Безрассудный

Она не стала сообщать ему имя предполагаемого супруга. Рейф мог бы развлечь ее, но она почти ничего не знает о нем. Нельзя рисковать планами Майры. Кроме того, он лишь посмеется над ней. Или, еще хуже, пожалеет, или даже – черт бы побрал этот внутренний голос! – почувствует к ней отвращение.

– Нет. Не Орвилл. Я еще ни на ком не остановила свой выбор.

– Вот как? – Рейн подошел к ней ближе.

Он был очень высоким. Ей приходилось запрокидывать голову, чтобы смотреть ему в глаза.

– Тогда, полагаю, вы сгораете от нетерпения вернуться в аукционный зал и собрать в очередь всех перспективных кандидатов.

Она фыркнула совсем не так, как подобает воспитанной леди.

– Едва ли. – Это слово вырвалось у нее раньше, чем она успела сдержаться, и слишком многое выдало о ней.

Рейн лукаво улыбнулся:

– Это хорошо.

– А почему? – спросила она.

– Потому что я решил, что еда и одежда – одежды я, кстати, не вижу – слишком незначительные требования в качестве репараций. Особенно для девушки, которая ожидала, что ее изнасилуют.

Сердце Фейвор стремительно забилось. Во рту пересохло.

– Что вам нужно? – осипшим вдруг голосом спросила она.

– Увидите, – сказал он, окидывая чувственным взором ее лицо и тело. – Но сначала вам придется снять это платье.

Глава 15

Пот заливал голые руки и шею Фейвор. Тонкие волосы на висках свернулись влажными колечками и прилипли черными завитками к шее и ключицам. Она облизнула губы и ощутила привкус соли. Руки и ноги стали слабыми и отяжелели. Не было сил даже двигаться.

Она посмотрела в зеркало и едва узнала в нем девушку, которую, похоже, только что как следует изваляли. Пудра давно исчезла с лица. Кожа сияла.

– Ох, – виновато шепнула она, – это было здорово.

– Что вы сказали?

Она отвернулась от зеркала и простодушно улыбнулась Рейну. Он перебирал содержимое громадного ящика.

– Ничего.

Ни за что она не признается ему, что помогать в поисках клада Макларенов было для нее скорее наградой, чем наказанием. Она сбросила свой красивый наряд и надела старое домашнее платье, которое он выкопал из какой-то коробки. Фейвор пыталась скрыть свой восторг. Она провела слишком много времени перед множеством зеркал, стараясь быть похожей на Дженет Макларен. От облегчения, которое она испытывала, освободившись от этой роли, у нее кружилась голова.

Это было чудесно. Она рылась в шкафах, копалась в ящиках и коробках, заглядывала под кровати и перебирала рулоны ткани и стопки постельного белья. Она не нашла ни клада, ни той узорчатой коробки, в которой, согласно легенде, по его словам, он находился, хотя она никогда прежде не слышала этой части легенды.

Зато она нашла маленькие, загадочные и драгоценные памятные сувениры: полное энтузиазма описание ребенком своей жизни, сделанное сто лет назад; сломанную турецкую саблю, старательно завернутую в выцветший мавританский флаг; хрустальный дамский флакон, все еще хранивший слабый аромат роз. Они завораживали ее своими нерассказанными историями. Историями Макларенов.

Ее историей.

Она помнила какие-то обрывки маминых рассказов, но только маминых. Своего отца она почти не помнила. Он вернулся из Лондона вскоре после резни, ему было отказано в милосердии; судьба ее братьев было решена. Он вернулся и узнал о смерти жены и дикой расправе над его людьми. В течение года его не стало.

Майра писала ей о ее предках; то был длинный, сухой список имен, выигранных сражений и покоренных земель. Но эти вещи, – Фейвор осторожно дотронулась до детского колечка с жемчужиной, – эти вещи рассказывали интимные истории. Впервые ее предки стали для нее реальностью.

Какая любящая мать спрятала в выдвижной ящик эту рогатку? Погиб ли кто-то с этой турецкой саблей в руке или она была сломана символически? Этот флакон мог принадлежать ее двоюродной бабушке, этот дневник – ее дедушке.

Рейн не возражал против напрасной траты времени – даже когда она разложила на полу колоду потрепанных карт и сидела над ними до тех пор, пока не вычислила, что в ней не хватает валета червей. Он молчал, методично обыскивая каждый предмет мебели и стоящие у стены сундуки.

Время от времени она ахала от восторга над какой-нибудь редкостью и, поднимая взгляд, видела, что он наблюдает за ней с непонятным выражением на лице. Фейвор не знала, что о нем думать. В течение нескольких минувших часов он был просто молодым человеком, с энтузиазмом занимающимся своим делом. Словно в этой комнате они оба находили для себя те невинные удовольствия, которых были лишены в детстве.

– Ну, это последний крупный предмет, достаточно большой, чтобы в нем могла храниться коробка в два фута, – сказала она, похлопывая по крышке дорожного сундука.

Это было кстати. Солнце сядет через час с небольшим. Если она хочет избежать допроса Майры, ей надо вернуться в свою комнату и переодеться в вечерний наряд раньше, чем старая дама постучит в дверь.

Рейн не ответил, поэтому она подняла тяжелую крышку. Внутри лежало тщательно свернутое атласное одеяние медного и лилового цвета, усыпанное драгоценными каменьями и расшитое серебряными нитями, сверкающее, словно чешуя экзотической рыбы под длинными, узорчатыми стеблями лаванды.

– Что это? – спросил Рейн, заглядывая через ее плечо.

– Не знаю, – ответила Фейвор, отвернувшись в сторону. От него пахло пылью, теплом, мужской усталостью – это был густой аромат, явственный и земной. Она не смела повернуть голову. Его рубаха по-прежнему оставалась распахнутой.

– Черт, по крайней мере один из этих шотландских горцев был щеголем. – Его смех защекотал ей ухо.

– Что это такое? – спросила она, осторожно приподнимая сверкающую ткань.

– Полагаю, это сюртук джентльмена в персидском стиле.

– Это великолепно! – воскликнула Фейвор. Она встряхнула одеяние и приложила к своим плечам. – А для чего эти петельки из ленточек, можете догадаться?

– Живописный наряд. – Рейн протянул руку через ее плечо и потрогал украшение из камешков. – Это всего лишь стекло.

– О, а вы разбираетесь в камнях? – сухо спросила Фейвор.

Он лукаво усмехнулся:

– Вы удивитесь, узнав, в скольких областях я считаюсь крупным специалистом.

Фейвор отвела взгляд, не желая смотреть ему в глаза. Она поймала себя на мысли, что за эти несколько часов, проведенных с англичанином в одной комнате, она слишком часто задерживала на нем взгляд.

Он тоже смотрел на нее, а точнее подсматривал, – их глаза встречались, и у Фейвор от этого становилось как-то тепло на душе. Это никуда не годится. Они с ним… ну, если и не заклятые враги, то вряд ли друзья. В конце концов, она здесь по велению долга, а вовсе не по собственному желанию. Даже если ей и нравится здесь находиться, то он об этом не знает.