Безоружные

Слёзы потекли по моим щекам, собираясь в уголках губ, горькие.

– Я не хотел их спасать, - признался он. – Но ещё меньше я хотел следовать воле отца. Так что я прикончил его шестёрок на глазах у твоих предков, прости.

Я кинулась на него, обвила его шею руками, но не для того, чтобы выполнить угрозу.

– Спасибо! Спасибо тебе за это, спасибо, - повторяла я, крепко его обнимая.
– Спасибо, что спас их, это важнее, чем моё спасение, это важнее всего на свете, я бы никогда себе не простила, если бы с ними что-нибудь случилось из-за меня, спасибо, что был рядом, когда меня не было, и за то, что убил своего отца тоже спасибо.

Все недостатки и пороки, которые раньше я ненавидела в нём, теперь виделись мне чуть ли не добродетелями. Я была рада тому, что он такой кровожадный, бешеный, мстительный, ведь иначе он не пришёл бы к своему отцу и никогда бы не узнал, что тот терроризирует моих родителей. Он бы не отправился к ним и не прикончил бы тех наёмников.

– Всё, что я делал… я делал для тебя, - признался Арчи, его голос звучал хрипло и вопреки ситуации… виновато. – Я всё делаю для тебя, может быть, однажды ты поймёшь это. Поймёшь, что тебе никто не нужен, потому что… Я ведь могу заменить кого угодно, пусть и не хочу быть заменой. Я хочу стать для тебя тем, кого никто не мог бы заменить.

Вопреки своим словам он не обнимал меня, его руки безвольно висели, пока сам он смотрел в небо. Похоже, он совсем не гордился этим актом героизма, и мой эмоциональный всплеск его ничуть не радовал. Потому что причиной моего счастья были другие люди, а не он. Эти объятья – символ моей любви к ним, а не к нему.

– Когда-нибудь… после того, как здесь всё уляжется, - произнесла я, - мы ведь сможем навестить их? Не гостить, даже не разговаривать… думаю, я никогда не решусь показаться им на глаза. Но просто самой посмотреть на них?..

– Ага, – выдохнул Арчи. – Когда-нибудь.

***

В комнате прибрались и принесли мои вещи. В гардеробной появились платья, бельё и обувь. Об обилии говорить не приходилось, но количество одежды указывало на то, что я задержусь здесь. По крайней мере, до конца траура.

Несмотря на то, что Арчи пытался убедить меня в том, что суицид деда ничуть его не расстроил, ещё одна смерть родственника, а следом подготовка к похоронам, отнюдь его не вдохновляли. Только не вкупе с борьбой за власть, которая шла в коридорах и залах особняка. Не стоило забывать и о «гостях», которые заняли изолятор.

В общем, это был труднейший период в жизни Арчи, и я была обязана поддержать его, теперь особенно. Так что я не смогла отказать ему, когда он предложил поужинать вместе. В саду, который мне так понравился.

– Отличная идея, - ответила я на это. – Может быть, я и спать останусь здесь.

– Может быть. – Арчи двусмысленно улыбнулся.

Я не стала объяснять, что ляпнула это, потому что в большей безопасности чувствовала себя под открытым небом, чем под крышей его дома. Хотя, наверное, стоило. Эта недосказанность давала ему надежду, и чем дольше я откладывала разговор по душам, тем тяжелее будут последствия, я это понимала. Но какие слова могли хоть немного облегчить боль от воткнутого в спину ножа?

Переодеваясь в одежду, которую Арчи купил для меня, я опять оказалась на грани нервного срыва. Поэтому голос Мура за спиной прозвучал как благословение.

– Помочь?

– Да, пожалуйста.

Он говорил о молнии на платье, но моя просьба распространялась и на другие проблемы, куда более серьёзные. Пугающую неопределённость, например. Неприязнь домочадцев. Чувство чужеродности всему, что меня сейчас окружает. Извечное стремление освободиться.

Да, пожалуйста.

Но Мур всего лишь провёл руками по моим плечам и спине, заставляя платье упасть к ногам.

– Ты чего делаешь?! – Я не успела договорить. Он наклонился и повернул мою голову, накрывая мой рот поцелуем, совершенно непривычным: жадным, отчаянным, наполненным злым нетерпением. Незнакомым ещё и потому, что в его языке больше не было пирсинга.

Оцепенев на секунду, я чувствовала, как мужчина трётся об меня, заведённый до предела. Его руки сжимали почти грубо, почти больно… Что могло его так взволновать? Правда о его рождении? Та часть переговоров, которую я пропустила? Или экскурсия, с которой он только что пришёл? Его гидом была Эд, так что главная достопримечательность пятого размера всё время была у него перед глазами…

– Погоди… нет, не сейчас…

Хотя, чёрт, возможно, это и было решением всех проблем.

– Не сейчас? – Он отстранился, глядя на меня так, будто пытался выяснить, не ослышался ли. – Нашла себе кого-то более подходящего, Кэс?

– Не веди себя так, будто ревнуешь, - пробормотала я. – Тебе ведь это несвойственно, сам всегда…

– Я ревную.

Теперь уже я уставилась на него, веря, что ослышалась.

– Я ревную, - повторил Мур, окончательно меня смущая. Это была самая откровенная, порочная вещь, которую я от него слышала.
– И теперь уже мне нужно доказательство.

– О…

– Можно, я посмотрю на тебя?

Ничего себе, он такой непритязательный в отличие от меня. Ему хватит одного взгляда, чтобы остаться полностью удовлетворённым и унять ревность? То, что для меня было прелюдией, им воспринималось как лучшее доказательство?

Мне стало стыдно от собственной распущенности, но мужчина тут же исправился:

– Хочу убедиться, что чёрная верёвка будет смотреться на тебе ничуть не хуже, чем красная.

А, так вот какое доказательство ему нужно.

Подняв платье, я кое-как справилась с застёжкой сама, после чего дополнила наряд широким ремнём.

– Чёрная верёвка – это очень остроумно, «Джеймс», но я отношусь к трауру серьёзно.

– Именно поэтому решила устроить себе свидание?

– Это не свидание, а разговор за ужином.

– Проголодалась, значит. – От его голоса даже самые банальные фразы приобретали сексуальный подтекст. – Надеюсь, на десерт ты не останешься, даже если будут подавать «мороженное».

Да чтоб тебя!

Его ревность была чудом, несомненно, и в другое время в другом месте я расценила бы эту сторону его любви как лучший комплимент. Сейчас? Его намёки оскорбляли.

– Не знаю, «Джеймс», не знаю.
– Я пошла к двери, отряхивая платье и поправляя нехитрую причёску. – Но если заскучаешь, сходи на очередную «экскурсию». Или прикончи ещё какого-нибудь старика.

Каким-то образом он оказался у двери раньше меня, и от его взгляда я шарахнулась назад.

– Осторожнее, я ведь могу расценить это как приказ, - тихо прорычал Мур, и уже давно остывшая злость вспыхнула во мне снова.