Безумные мечты

Ему показалось, что он задыхается, – настолько он испугался за нее.

– Мэдди…

Она проглотила горький комок, застрявший в горле, и отвернулась.

– Уходи. Прошу тебя, пожалуйста, уходи.

– Я…

– Уходи!

Нет, в голосе ее не было никакого приказа, никакой властности. Просто – паника. И еще, пожалуй, страх. Неужели она боится его?

– Уходи, – хрипло повторила Мадлен.

Рэнсом повернулся и, как побитый, ни слова не говоря, вышел из комнаты.

Глава 9

С того самого момента, когда Рэнсом увидел Мадлен на следующее утро, он понял, что сегодня она будет ее величеством Мадлен. Она надела шелковое платье и изящный жакет бледно-голубого цвета и потому вся казалась выточенной из чистейшего льда. Она выглядела отстраненной и далекой, словно инопланетянка, а ее ничем не пробиваемая, невозмутимая вежливость действовала Рэнсому на нервы в течение добрых двадцати минут, прежде чем он к ней привык. Господи, до чего же устрашающей может быть эта женщина при всей ее привлекательности и обаянии!

Что ж, он ее понял. «Руки прочь!» Она не могла бы дать понять ему это яснее, даже написав слова у себя на лбу ярко-красной помадой. Хотя Мадлен Баррингтон согласилась бы скорее умереть, чем использовать помаду такого вульгарного оттенка.

Всю одинокую ночь он провел в мыслях и тревогах о ней. В течение нескольких часов он недоумевал: почему она прогнала его? Неужели он напугал ее неожиданной, неуправляемой вспышкой желания? Или она боялась изменить Престону? Или думала, что заслужит презрение Рэнсома, если переспит с ним еще раз?

Рэнсом непрерывно ругал и поносил как мог себя самого. Теперь-то он знал, что, когда увидел ее в Монтедоре впервые, она была уставшей, расстроенной, на грани отчаяния. Поэтому едва ли по той ночи можно судить о ее обычном поведении. К тому же она много выпила, а поэтому никак не могла защититься от его приставаний. Видимо, в тот момент ей был необходим кто-нибудь, способный утешить, приласкать, поговорить. Ей нужны были те вещи, о которых она обычно не вспоминала, более того, даже думать себе о них не позволяла.

Но сам-то он разве не переборщил, разве не переиграл слегка той ночью? Рэнсом поморщился, вспомнив, что наговорил ей, когда встретил в Америке, в ее офисе. Это ведь было так недавно, всего несколько дней назад. Никогда в жизни он не вел себя с женщиной так мерзко, не разговаривал в таком тоне – даже желая спровоцировать. Ну так кого же ему теперь винить в том, что она не хочет с ним переспать? Кого, если не самого себя? Ясно, почему она боится. Ведь для того, чтобы заниматься любовью с кем-нибудь, надо этому кому-нибудь хоть немного доверять. А какие у нее для этого основания после всего, что он ей тогда наболтал?

Да уж, вполне подходящий предмет для размышлений в четыре часа утра после бессонной ночи. Однако теперь, когда Рэнсом сидел в конференц-зале банка, невыспавшийся и злой, когда от лошадиной порции кофе у него кружилась голова, он называл себя последним ослом на свете. Господи, как он вообще мог надеяться прошлой ночью, что такая женщина будет с ним?!

– Нет, – спокойно сказала Мадлен, ее величество мисс Баррингтон, одному из трех банкиров, которые вели с ней переговоры в зале с высокими потолками и прекрасными кондиционерами. – Простите, но я ожидала совсем не такой цены, основываясь на тех процентных ставках, которые вы же мне предложили.

Рэнсом заметил, как банкиры растерянно переглянулись. Один из них встал и, извинившись, вышел из комнаты, а двое уставились на Мадлен с растерянными улыбками. Тот, кто постарше, слегка наклонился вперед и предложил Мадлен обсудить все еще раз. Рэнсом ухмыльнулся: ясно, что, увидев Мадлен, длинноногую, синеглазую, эта троица решила, что они легко ее надуют. Недоплатят солидную сумму, к примеру. Однако выходило, по-видимому, как раз наоборот: банкиры должны были смотреть в оба – как бы эта красавица блондинка не проглотила их с потрохами.

Хотя нет, возразил сам себе Рэнсом, Мадлен не будет кого-то проглатывать и грубо надувать – у нее другие методы, тоже, впрочем, довольно эффективные. Рэнсом заметил, что банкир помладше нервно подергивается, вытирая пот со лба.

– Что ж, давайте обсудим еще раз, – спокойно согласилась Мадлен.

«Давайте…» Рэнсом не кривил душой перед собой и признавал, что внезапная эрекция ослабила вчера его способность к здравому суждению точно так же, как несколько бокалов рома с колой подточили на время умственные способности Мадлен в первую ночь их знакомства в Монтедоре. А если прошлой ночью ей было нужно от него не доверие, а что-то еще? Ведь она отнюдь не была вчера к нему равнодушна. Он прекрасно видел, что она возбуждена. А потом вдруг ударилась в панику при его приближении…

– Это подтвердят мои юристы, – услышал он откуда-то издалека голос Мадлен. Она посмотрела на часы: – Думаю, нам следует поторопиться, господа.

Рэнсом подавил зевок. Они уже просидели в этой комнате добрых три часа. Около полудня во время ленча должна была состояться встреча с юристами. После нее, не беря в расчет традиционный в этой стране послеобеденный отдых, сиесту, – о чем Рэнсом весьма сожалел, – Мадлен собиралась проработать вместе с юристами до вечера. Он будет неотрывно смотреть на нее, а все остальные – время от времени коситься на него. Да, сегодня предстоит чертовски утомительный и скучный день!

Он прав: здесь ему следует думать только о работе. Он позволили себе снова потерять голову из-за этой женщины – и вот, пожалуйста, результат: сегодня он похож больше на сонную муху, чем на бдительного телохранителя мисс Мадлен Баррингтон. Ужасно медлительный, да и голова почти ничего не соображает. Если, не дай Бог, что-нибудь произойдет, ему понадобится вся его воля, чтобы успеть собраться в нужный момент.

«И все из-за нее! – подумал Рэнсом с яростью, хотя в глубине души понимал, что винить Мадлен не в чем. – Черт бы ее побрал! И почему она не может вести себя так, как любая другая на ее месте?»

Работа с юристами была завершена, и цифры и таблицы плыли перед глазами Мадлен. День получился и вправду очень утомительный. Забавно было только то, что присутствующие время от времени бросали на ее хмурого и небрежно одетого телохранителя странные взгляды.

Да, сегодня тот явно был не в лучшей форме. Окружающим и впрямь могло показаться, что Рэнсом родился с такой недовольной физиономией и выражением холодного презрения ко всему на свете. Мадлен знала, что, когда он в таком состоянии, к нему лучше не приставать. Настроение Рэнсома может измениться только тогда, когда этого захочет он сам, а на других ему, как водится, наплевать. Впрочем, когда ее телохранитель был таким хмурым и угрюмым, Мадлен чувствовала себя намного спокойнее. Когда он блистал остроумием и врожденным обаянием, посылая ироничные улыбки во все стороны, ей было ужасно трудно сохранять дистанцию между ними. С этим необходимо считаться, если она не хочет еще раз потерять голову.