Безнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен
Шрифт:
— Я согласен, — поддакнул Брэндон. — Хотя предпочел бы повоевать на Континенте.
— Ах, какие удачные созвучия у наших древних родов. Норфолк на Севере, Суффолк на Юге [30] .
Мои верные воины. Хотя их старость не за горами. Долго ли еще смогут они водить в бой наши армии? Норфолку стукнуло шестьдесят восемь, а Брэндону — пятьдесят шесть.
— Шотландцы пока не задираются, — задумчиво произнес я. — Ведь у нас, можно сказать, в заложниках Алистер Макдоналд. То бишь молодой лэрд является гарантией того, что его отец будет вести себя мирно. Но лорд Западных островов не может
30
В английском произношении созвучие более полно: Norfolk for the North, Suffolk for the South.
Неожиданно решил высказаться Кранмер.
— Они ни разу не видели вас, — заметил он. — Для них Генрих Восьмой всего лишь имя. Если бы они смогли лицезреть ваше величество…
Верно. При встрече между людьми появляется особая связь, и в первый же день моего царствования я пробудил симпатию в моих подданных, проехав по городу к Тауэру. Они поняли, что я люблю их, и исполнились чувством преданности. Жители Лондона, Кента, даже французы, — всем довелось воочию узреть своего короля. В отличие от подданных Нортумберленда, Йоркшира и Шотландии. Северяне не были удостоены такой чести.
— Пожалуй, я съезжу к ним в гости, — сказал я, едва ли не удивившись собственным словам.
— Это будет королевское путешествие, — подначил епископ Гардинер. — С целью высокой государственной важности. Вы покажетесь шотландцам во всем величии, как когда-то предстали перед французами на Поле золотой парчи.
Да. Конечно. Грандиозный план поверг меня в легкий трепет. Такой визит может стать очень значимым для нас и решить многие внутриполитические вопросы.
Когда мы покинули палату Совета, я похлопал лорда Клинтона по плечу.
— Мы остановимся у вас, — сказал я. — Вы примете нас с истинно северным гостеприимством? — Он радостно улыбнулся, а я спросил: — Как поживает леди Клинтон? Надеюсь, наш приезд не слишком обременит ее?
У нас с ним было нечто общее. Мы оба испытывали симпатию к одной женщине, и это объединяло нас.
— Бесси приболела, — помолчав, произнес он. — Вероятно, не привыкла к северному климату.
Я невольно пожалел дам, вынужденных отправляться за мужем в любое захолустье по его прихоти или выбору.
— То есть…
— Ее легкие.
Да, на одном из приемов я заметил у нее признаки чахотки, но быстро забыл о них.
— Понятно.
Нет нужды желать ей исцеления. Болезнь ее, увы, неизлечима. Мне вспомнились рассуждения доктора Баттса о том, что слабые легкие стали проклятием рода Тюдоров. В сравнении с этим ножная язва показалась мне пустяковой жертвой.
— Ваши слова опечалили меня, — наконец вымолвил я, мягко коснувшись его руки.
Он кивнул и, не взглянув на меня, отвернулся.
Бесси вернется в Линкольншир и проведет там последнее лето… Я помолился о том, чтобы оно выдалось теплым — пусть обильно цветущие луга насыщают воздух чудным ароматом тимьяна.
Как же я беззащитен перед грабительскими кознями смерти, вдруг горько подумалось мне. Она постоянно отбирала дорогих мне людей. Правда, наше родовое древо так хорошо ветвилось, что я, не жадничая, отдавал ей должные пошлины.
— Такова участь всего земного, — лицемерно пробурчал я себе под нос.
Хочется надеяться, что старуха с косой уже забрала себе львиную долю, а меня самого и
моих близких еще не скоро призовут в мир иной. Но… у смерти составлен особый список, и сейчас мы значились в первых его строках.Вернувшись в свои покои, я устроился в кресле и мрачно уставился в пол. Я желал быть один и одновременно нуждался в собеседнике. Когда меня одолевало столь противоречивое настроение, я мог вынести присутствие лишь одного человека — Уилла.
— Ты посылал за мной?
Я нехотя поднял глаза.
— Да. Нужна твоя помощь.
Никогда и никому я не говорил таких слов.
— Вот он я. Что тревожит нас?
И тогда я поведал ему, как смерть подбирается ко мне, хватая за горло тех, кто мне дорог. Я ощущаю ее пальцы и на своей шее, они сжимают ее, не дают мне дышать. Я перечислил всех, кого безжалостно отняла костлявая, и назвал тех, над кем она уже занесла свою косу.
— Я тоже чувствую ее приближение, — признался Уилл. — С недавних пор я начал замечать, что у меня постоянно что-то болит. Я вряд ли долго протяну… Внутри то там, то сям ноет и скрипит. Мое бренное тело нуждается в исцелении, недуги приводят меня в уныние. Эх, только в молодости мы беспечны и не думаем о старости. Однако недомогания наши — это еще не знак того, что последний час близок. Просто нам дарован долгий жизненный путь, и кончина близких свидетельствует о том, что нам отпущено больше, нежели другим. Философы, много размышлявшие о возможном долголетии, неизменно приходили к выводу: старики, пережившие всех, с кем сводила их жизнь, жаждут смерти, ибо их гнетет одиночество. Почему же так происходит? Ведь вокруг не меньше людей, чем в юности. Но очевидно, в преклонном возрасте уже не заведешь друзей-приятелей, не встретишь любимую. Родство душ прельщает нас в ранние годы и порой выдерживает все испытания судьбы, радуя нас и в старости. Если повезет, конечно.
Я кивнул. Брэндон. Мор. Моя сестра Мария. Бесси. Сам Уилл. Но Екатерина, моя милая Екатерина… ее я полюбил позже, и наш союз еще молод. Значит, я крепко держусь в седле.
Внезапно мрачное настроение исчезло, и печальный разговор стал утомлять меня. Я не удосужился тогда докопаться до причины возникшего раздражения. Грустил я потому, что Бесси, любовь моей юности, умирала, а раздосадовали меня намеки Уилла. Дескать, истощилась способность Генриха любить и быть любимым. Понятно, что он имел в виду Екатерину Говард и ее неуместность в моей жизни.
XXXVII
Спустя пару часов я уже возлежал на шелковых простынях широкой королевской кровати, забавляясь с Екатериной. Я опустил занавеси золотого парчового полога, чтобы создать иллюзию былых развлечений на полях Франции. Пламя свечей трепетало в прихотливых потоках воздуха, проникавших под полог, и мерцающий свет усиливал волшебство… Мы были одни в неведомом мире, загадочной обители взрослых игр…
Екатерина залилась смехом, когда я погладил ее шею. Я провел пальцами по ее изгибам и впадинкам. Гладкая кожа была слегка влажной. Откуда взялась испарина в холодные зимние дни?
— На Рождество мне подарили крем из Сирии, — пояснила королева, словно прочитав мои мысли. — Его сделали из веществ, которых нет в Англии.
Из Сирии?
— И кто же вернулся из далеких краев? — невольно поинтересовался я.
В те дни никто не осмеливался открыто торговать с неверными.
— Фрэнсис Дерем, — усмехнувшись, сказала Екатерина. — Одно время он пиратствовал в Ирландском море. А морским разбойникам закон не писан.
Я нахмурился.