Безобразное барокко

Вскрытия Рюйша пользовались огромной популярностью. Весной 1670 года одно такое представление принесло городской казне рекордную сумму – 255 гульденов. В качестве поощрения город заказал портрет Фредерика Рюйша в окружении членов медицинской гильдии. На групповые парадные портреты было принято помещать людей, так сказать, при исполнении. Военных изображали во время патрулирования улиц, охотников – в окружении собак и дичи, а медиков – в приятном обществе препарированного трупа. Такие полотна украшали парадную залу в здании, где размещалась гильдия врачей, – теперь ее украсил и «Анатомический урок доктора Рюйша».

В Амстердаме XVII века граница между анатомическим театром и театром драматическим была куда более зыбкой, чем сейчас. И то и другое было зрелищем, живо обсуждавшимся в обществе и в светской хронике. Никого не удивляло появление печатных брошюр, где в стихах и в прозе приводились подробности гинекологической операции, проведенной местным врачом. Склоки медиков и особенности физиологии больных были предметом светских бесед. После Великих географических открытий, когда в Европу хлынули экзотические образцы флоры и фауны, коллекционирование стало одним из любимых развлечений медиков. Интерес к растениям и животным, привезенным из далеких стран, был связан не только с надеждами на их целебные свойства. Дело в том, что географические открытия давали возможность проверить, правда ли, что где-то водятся русалки, саламандры, драконы и люди с песьими головами. Доказательством считались высушенные или заспиртованные образцы.

Однако ни один коллекционер не мог похвастаться заспиртованной русалкой или хотя бы ее жабрами, и все эти чудесные существа постепенно перемещались из области биологии в область мифологии. В портовом Амстердаме образцы заморских растений и животных продавались оптом, и в коллекции Фредерика Рюйша таких предметов было довольно много. Но главной ценностью его собрания были все-таки анатомические препараты.

По идее, коллекция препаратов была наиболее продвинутым способом документации работы анатома. В медицинских спорах высушенный или заспиртованный орган выглядит убедительнее, чем словесное описание и даже рисунок. Поэтому коллекционирование было увлечением всех, кто имел хоть какое-то отношение к медицине. Кто-то использовал медицинские препараты для научной работы, кто-то в качестве учебного пособия, кто-то для привлечения публики.

Коллекция Рюйша была настолько большой, что для ее демонстрации пришлось арендовать отдельный дом. Текст договора, который анатом заключил с городом, гласил, что дом арендуется не для жилья, «а только для размещения скелетов, черепов, а также других останков человека, включая бальзамированные части тел». С любопытствующих посетителей взималась плата, врачам экспонаты демонстрировались бесплатно. Кроме того, был отпечатан каталог, украшенный собственноручными рисунками Фредерика Рюйша.

Созданный Рюйшем музей мог похвастаться большим собранием скелетов, различных органов и заспиртованными человеческими зародышами – от маленьких, размером с горошину, до вполне сформировавшихся. Последние неизменно вызывали большой интерес у посетителей. Самым впечатляющим экспонатом этой серии был четырехмесячный плод внутри матки с плацентой и пуповиной.

Скелеты, мышцы, сосуды, отдельные органы – все эти материалы давали возможность изучать анатомию в комфортном пространстве музея без отвратительного запаха и холода мертвецкой. В какой-то момент Фредерик Рюйш серьезно занялся живописью. Вообще-то, до изобретения фотоаппарата умение рисовать было частью профессии анатома. Но он увлекся, так сказать, чистой живописью. Недоброжелателям это показалось странным. В одном из памфлетов, посвященных Рюйшу, говорилось: «Он пишет маслом змей, чтобы дать выход своему яду, он пишет жаб, чтобы выразить свою отвратительную природу, он пишет цветы, чтобы напомнить, что все его прекрасные препараты столь же недолговечны».

Однако Рюйш знал, что делал. Для него не существовало границ между анатомическим препаратом и художественным объектом. Граница между анатомическим препаратом и произведением декоративно-прикладного искусства была весьма условна, поэтому Рюйш украшал заспиртованные органы кружавчиками, воротничками, цветочками.

Вообще, это было стилем эпохи. Слово «инсталляция» появилось позже, но именно так хочется назвать, например, интерьер анатомического театра Лейденского университета, где посетителей встречал ряд скелетов с вымпелами в руках. На вымпелах были размещены краткие изречения о бренности человеческого тела. Под деревом располагались мужской и женский скелеты, которые должны были изображать грехопадение. Музейные витрины оформлялись как натюрморты, где скелеты располагались вокруг горки из камней, извлеченных из почек и мочевого пузыря, а на камнях находились деревья из высушенных сосудов, заполненных красным воском, бальзамированные органы, чучела птиц. Фредерик Рюйш увлеченно придумывал подобные жутковатые инсталляции. Скелеты держали в руках пики и знамена и, казалось, рвались в бой. Экспонаты сопровождались изящными надписями: «Смерть не щадит даже созданий нежного возраста», «Человек, рожденный женщиной, живет очень недолго и имеет множество недостатков», «К чему любить мирские вещи?» Детский скелет с чучелом цветастого попугая в руках украшало изречение «Необратимое время пролетает мимо». А на гробике с черепом новорожденного посетители видели цитату из Горация «Ни одной голове не убежать от безжалостной Прозерпины». Таким образом, анатомические пособия вписывались в средневековую традицию моралистических изображений, напоминающих о бренности жизни и неизбежности смерти. Экспонировались и прообразы современной социальной рекламы. Например, Рюйш демонстрировал изъеденные сифилисом кости известной амстердамской проститутки Анны ван Горн.

Но были здесь и идиллические объекты. Детские скелеты с цветочками и бабочками. К заспиртованным детским рукам Рюйш прикреплял высушенных экзотических насекомых. Создавая свои композиции, Фредерик Рюйш не имел намерения оскорбить общественную нравственность. Да никто и не собирался оскорбляться. Все эти объекты воспринимались как медицинские пособия или же произведения изобразительного искусства. В бэкграунде у голландцев были ужастики Босха, и шокировать их было непросто.

Фредерик Рюйш ценил свое искусство, поэтому каталоги всячески подчеркивали белизну костей, упругость кожи и другие эстетические достоинства экспонатов. Посетителям предлагалось обратить внимание на то, что скелеты стоят на собственных конечностях, а не скреплены проволокой. Рюйш охотно рассказывал, как он заполнял препараты воздухом, воском или ртутью и какой огромный труд стоит за всеми этими приемами. Однако подобные презентации имели явно рекламный характер. Подробности технологий Рюйш хранил в глубоком секрете.

Многотомный каталог коллекции одновременно служил и предпродажным описанием. Стареющий анатом всерьез намеревался продать свое собрание. «Пока я жив, – писал он, – выставляю это творение, которое я завершил, на продажу, дабы еще до смерти быть уверенным, что о моих открытиях останется память».

Продавал Рюйш не только коллекцию, но и созданную им технологию бальзамирования. Он предложил все это Лондонскому королевскому обществу, однако сделка не состоялась, поскольку 30 тысяч гульденов, которые просил анатом, были слишком крупной суммой. В итоге покупателем сокровищ голландского анатома стал российский император Петр Алексеевич. Когда в составе Великого посольства Петр I инкогнито путешествовал по Европе, он интересовался не только строительством кораблей. В числе прочего молодой царь пытался заниматься медициной, что и привело его в созданный Рюйшем музей. Царя настолько поразила красота бальзамированных детских тел, что он приложился к одному из препаратов. Фредерик Рюйш с гордостью писал: «Я так искусно приготовил препарат, что великий монарх его поцеловал». Петр стал брать у Рюйша уроки анатомии. Правда, от посещения публичных вскрытий пришлось отказаться, поскольку публика ломилась посмотреть на русского царя, а не на труп. Ажиотаж сделал демонстрацию практически невозможной.

Петр был хорошим учеником и практически сразу стал реализовывать полученные знания. В 1706 году в Москве начала работать больница – первое медицинское учреждение, созданное по европейскому образцу. А сам царь, охотно перенимавший внешние черты европейского быта, приступил к составлению собственной коллекции заспиртованных редкостей, которая положила начало собранию Кунсткамеры.

В 1716 году Петр вновь посетил Амстердам, где публично назвал Фредерика Рюйша своим учителем. Начались переговоры по покупке коллекции знаменитого анатома, и в конце концов ящики с экспонатами прибыли в Санкт-Петербург. По условиям контракта Рюйш передавал русскому царю не только коллекцию, но и технологию бальзамирования. Считается, что эта технология была использована после смерти Петра I для подготовки его тела к церемониальному прощанию. Оно находилось в открытом гробу около месяца. Все, чем интересовался Петр I, было обязательным для его подданных. Новые институции, традиции и моды внедрялись быстро и жестко. Методы, при помощи которых царь проводил «реформу здравоохранения», хорошо демонстрирует известный анекдот о посещении Петром анатомического театра в Лейдене. Заметив, что кто-то из свиты с отвращением смотрит на тело, лишенное кожного покрова, Петр приказал своему брезгливому спутнику зубами отрывать плоть от препарированного трупа.

Первые медицинские учреждения создавались и в Москве, и в Петербурге. К тому, что медики работают с трупами, общество еще не привыкло, и вскрытия воспринимались как надругательство, а то и кощунство. Чтобы изменить отношение подданных к анатомии, Петр использовал не только кнут, но и пряник. После завершения строительства Кунсткамеры, где была размещена коллекция Фредерика Рюйша, царь издал специальный указ, гласивший, что вход в этот музей является бесплатным. Указ также требовал «приучать, потчевать и угощать» посетителей музея. Хранителю коллекций выделялось 40 тыс. рублей в год на то, чтобы угощать посетителей кофе, «цукербродами» и венгерским вином. Император старался своим примером заставить подданных изучать медицину. Пользуясь знаниями, полученными у европейских медиков, царь охотно рвал приближенным больные зубы, а иногда норовил взяться и за скальпель. В дневнике одного из соратников Петра есть такая запись: «Герцогиня Мекленбургская находится в большом страхе, что император скоро примется за её больную ногу: известно, что он считает себя великим хирургом и охотно сам берется за всякие операции над больными».

В результате в общественном сознании медицина и анатомия вошли в число тех наук, которыми должен интересоваться всякий сторонник прогресса. Работа с трупами или хотя бы посещение анатомических театров казались непременным условием приобщения к тайнам жизни и мироздания.

В то время Амстердам стал центром анатомических исследований.

Всё это свидетельствовало о распространении Просвещения и об успешной борьбе протестантизма с суеверием. Но эпоха барокко была эпохой противоречивой и даже несмотря на распространение моды на анатомические театры власть суеверий оставалась необычайно сильной даже, может быть, в самой просвещённой стране этой эпохи, в Голландии. Рассыпать соль, уронить нож, перевернуть на столе каравай – все это сулило несчастья.