Безудержная любовь
Шрифт:
Если бы не шел дождь, я бы воспользовалась моментом, чтобы убедиться, что мое лицо не слишком раскраснелось, но я не хотела оставлять его там мокнуть. Обмахивая лицо, я быстро подошла к двери и распахнула ее.
Вид его, всего темного, грубого и мокрого от дождя, нисколько не охладил меня. — Привет, — сказала я срывающимся голосом.
— Привет. — он засунул руки в карманы.
— Хочешь зайти?
Он покачал головой. — Это плохая идея.
— Остин, ты промокнешь. Просто заходи. Я не кусаюсь.
Он неуверенно переступил порог. — Хорошо, но оставь дверь открытой
Я закатила глаза, но отступила и увеличила расстояние между нами.
— Да. Оуэну приснился плохой сон. Потом он захотел стакан воды. Но с ним все в порядке, он уже снова засыпает.
— Это хорошо.
— В любом случае, я просто подошел, чтобы извиниться. — его взгляд задержался на моем животе.
— Ты не обязан.
Он поднял руки, устремив на меня взгляд. — Мне хочется. Я придавал большое значение установлению границ, когда устраивал тебя, и сегодня вечером я нарушил их.
— Я не сопротивлялась, на случай, если ты не заметил.
Опустив руки, он выдохнул. — Возможно, тебе следовало это сделать.
— Почему? Мне это не кажется неправильным.
— Разве? — он выглядел рассерженным. — Все, о чем я могу думать, когда вижу тебя в этом наряде, это развязывание твоего топа зубами.
Я ахнула. — Правда?
— Правда. И это чертовски неправильно. Ты работаешь на меня.
— Ладно, может быть, это немного неправильно, но знаешь что? — я вскинула руки. — Мне все равно. Я провела последний год, делая именно то, что мне говорили, так что, полагаю, ты втягиваешь меня в фазу бунтарства. Прости.
— Это не твоя вина. Мне стоит лучше держаться на расстоянии.
Я не хотела, чтобы он держал дистанцию. Мне хотелось, чтобы он развязал зубами мой топ. — Хорошо. Мне тоже.
Он кивнул. — Итак… спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Затем он ушел, закрыв за собой дверь.
Вернувшись в спальню, я подошла к окну и, выглянув наружу, увидела, как он торопливо пересекает подъездную дорожку и входит в дом. Через минуту в его спальне зажегся свет, и я подумала, что он заметит, что штора все еще поднята, и подойдет, чтобы опустить ее. Но он, должно быть, отвлекся или что-то в этом роде, потому что на мгновение исчез в ванной — включил душ? — затем вернулся, запахивая рубашку на затылке. Подойдя к окну, он стянул его через голову и отбросил в сторону.
И тут он увидел меня.
У меня перехватило дыхание. В рамке окна он постоял мгновение, великолепный, с обнаженной грудью. Он протянул руку, чтобы опустить штору.
Я потянулась за шеей и развязала топ.
Он замер с поднятой рукой.
Оставив бретельки болтаться у меня на плечах, я повернулась и распутала узел на спине. Затем я позволила топу упасть на пол. Бросив последний взгляд через плечо — он все еще был там и наблюдал — я отошла от окна и выключила свет.
Я вошла в ванную с легкой улыбкой на лице.
Остин сдержал свое слово.
Я не была уверена, выполнял ли он свое обещание или наказывал меня за мини-стриптиз, но на следующей неделе он проделал отличную работу, сохраняя дистанцию.
В воскресенье он повел детей завтракать в Мо, и хотя близнецы пригласили меня пойти с ними, Остин ничего не сказал. Я настояла, чтобы они поехали без меня, и воспользовалась перерывом в дожде, совершив пробежку до гавани и обратно. Позже, когда снова начался моросящий дождь, мы с детьми
смастерили тапки, приклеив пенни и пятицентовики в форме кранов к подошвам старых кроссовок. Затем я научил их нескольким основным приемам на выложенном плиткой полу подвала, и в тот же вечер они пригласили своего отца посмотреть на их новые навыки.Он храбро поаплодировал и похвалил их талант, осмотрев подошвы их ботинок и предложив принести им большой кусок фанеры, если они хотят лучшую тренировочную площадку.
Но он даже не взглянул в мою сторону.
Неделя началась достаточно гладко — я разобралась с утренними делами, а бегать по поручениям стало быстрее теперь, когда я знала дорогу в городе. Я хорошо запоминала имена и лица, поэтому было приятно иметь возможность лично поздороваться, когда проходишь мимо кого-то на улице, или берешь кофе на Мейн-стрит, или заходишь в магазин в центре города.
В среду вечером я вела урок социальных танцев для старшеклассников в библиотеке, и библиотекарь — Норин, чья сестра Фэй была замужем за дядей Остина Гарри, — сказала, что это было самое многолюдное мероприятие за всю историю. Она спросила, буду ли я приезжать сюда каждую неделю в течение лета, и я сказала: “да”.
Вечер четверга стал моим самым большим кулинарным триумфом за все время — мне удалось приготовить блюдо, которое Остин съел. А потом он попросил добавки! Конечно, трудно испортить тако, но неважно. Это было похоже на победу.
Однако потом он исчез в гараже, как делал это каждый второй вечер, пока мы с детьми ели фруктовое мороженое на крыльце. Потом они играли на улице с другими соседскими ребятишками, пока не стемнело, когда я загнала их в дом, чтобы принять душ и в последний раз перекусить.
Каждый вечер в какой-то момент перед отходом ко сну приходил Остин и говорил: ”Спасибо, я возьму это на себя”, и мы менялись местами, не встречаясь друг с другом взглядом. Я желала спокойной ночи детям и возвращалась к себе домой над гаражом, а он укладывал детей спать. Иногда я слышала, как он возвращается в гараж и еще немного работает, но он больше никогда не приглашал меня выпить с ним пива и уж точно не стучал в мою дверь.
К выходным я чувствовала себя немного одинокой и изолированной. Оуэн и Адди были великолепны, а старшеклассники в танцевальном классе были очаровательны, но я в некотором роде жаждала общения с кем-то моего возраста. Дружбы. Дух товарищества. Его не хватало в моей жизни с тех пор, как я была помолвлена с Нилом. В Чикаго у меня никогда не было собственных подруг — только его сестры, жены и подружки его коллег или приятелей по гольфу. И у меня не было ничего общего с этими женщинами.
Я не могла позвонить Морган каждый вечер — она была занята с новорожденным ребенком. Мейбл пару раз за последние пару недель писала мне, спрашивая, как идут дела, но мне тоже не хотелось ее обременять. Особенно признавать ей то, что частью моей проблемы было сильное влечение к ее брату.
Но если отбросить все физические позывы, мне действительно нравилось, когда мы с Остином разговаривали… Нил не был хорошим слушателем. Он притворялся, что слушает, говорил что-то вроде “верно” и “угу”, но его глаза остекленевали, и он всегда находил способ перевести разговор на тему, которую мог бы мне объяснить. Мы просто никогда не понимали друг друга.