Безрассудство

— Я сделал это ожерелье в Кантоне из отборного жемчуга. — Габриэль извлек из книги переливающееся украшение. — Если нам повезет, мы найдем еще такой же браслет, брошь и серьги.

— Очень красиво. — Феба как завороженная не отводила глаз от жемчужин. — Но я никогда не видела жемчуг такого цвета.

— Очень редкий жемчуг. Я собирал его несколько лет.

Габриэль поднес ожерелье к огоньку свечи. Бриллианты разбрасывали искры, но жемчуг сиял таинственным темным светом. Он был похож на призрачное полуночное небо.

— Сначала я подумала, что жемчуг черный, — сказала Феба, — но он не черный. Я даже не могу назвать этот цвет. Какое-то немыслимое сочетание серебра, зелени и глубокой синевы.

— Темное сияние луны.

— «Темное сияние луны», — с дрожью в голосе повторила Феба, — да, это точно. — Она осторожно потрогала одну жемчужину. — Как необычно, как прекрасно.

Габриэль глядел на ее плечи, освещенные трепетным пламенем свечи.

— На тебе они будут великолепны.

Она быстро подняла глаза на него:

— Это ожерелье в самом деле принадлежит тебе?

Габриэль кивнул:

— Оно с самого начала было моим. Потом Бакстер захватил один из моих кораблей и украл его.

— И теперь оно вернулось к тебе, — торжествующе заключила Феба.

— Нет. — Он покачал головой. — Это ты нашла его, моя радость. Теперь оно принадлежит тебе.

Глаза Фебы расширились, словно в испуге.

— Ты… ты не можешь дарить мне такие подарки.

— Но я хочу подарить ожерелье тебе.

— Габриэль…

— Ты должна слушаться меня, Феба. И потом, до сих пор я еще почти ничего тебе не дарил.

— Не правда, — возмутилась она, — это не правда. А кто только что купил мне это замечательное платье?

Габриэль посмотрел на ее чудовищный наряд и расхохотался.

— Не вижу ничего смешного, милорд.

Габриэль продолжал смеяться. Неистовая радость, неудержимое веселье полыхали в нем, когда он смотрел на Фебу в этом дешевом нелепом платье. Она была прекрасна, словно принцесса из средневековой легенды. Ее огромные глаза лучились, улыбка сулила наслаждение страсти, принадлежавшее ему одному. Вся она принадлежала только ему.

— Габриэль, ты смеешься надо мной?

Он мгновенно успокоился.

— Нет, дорогая. Никогда. Ожерелье твое, Феба. Я предназначал его женщине, на которой женюсь.

— Той невесте на островах, которая тебе изменила? — подозрительно уточнила Феба.

Он подивился, кто мог ей рассказать об Оноре. Наверное, Энтони.

— В то время, когда я задумывал это ожерелье, у меня не было невесты. Я не знал, кому оно будет принадлежать, — честно ответил Габриэль. — Я хотел, чтобы у меня было под рукой ожерелье к тому времени, когда женюсь, точно так же, как мне нужен был подходящий девиз, чтобы передать его детям, когда они у меня появятся.

— Значит, ты приготовил родовые драгоценности заодно с родовым девизом. — Феба посмотрела на ожерелье, потом снова на мужа. — Я понимаю, ты хочешь как лучше, но я не могу принять от тебя столь щедрый подарок.

— Почему? — Он шагнул к жене, но она отступила, и Габриэль остановился. — Почему ты не хочешь? Я достаточно богат, чтобы делать такие подарки.

— Знаю. Но дело в другом.

Он снова двинулся к ней, вынуждая ее отступить к самой стене. Затем все же застегнул ожерелье у нее на шее, обеими руками обхватил голову Фебы и поцеловал в лоб.

— В чем же дело, Феба?

— Проклятие, Габриэль, не надо меня уговаривать. Я не хочу это ожерелье, мне нужно от тебя совсем другое, и ты знаешь что.

— И что же тебе нужно?

— Ты прекрасно знаешь, чего я хочу. Мне нужно твое доверие.

Он улыбнулся:

— Значит, ты ничего не поняла?

— А что я должна была понять? — выдохнула она.

— Я верю тебе, дорогая.

Она посмотрела на него, и в ее глазах светилась надежда.

— Ты в самом деле доверяешь мне?

— Да.

— Несмотря на все наши разногласия?

— Быть может, именно из-за них, — сознался он. — Женщина, задумавшая обмануть меня, не стала бы все время шуметь по этому поводу. Тем более такая умница, как ты.

Феба улыбнулась, но губы у нее дрожали.

— Я не уверена, что это комплимент.

— Беда не в этом. — Голос Габриэля внезапно посуровел. — Беда в том, что я не знаю — и день за днем это разрывает мне сердце, — не знаю, будешь ли ты по-прежнему верить мне.

— Как ты мог хоть на минуту подумать, что я перестану доверять тебе, Габриэль?

— Все обстоятельства складывались против меня. Я не знал, предпочтешь ли ты верить старому другу, златокудрому Ланселоту, или твоему вспыльчивому, грубому, назойливому мужу с замашками тирана.

Феба нежно обняла его за шею. Глаза ее сияли любовью и озорством.

— Пожалуй, я пришла к тому же выводу, что и ты. В конце концов, если бы мужчина собирался соблазнить и обмануть меня, то вряд ли он стал бы вести себя так жестоко и деспотично.

Он мрачно усмехнулся:

— Ты так считаешь?

— Позволь мне все объяснить. Я в самом деле надеялась, что Нил не виноват, что он стал жертвой какого-то недоразумения, но ни на секунду не сомневалась в тебе, Габриэль. Сегодня, когда я висела на простыне между вами, я знала, кому должна довериться.

— А как ты поняла это? — радостно спросил он. Феба слегка прикоснулась губами к его рту.

— Нил сделал ошибку: он пытался до конца разыгрывать благородного и галантного рыцаря.

— Я слышал, — проворчал Габриэль.

— А ты вел себя как обезумевший от любви и от гнева муж, который во что бы то ни стало пытается спасти свою жену. Ты даже не пытался очаровать меня. Ты слишком волновался за меня, чтобы думать о пустяках.

— Боюсь, ты права. — Он сердито поглядел на нее. Феба негромко рассмеялась и обеими руками обхватила его лицо.

— Думаю, милорд, мы можем доверять друг другу во всех важных вещах.

Нежность и тепло ее глаз растворили в нем последние крупицы сомнения, и Габриэль ощутил неутолимый голод своей плоти.