинное витиеватое письмо, которое уже несколько дней собирался написать, а девушка сидела, подчищала ногти пилочкой. И перебила только раз.
– Почему это машинистки вечно сидят и возятся со своими ногтями? спросила она его.
– Я тоже так стараюсь делать. Подпилю ногти, потом немного отращу, а потом опять подпилю. Целое утро только этим и занимаюсь. По-моему, глупо.
– Вот и все, - сказал Арт, кончив диктовать.
– А вы не прибавите в конце "люблю, целую"?
– спросила девушка.
– С какой стати? Письмо деловое, и человека этого я едва знаю.
– Я всегда так пишу людям, которых едва знаю, - сказала девушка. Письмо на три страницы. Это семьдесят пять центов. Пожалуйста, выйдите секунд на десять. Не могу при вас печатать.
Дверь захлопнулась и воцарилась тишина.
– Эй, девушка, - крикнул Арт, - чем вы там занимаетесь?
Из домика донеслось: "Вам что, нужно еще и память подправить? Уже забыли о своем заказе? Письмо печатаю".
– Почему же машинки не слышно?
– Это еще зачем? Для правдоподобия? Надо бы за это брать отдельно.
– За дверью хихикнули, и секунд пять машинка стрекотала как пулемет. Потом девушка открыла дверь и вручила Арту текст на трех страницах. Действительно, письмо было напечатано безукоризненно.
– Что-то тут не так, - сказал Арт.
– Да что вы! Синтаксис ваш собственный, сэр. А разве надо было выправить?
– Нет, я не о том. Девочка, скажи по чести, как твой сосед умудряется доверху нагрузить машину товаром из дома, который в десять раз меньше этой машины?
– Так ведь и цены заменьшены.
– Ага. Он тоже вроде тебя. Откуда вы такие?
– Он мой дядя-брат. И мы называем себя индейцами племени инномини.
– Нет такого племени, - твердо сказал Джим Бумер.
– Разве? Тогда придется придумать что-нибудь еще... Но звучит очень по-индейски, согласитесь! А какое самое лучшее индейское племя?
– Шауни, - ответил Джим Бумер.
– О'кей, тогда мы - индейцы шауни. Нам это пара пустяков.
– Идет, - сказал Бумер.
– Ведь я сам шауни и всех шауни в городе знаю наперечет.
– Салют, братец!
– крикнула девушка и подмигнула.
– Это как в той шутке, которую я заучила, только начинается там по-другому... Видишь, какая я хитренькая: о чем ты ни спросишь, у меня уже ответ готов.
– С тебя двадцать пять центов сдачи, - сказал Арт.
– Да я знаю, - сказала девушка.
– У меня из головы выскочило, что там на обратной стороне двадцатипятицентовой монетки... Заговариваю вам зубы, а сама стараюсь припомнить. Ну конечно, там такая смешная птичка сидит на вязанке хвороста. Сейчас я ее кончу. Готово.
– Она вручила Арту Слику двадцатипятицентовик.
– А вы, уж пожалуйста, рассказывайте, что здесь поблизости есть лапочка-машинистка, которая отлично печатает письма.