Безумец и его сыновья

Явилась зима, но она была уже не страшна!

А снег, выпадая в ту зиму на холм, мгновенно таял, словно под землей забили горячие ключи! Яблони так и не сбросили свою листву, и повсюду на холме продолжала расти сочная свежая трава, коровы вдоволь насыщались ею. Собаки лежали под деревьями, и теплая земля грела их животы. У подножия холма теперь постоянно поднимался пар, во все стороны лежала ледяная пустыня, но на маленьком островке, где уместились и землянки, и яблони, было тепло и сухо.

Изредка Агриппа, кутаясь во все отданные ей платки, спускалась к сугробам и насыпала снега в котелки и чашки. И относила в землянки к сонным женщинам, которые часто уже уставали и большей частью времени отдыхали на лежанках: животы их уже походили на маленькие круглые холмики.

А виновник подобных холмов дремал, слушая, как булькает на печке мучная похлебка.

Пришло время и его сыновей!

Первой разродилась Наталья. Агриппа, приняв младенца, объявила о рождении сына. Едва придя в себя, Наталья разыскала глазами скорбную Валентину, которая все глаза уже выплакала — и едва слышно просила прощения. Имя ребенку было дадено — Владимир (впоследствии он стал известен под именем Владимира Пьяницы; веселая водка, постоянно бродившая в отце, и буйный нрав матери сделали дело).

Хрупкая Татьяна не смогла разродиться.

В землянку, где над умершей склонились Агриппа с Валентиной, ввалилась Аглая, добравшаяся до селения по пояс в снегу. Лед еще висел у нее на клочьях волос. Аглая ощупывала живот успокоившейся роженицы, бормотала, пыхтела и, наконец, вытащила безжизненное тельце ребенка.

— Он тоже мертв! — горестно воскликнула Агриппа.

Но старуха, сунув младенца в уже остывшую воду котла, шлепала и трясла его. Он безжизненно болтался в ее руках. Рассердившись, Аглая еще сильнее затрясла младенца — и ответом был едва слышный писк. Тусклые глазки взглянули на седую бабку. Еще раз шлепнув по маленькой заднице ожившего мертвеца, Аглая отдала его изумленным женщинам. Так появился на свет слабенький Владимир Книжник. Его закутали в чистые тряпки и отнесли кормить к Наталье.

Агриппа из найденных досок сколотила гроб. Все собрались в яблонях возле покойницы, даже Безумец, до конца еще не пришедший в себя, выполз. И равнодушно взглянув на ту, виновником смерти которой он невольно был, поковылял обратно к теплой лежанке и заветной фляге. А старуха, обвязав гроб веревками, с помощью Агриппы потащила с холма скорбную ношу к дымящейся черте, за которой были снег, мороз и ледяное безмолвие. Там женщины положили гроб на санки и, проваливаясь в снегу, довезли усопшую к могильному холму и оставили до весны.

Смерть на том успокоилась. Вскоре у Марии благополучно родился еще один Безумцев сын — Степан (прозванный в будущем Руководителем).

А Валентина родила Владимира Строителя.

Вернувшаяся весна застала живыми всех сыновей.

Земля окончательно оттаяла, и женщины засобирались на похороны своей подруги. Виновник их недавних страданий, отойдя от болезни, развалился на поляне в тени окрепнувших яблонь, весь в их лепестках, и дул себе в гармонику.

Валентина упрекала мужа:

— Тебе дела нет до нас! Не виноват ты ни в чем!

Болтался привязанный платком к спине ее маленький сынок. Татьянин Владимир пищал у нее на руках. Рыжая Наталья позади нее подняла и показала отцу своего ребеночка — она вновь была здоровой, радостной женщиной, готовой рожать еще и еще.

— Хотя бы не играл на гармошке! — упрашивала Безумца Агриппа. — Нельзя сейчас веселиться!

Он лишь отмахнулся. А женщины спустились в низину и проложили в цветах и траве путь к гробу. Прежде чем взяться за скорбную работу, они постелили в траве платки и опустили на них детей. И Татьянин сынок, равнодушный к мертвой матери, ползал и орал там наравне со своими братьями.

Вскоре был поставлен на могильном холме еще один крест.

Время шло: все сыновья, кроме Книжника, обладали отменным аппетитом.

Ночами Агриппа слышала детское чмоканье в соседних землянках. Ей не спалось, часто выходила она ночами на порог своего жилища. И слезы текли помимо ее воли.

Однажды, когда луна закрыла собой половину неба, за землянкой послышался шорох. Агриппа поняла, кто крадется, и откликнулась:

— Убирайся!

— Никто уже не вернется, — подала темнота голос.

— Похабник! — ответила женщина. — Тебе мало жены. Татьяна погибла, но ты и слезы не пролил… И не помог нам. Твои близнецы померли от голода — оплакивал ты их на могилке?

Безумец разозлился и заскрипел зубами:

— Погоди-ка, чертова баба! Груди твои иссохнут, живот будет болтаться между колен. Кому станешь нужна?

— Не тебе, — твердила Агриппа.

И текли ее слезы.

Безумец еще походил вокруг да около, еще погрозился. Но вынужден был отступиться.

Однажды вечером, вернувшись с огорода, Валентина увидела, что из землянки исчезли «сидор», гармоника и фляга. Она все поняла, подхватила сопливых Книжника со Строителем и направилась к Натальиному жилью.

Собаки, уже перебежавшие туда вслед за хозяином, грелись на вечернем солнце. Угрожающе рыча, псы вскочили и разделили собой выглянувшего мужа и его жену.

— Что притащилась? — спросил как ни в чем не бывало Безумец.

Глаза Валентины светились слезами.

— Зачем ты мне? — почесывался он, разглядывая ее — измученную, сгорбленную, с двумя детьми на руках.

Агриппа, проходя мимо, не смогла промолчать.

— Возвращайся! — потребовала, взбешенная черствостью его сердца.

Безумец взбесился:

— Помолчи, сучка! Попомни о том, что сказал тебе тогда. Горько еще пожалеешь…

Готов он был пустить в ход кулаки, но Наталья увела перебежчика в свою землянку.

— Мне-то что делать? — обернулась к женщинам. — Коротать одной дни?

Заполучив свое счастье, гордо ходила рыжая по холму, полоскала белье, возилась в огороде и обстирывала, и ублажала Безумца, а он, как и прежде, валялся целыми днями под яблонями, а иногда искал ее, не в силах дотерпеть до ночи. Камыш возле озерца весь был смят и повален. И часто Наталья, уже надоив ведро, разливала молоко, когда он подкрадывался и внезапно подхватывал ее. Начинали они здесь же, на пойме, свои бесстыжие игры. И, обессилев, иногда не могли доползти до землянки и засыпали в камышах. Заходился тогда плачем Натальин сынок, заброшенный и забытый в землянке счастливой матерью.

Лишь однажды отец вспомнил о сыне — дал ему облизать палец, смоченный водкой из неиссякаемой фляги.

То жаркое лето повсюду выжгло траву и раскалило сухую землю. И женщинам все труднее было по зловонной жиже подбираться к высыхающим озерцам. Старый колодец был засыпан бомбой, о новом же Безумец и думать не трудился!

Детей не выносили из землянок — внутри жилищ еще оставалась прохлада.

Вялые мошки липли к горячим бокам коров. Подвывали собаки, не в силах выскочить из своих шкур. А пьяный ленивец грыз засохший хлеб. Он был доволен даже мутной водой из озерца. Женщины тщетно просили его о колодце — палец о палец не ударил.