Безумно холодный

О, нет — она подняла руку к горлу — «Тусси». У нее сегодня шоу. Никки МакКинни.

Она зажмурилась от страха перед грядущим днем и сотней дел, которые ее ждут. Как одна «Маргарита» могла нанести столько ущерба? Как она сможет скрыться от матери, уволить Алекса, закончить приготовления к шоу и выжить, когда ее голова раскалывается с воскресенья?

— Так не получится, Кэт, — спокойно сказала самая насущная из всех ее проблем. — Мы с тобой с этого момента команда. Ты от меня ни на шаг не отходишь. Я — от тебя. До тех пор, пока мы не узнаем, кто заварил ту кашу в Ботаническом саду.

В устах другого мужчины такая забота показалась бы милой. У Хокинса это вышло угрозой. Она не хотела быть в его команде. У нее просто не было на это сил. Не сегодня.

— Спасибо, но в этом… хм… нет нужды. Правда. — Она наконец-то опустила на пол обе ноги, что на самом деле улучшением назвать было сложно. — Я позвоню в мою страховую компанию, моему адвокату и в Ботанический сад. Выясню, какого черта они задумали с этими фейерверками. Они, вероятно, уже связались с Олегом — художником, чью картину я выставляла. Мы со всем разберемся.

— Боюсь, все немного сложнее.

— Сложнее? — Она посмотрела на него сквозь пальцы, и взгляд ее непреднамеренно скользнул по его лицу, по водопаду шелковистых черных волос, по суровому изгибу челюсти прежде, чем вновь вернутся к его глазам, таким темным, таким сосредоточенным на ней. Однажды она влюбилась в эти глаза, в то, как он смотрел на нее. И внезапно она с ужасающей ясностью поняла, что это может случиться снова.

Пожалуйста, нет. Снова влюбится в него? Просто невозможно. Слишком безумно. Не имеет никакого смысла. Она пережила это. Она начала жить для себя.

— Вот, выпей, — напомнил он, поднимая чашку к ее губам.

Она сделала глоток, чай оказался теплым, успокаивающим, прекрасным — но его было недостаточно, чтобы удержать слезы, заполнившие глаза и покатившиеся по щекам. У нее не хватило времени. Видит Бог, просто не хватило времени собраться с силами.

Она видела, как он проследил за первой слезинкой, скользнувшей вниз по щеке, видела, как признание поражения скользнуло по его лицу. Он тихо выругался и отвел взгляд.

— Ты не можешь сделать этого со мной, Кэт. Пожалуйста.

Это была мольба, не меньше, но мольба от него лишь усугубила ее состояние. Он был прав. Она приносила ему неудачу. Она была неудачей до самого мозга костей.

ГЛАВА 12

ПРОКЛЯТЬЕ, подумал Хокинс. Он тут пытается быть профессионально беспристрастным, но она противостоит этому на каждом шагу. Уже плачет, а он ведь даже не дошел до тяжелой части.

Проведя рукой по губам, он снова взглянул на нее. Да. Тяжелая часть. Он собирался перейти к ней побыстрее, но не сейчас же. Не может он просто сидеть рядом и смотреть, как она рыдает.

Поднявшись на ноги, он наклонился и поднял ее на руки, удостоверившись, что захватил и простыню.

— Я посажу тебя ближе к огню, потом пойду в душ. Я хочу, чтобы ты пообещала мне, что выпьешь чай и съешь тост. Я оставлю тебе аспирин. Сделай себе одолжение — прими три таблетки. Хорошо?

— Хорошо, — прошептала она. Ему этого было достаточно. Должно было быть.

Им нужно шевелиться. К этому моменту Лайнбекер Деккер, вероятно, уже не полпути в Денвер, а меньше всего ему нужен сенатор на хвосте, пока он пытается понять, какого хрена вообще происходит. Скитер полночи добывала ему список парней, причастных к «Убийству короля выпускного бала», и все они, за исключением двоих, по-прежнему жили в Колорадо. Более того большинство либо в Денвере, либо в его окрестностях. Именно это, по его мнению, делало их чертовски виноватыми в происшедшем.

Восемь парней были в переулке той ночью. Двое из них мертвы. Шестерых нужно потрясти — работа на один день, после ночных разъездов по улицам, посещения Ботанического сада и возращения ни с чем, трех часов, проведенных на диване в попытках уснуть, а не думать о женщине, лежащей в его постели.

Этим утром он провел несколько часов с отцом Джей Ти, и, черт возьми, по сравнению с тем, что случилось в Колумбии и через что пришлось пройти Киду, он занимался ерундой. Душ просто поможет организовать план на будущее.

ПОВЕРХ чашки чая Катя наблюдала за Хокинсом, выходящим из комнаты. Он был красив, да, своей обычной суровой красотой, но выглядел почти так же паршиво, как она себя чувствовала. Словно ему удалось поспать не больше, чем ей.

Неудача — вот кем она была для него, но однажды, много лет назад он был всем, что она хотела.

Очередная слеза скатилась вниз по щеке, и она тихо обругала себя. Она превратилась в маленького ребенка, что было совсем на нее не похоже.

Но этот мужчина лишал ее последних сил. Он разрушал ее, и ей нужно было понять почему. Это не могла быть любовь. Полный абсурд.

Она снова глотнула чаю и вынудила себя откусить немного тоста. Ей нужно собраться с духом и убраться из этого лофта, пока есть такая возможность.

Она вытряхнула из оставленной им бутылочки четыре таблетки аспирина и проглотила их с глотком чая. Если ей повезет, такая доза на голодный желудок просто убьет ее, что решит огромную кучу проблем.

Завернув покрывало а-ля тога, перекинув через плечо и просунув под руку, она вынудила себя подняться, но сразу же упала назад в кресло. Через несколько секунд она привыкла к «качке», и, взглянув вниз, обнаружила, что ее платья больше не было. Ее четырехсотдолларовая подделка под известного дизайнера превратилась в ковер, державшийся на двух тонких лямках и паре булавок.

Вот проклятье. Не могла же она ловить такси завернутая в покрывало или полуголая? На самом деле, она, вероятно, вообще не смогла бы поймать такси в таком состоянии.

У нее не было ни сумочки, ни кредитки, ни денег, ни удостоверения личности — ни платья — ни туфель. Ни ключей от галереи. Ни мобильного. Ни мозгов — ведь она сама загнала себя в эту тупиковую ситуацию. И мыслей о том, что делать дальше тоже не было.

С другой стороны, все это было у Хокинса, включая мозги и ключи. Ей нужно было только найти желаемое и на какое-то время это позаимствовать.

Отлично. Мозги взаймы. Она достигла нового дна, и, учитывая абсолютный ужас проведенных в Париже месяцев, когда она пала очень низко, а потом еще ниже, это говорило о многом.

Окей, она преувеличивает. Как бы плохо ни было сейчас, в Париже было хуже, куда хуже. Она, может, и потеряла пару серых клеточек прошлой ночью, но с ума не сошла — что было так близко в Париже. Спасибо матери. Как эта женщина могла нанести столько ущерба во имя любви, оставалось за границами ее понимания.

Одной мысли о матери хватило, что заставить ее двигаться. Смочив тост в чае и потихоньку откусывая от него, она начала осторожно прохаживаться по лофту, волоча за собой покрывало и пытаясь растрясти себя, насколько это было возможно.