Безопасность непознанных городов

Он прижался к ней. Перестав сопротивляться, Вэл заставила себя безвольно обмякнуть. Такая внезапная покорность застала Брина врасплох. Вэл сползла по стене, затем бросилась вбок и прошмыгнула на четвереньках между ног Брина, опрокинув его по пути.

Но тот снова ее схватил, едва она добралась до женщины с перерезанным горлом.

Ожидая удара ножом между лопаток, Вэл бросилась вперед и выдернула стек из окровавленных половых губ женщины.

Кожаный стержень выскользнул с сочным хлопком, следом забулькал, выходя, воздух. Так и не подав признаков жизни, обитательница камеры беззвучно опрокинулась ниц. В основании черепа у нее зияла смертельная рана.

Ни развернуться, ни прицелиться не было времени. Вэл занесла стек и ударила по Брину за спиной с такой силой, что тот закричал и выпустил ее ноги.

Перекатившись, она увидела, что рассекла ему щеку. Глаз заплыл, из него сочились красные слезы.

Не давая противнику прийти в себя, она хлестала еще и еще. Ошметки кожи и крови летели в стороны, будто кто-то выбивает грязный ковер. Брин, дрогнув, попятился. Вэл проскочила в дверь, которую он оставил открытой, когда бросился в погоню, задвинула засов и привалилась к ней, всхлипывая от облегчения.

Вскоре раздался скрежещущий голос Брина, больше похожий на предсмертные хрипы человека с перерезанным горлом. Дверь задрожала под натиском.

Вэл прижалась губами к щели между деревом и камнем.

— Пожелала бы тебе гореть в аду, Артур, но, похоже, ты там уже побывал.

Она едва успела отшатнуться. Брин вонзил нож туда, где, как ему казалось, находится ее рот.

— Да пошел ты, Артур! — крикнула она с безопасного расстояния, но ответом были только леденяще жуткая тишина и чуть ли не осязаемая ненависть, исходящая из-за двери.

Что ж, по крайней мере, на какое-то время монстра удалось запереть в этой части темницы. Насколько легко и быстро он найдет другой выход и бросится в погоню, Вэл не знала, но не собиралась терять время на выяснение.

Впереди тянулся тусклый коридор — очередной участок хаотичного подземного муравейника, входящего в обиталище Филакиса. Свет из вентиляционных шахт над головой здесь был еще скуднее. В воздухе висели канализационные запахи, удушающие, как вонь гниющих магнолий. От смрада мутило в желудке.

Эту часть темницы отличала очень запутанная планировка, словно специально разработанная для того, чтобы пресечь любые попытки создать мысленную карту. Проходы ветвились, одни лестницы вели в кромешную зловонную темноту, другие поднимались вдоль стен и были столь узкими, что подошли бы только альпинистам.

Время от времени, устав от блужданий, Вэл останавливалась перевести дух и прислушивалась к леденящим кровь звукам. Из глубин лабиринта доносились жалобные вопли, яростные завывания, лающее стаккато языков в конвульсиях безумной боли.

Опасаясь идти вперед и еще больше боясь возвращаться туда, где в последний раз видела Брина, Вэл продолжала двигаться в сторону криков.

Лестница постепенно сужалась и через несколько шагов полностью исчезла в бреши, образованной вынутым из стены камнем. Все более громкие звуки страданий доносились из-за нее. Присев, Вэл увидела по ту сторону слабый свет.

Проскользнув в отверстие, она оказалась в еще более мрачном коридоре. Слева и справа тянулись тесные камеры, в каждой содержался только один обитатель, подвергавшийся собственным испытаниям. Некоторые узники были в капюшонах и с зажимами на опухших гениталиях и сосках, другие мучились от эрекционных колец из горячего металла и зверски тугих корсетов, затянутых до того сильно, что плоть выпирала между завязками, будто поднявшееся тесто. Один гибкий, как акробат, мужчина лежал на спине, закинув ноги за голову, и пытался дотянуться языком до собственного члена. Тот находился всего в миллиметре от губ, но из-за хитроумных пут все старания пропадали втуне.

Вэл побрела дальше, потрясенная и зачарованная этой симфонией неутоленного желания.

Пол становился все более влажным. Неподалеку что-то тихо хлюпнуло, и, завернув за угол коридора с пыточными камерами, Вэл увидела продолговатый бассейн, едва достаточный для тела. В нем обнаженным и связанным плавал лицом вниз истощенный ангел. Он полностью потерял цвет и по всем признакам выглядел мертвым, но изо рта выходила дыхательная трубка, похожая на флейту.

Смотря на его бледность и неподвижность, Вэл усомнилась, что та ему еще нужна.

Наклонившись к нему, она потрясенно ахнула. Нет, это не утонченное небесное создание, напротив — Маджид. Но в каком состоянии! Скрючен, как зародыш, в этом раздутом мешке-утробе. Гол, ничего не касается, в полной тиши и темноте.

Подтянув Маджида к себе, Вэл развязала ему руки и перевернула его на спину. Мертв, подумала она. Бледное и по всем признакам безжизненное тело словно состояло из ваты, кожу покрывала пепельно-серая слизь.

Однако Вэл уже повидала в этом месте достаточно чудес и признавать Маджида мертвым не торопилась.

Она вытащила голову любовника из воды, вынула у него изо рта трубку и встряхнула его за плечи. Голова безвольно замоталась, сверкнули белки глаз.

Казалось, Маджид не дышит, но, положив руку ему на грудь, Вэл ощутила биение сердца, раз в десять более медленное, чем собственное.

— Маджид!

Она надавала ему пощечин, затем укусила за ухо раз, другой, третий, пока рот не наполнился медным привкусом крови.

Глаза Маджида, моргая от мучительного для них зыбкого света, медленно сфокусировались. Кожа и волосы, и без того всегда бледные, за время в бассейне выцвели до меловой белизны. Он напоминал угря-альбиноса из подземной пещеры, чьего полупрозрачного тела никогда не касался солнечный свет.

— Маджид, это Вэл. Что Филакис с тобой сделал?

Маджида затрясло. С помощью Вэл он перетащил себя через край бассейна и, дрожа, рухнул рядом с ним. Мускулы под кожей подергивались в сумасшедшей джиге, по лицу пробегал тик, руки и ноги конвульсивно подскакивали.

— Можешь говорить? Что с тобой случилось?

Вэл попыталась обнять Маджида, но его тело били жестокие судороги. Он то брыкался, то трясся, как ребенок в плену ночного кошмара.

Так вот в чем заключалась его странная пытка! В мире, где даже шелест листьев вызывает эротическую дрожь, Маджида лишили всяческих стимуляций извне... в его драгоценном опиуме и то было отказано.

Руки Вэл покрывала жидкость из бассейна. Лишь теперь она обратила внимание на прохладную тягучесть того, что вначале приняла за воду. Нет, не вода, а холодная, комковатая сперма.

— Маджид! Вставай, ну же!

Она усадила Маджида и шлепнула по спине. Тот глубоко вздохнул, затем еще раз.

Внезапно его веки затрепетали. Он посмотрел на нее тупым взглядом дебильного ребенка, перегнулся через край бассейна и извергнул все, что было в желудке.

— Тебе плохо? Что с тобой?

Его глаза, окруженные иглами слипшихся от спермы ресниц, выглядели остекленевшими.