Безумие с Марса

Очевидно, последние несколько дней перед прибытием им было не до Помпона - концентрация кислорода значительно снизилась, а лед почти весь испарился. По-моему, Помпону пришлось довольно туго, даже тошно - слишком много углекислого газа и невероятно жарко.

– Ну, теперь-то вы все устроили.
– Вудс указал на стеклянную камеру.
– Кондиционер и все такое.

Гилмер хмыкнул:

– Ему это должно напоминать родной дом. Воздух внутри сильно разрежен и много озона. Не знаю, нужно ли ему это, но изрядная часть кислорода на Марсе должна существовать в состоянии озона, тамошние условия весьма способствуют его образованию. Температура минус двадцать по Цельсию. Цифру мне пришлось взять с потолка, ведь нам неоткуда узнать, из какой области Марса взято это животное, а температура зависит от места.

Он перекинул сигару в другой угол рта и резюмировал:

– Маленький персональный Марс.

– На корабле не нашли никаких записей? Хоть чего-то об этом животном?

Гилмер покачал головой и яростно закусил сигару:

– Мы нашли бортовой журнал, но его кто-то намеренно уничтожил, окунул в кислоту, так что оттуда уже ничего не выудишь.

Репортер уселся на стол и бездумно забарабанил пальцами.

– Ну черт возьми, для чего только это им понадобилось?

– Черт возьми, для чего им понадобилось делать многое другое?
– буркнул Гилмер.
– Зачем кто-то, вероятно, Дельвани, убил Пэйна и Ватсона? Зачем после этого Дельвани убил себя? Что случилось со Смитом? Почему безумный Купер перед смертью кричал и вопил так, будто его режут? Кто нацарапал на ящике это единственное слово и попытался писать дальше, но не сумел? Что ему помешало?

Вудс кивнул в сторону стеклянной камеры.

– По-моему, тут причастен наш маленький друг.

– Это полнейший нонсенс.
– оборвал его Гилмер.
– Какая, к чертям собачьим, причастность? Это всего лишь животное, да к тому ж на довольно низкой стадии интеллектуального развития. Дела на Марсе таковы, что он чересчур занят простым выживанием и не успел отрастить себе побольше мозгов. Я, конечно, еще не успел это проверить. На следующей неделе здесь будут доктор Винтерс из Вашингтона и доктор Латроп их Лондона, тогда-то мы и попытаемся в чем-нибудь разобраться.

Вудс подошел к окну лаборатории и выглянул на улицу.

Здание стояло на вершине холма, а снизу его окружали, придавая сходство с парком, зеленые лужайки, загоны, окруженные рвами вольеры среди скал и обезьяньи островки. Все вместе это называлось "Метрополитен-зоопарк".

Гилмер шумно и нетерпеливо затянулся.

– Это доказывает, что на Марсе есть жизнь.
– продолжил он свои возражения.
– А больше это ни черта не доказывает.

– Ну, проявите же хоть немного воображения.
– пожурил его Вудс.

– Если бы я проявлял воображение, - фыркнул тот, - я был бы непригоден ни к какой работе, кроме репортерской.

А около полудня в зоопарке главный смотритель львиной вольеры Поп Андерсон горестно тряхнул головой и поскреб подбородок.

– Чего-то котята жутко волнуются.
– сообщил он.
– Будто чего-то их мучает. Они вообще едва поспали, все шлялись и шлялись.

Эдди Риггс, репортер "Экспресса", сочувственно хмыкнул и предположил:

– Может, им не хватает каких-то витаминов, Поп?

– Не-а, эт не то.
– не согласился тот.
– Они жрут то же, что и всегда - кучу сырого мяса. Но они беспокоются, словно чего-то не по-ихнему. Кошки твари ленивые, и дрыхнут полдня, а потом все время дремлют. А теперь совсем не то. Вовсе чудные стали, дерутся друг с дружкой. Вчерашнего дня пришлось мне хорошенько наподдать Нерону, когда тот хотел побить Перси. А тогда он перекинулся на меня - на меня, который морочился с ним, когда он еще на ногах не стоял.

Нерон подошел к наполненному водой рву и угрожающе зарычал.

– Он еще держит на меня зуб.
– сказал Поп.
– Если не уймется, я ему покажу, где раки зимуют. Нет такого льва, чтоб со мной шутки шутить.

Он озабоченно посмотрел на львиную площадку:

– Я сильно надеюсь, что они успокоются. Нынче суббота, и после обеда будет большая толпа народу. А с этого они всегда психуют, с толпы то-есть, а если они будут в таком настроении, то тут их не удержать.

– А что еще слышно?
– спросил Риггс.

Поп поскреб подбородок.

– Сьюзен утром сдохла.
– сообщил он.

Сьюзен была жирафой.

– Я не знал, что Сьюзен больна.

– Да она и не болела. Просто откинула копыта, и все.

Риггс обернулся к львиной площадке. Нерон, крупный зверь с черной гривой, балансировал на краю заполненного водой рва, словно собирался нырнуть. Перси затеял отнюдь не доброжелательную потасовку с другим львом.

– Похоже, будто Нерон собирается перебраться сюда, к вам.
– сообщил репортер.

– Пусть только попробует.
– фыркнул Поп.
– Ничего не выйдет - ни он, ни другие какие львы на это не способны. Ну, это самое, кошки боятся воды хуже чумы.

Толстокожие в удаленном на милю слоновнике внезапно злобно затрубили, затем донесся вопль слоновьей ярости.

– Похоже, это самое, слоны тоже зашевелились.
– спокойно заметил Поп.

На огибающей клетки кошачьих дорожке послышался чей-то тяжелый топот, и мимо пронесся человек без шляпы, с выражением дикого ужаса в глазах, крикнув на бегу:

– Слон сошел с ума! Бежит сюда!

Нерон заревел. Пума взвизгнула.

Из-за кустов вихляющимся аллюром выбежала серая громадина. Несмотря на свои вихляния, слон быстро выскочил на ровный парковый газон и направился к клеткам кошачьих. Хобот зверя был высоко поднят, он яростно трубил на бегу, болтая ушами.

Риггс развернулся и отчаянно помчался к административному зданию, позади него пыхтел Поп.

Воздухе зазвенел от пронзительного визга разбегающихся в поисках укрытия ранних посетителей зоопарка.

Общую сумятицу усиливал рев животных.

Слон поменял направление и, сметая по пути ограду, деревья и кусты, понесся сквозь двухакровый вольер, в котором содержались три пары волков.

Взбежав на ступеньки административного здания, Риггс оглянулся.

Нерон, лев, _был в воде_ - хотя теоретически вода должна была удержать его в загоне так же надежно, как стальные прутья!

К Риггсу бросился вооруженный винтовкой смотритель.

– Все силы ада вырвались на свободу!
– кричал он.

Белые медведи затеяли кровавый бой; двое уже погибли, еще двое подыхали, а остальные были так истерзаны, что надежды на их спасение почти не было. Два оленя-самца скрестили рога в схватке не на жизнь, а на смерть. На Обезьяньем острове царил невероятный гвалт, половина этих мелких тварей таинственно погибла. Смотрители говорили, что обезьяны погибли от чрезмерного возбуждения и нервного перенапряжения.