Безумные

Она игриво подмигивает мне и поднимается, чтобы помочь бабушке с приготовлением чая. Должно быть, новые наушники и впрямь оказали на нее волшебное действие, ведь сестра выглядит такой счастливой. Подозрительно счастливой.

И почему это она не съязвила в мой адрес после столь продолжительной речи деда об охотниках, играх, билетах… Ей бы ведь только повод дать, за что зацепиться, а тут вдруг молчит, хотя подколоть меня уже можно было раз десять. Мила ставит перед нами чашки, кладет чайные ложки рядом. На секунду наши глаза встречаются, и я без сомнений замечаю в них фальшивую радость. Последующие сорок минут я рассказываю всем о нашем новом проекте, отвечаю на многочисленные вопросы деда и восхищаюсь бабушкиными пирожками, не упуская возможности поглядеть на сестру. Она улыбается, хохочет, вставляет свои пять копеек в разговор, а на меня даже не смотрит. Как будто боится, что я все-таки смогу прочесть её мысли.

8

— Для тебя это все шуточки, да? Вздумала жизнь поменять, творить безрассудство? До чего же ты глупая и безответственная! У тебя совесть есть вообще? Ты подумала о чувствах Миши? Ты подумала о его родителях? Ты о собственной матери вообще думала, когда выгоняла его?!

У меня потеют ладони. Чувство мерзкое, особенно когда руки сжимают дорогую замшевую сумочку, оставляя на нежной поверхности влажные следы.

— Если бы ты только видела мое лицо, когда Миша поведал мне обо всем, что случилось. Я же побледнела, как стены в больнице! Руки затряслись, давление подскочило! Я в ту же секунду хотела позвонить тебе и отчитать, но Миша приказал успокоиться. У тебя есть совесть, Каролина?!

Мама щепетильно относится к своей внешности, регулярно посещает кабинет косметолога, делает омолаживающие инъекции, а летом, когда солнце плавит асфальт, старается вообще не появляться на улице, поскольку считает, что даже самый легкий загар способен состарить её подтянутую кожу в один миг. Но сейчас, когда её узкое лицо покрывается алыми пятнами, а большие карие глаза накрывает темная пелена ярости, мама выглядит заметно старше своих лет.

— Отвечай, Каролина! — приказывает она, сжав кулачки. Если бы она не была такой худенькой и миниатюрной, я бы подумала, что вот-вот и мама лопнет от злости. — Соизволь объясниться со мной!

— Так у тебя ведь уже есть ответ на этот вопрос. Зачем тебе мое мнение? — спокойно отвечаю я, поерзав на стуле. Годы идут, а в наших с мамой скандалах ничего не меняется: она ходит туда-сюда передо мной с суровым видом, а я сижу на стуле с опущенной головой.

— Безответственная! — выпаливает она, бросив на меня глубоко отчаявшийся взгляд. Как будто я швырнула в огонь драгоценный дневник с историей моей жизни, что она так старательно писала для меня. — Что же ты творишь?

— Возможно, то, чего хочу сама. Впервые, — уточняю я, глядя ей прямо в глаза. — Я не люблю Мишу, мама.

— Пять лет отношений и ты вдруг решила, что не любишь его? Мужчину, с которым спала? Который поддерживал тебя и сопли подтирал? — разоряется она. — Как можно не любить человека, который пылинки с тебя сдувает? Каролина, я прошу тебя, как мать — верни его. Одумайся, пока не поздно. Таких, как он, не найти, ты ведь это понимаешь?

Мама все говорит и говорит, точно громкая игрушка на батарейках, а мне нестерпимо хочется убраться из родительского дома и просто посидеть в тишине. Нервно поглядываю на часы — половина пятого вечера. Меньше чем через час я встречусь с Илоной, что целую неделю не находила свободного времени даже для телефонного разговора. То у нее работа, то собрания…

— А как же свадьба? Дети? — продолжает мама свой истеричный монолог. — Какое будущее тебя ждет без Миши?! Еще эта твоя работа! Ты постоянно в ней!

— Да, действительно, мама, — отвечаю я резко, поднявшись с места. — На нем ведь свет клином сошелся, верно? Неужели ты не слышишь меня? Я его не люблю! И понятия не имею, когда вдруг это случилось, может на прошлой неделе, а может и год назад, но одно знаю точно — я ни за что не буду с кем-то, вопреки своей воле! А теперь извини, у меня важная встреча через несколько минут.

Быстрым шагом направляюсь в прихожую. Небрежно сую ноги в ботильоны, хватаю свое пальто, поспешно набрасываю и, не завязав широкий пояс, распахиваю входную дверь.

— Я сегодня же сообщу обо всем папе! — кричит мне вдогонку мама.

— Не утруждайся, я сама это сделаю.

— Если до девяти вечера ты так и не соизволишь сделать первый шаг, я все ему расскажу! Бессовестная девчонка!

Глубокая обида, что с самого начала этого бессмысленного разговора притаилась в душе, наконец, показала себя. Я останавливаюсь. Обернувшись, вижу маму, запускающую в меня огненные стрелы, что обжигают кожу. Бывает смотрю передачи про людей, что рассказывают всей стране о своих непростых отношениях с родственниками, усложнившиеся по причине дележки наследства. Как тринадцатилетние девочки рожают детей от взрослых мужиков; средь бела дня избивают человека только за то, что он неправильно припарковал свой автомобиль, а алкоголички из какой-нибудь деревеньки на глазах у всей страны пытаются поделить самого завидного жениха с опухшим от водки лицом и подбитым глазом… И я все время ловлю себя на мысли, а если бы моя жизнь стала предметом внимания тех умников, что сидят в студии и громко спорят между собой, какую именно проблему пришлось бы вынести на всеобщее обсуждение? И тогда я успокаиваю себя: никакую. У меня хорошая и спокойная жизнь. В ней нет места всему тому бреду, что творится в чужих семьях. Они вообще кажутся нереальными. Но теперь, глядя как мама одним только взглядом дает понять, что ненавидит меня, как густой дым ненависти коварно выползает из её ушей, образуя над головой грозовое облако, только лишь потому, что я не собираюсь связывать себя с человеком, которого не люблю — теперь-то я точно знаю, что именно обсудила бы та студия и вся страна.

«Знаете, с самого её рождения я что-то чувствовала, но никак не могла объяснить. Я помню себя в её годы, помню свои увлечения, интересы, а она совершенно другая».

«То есть вы предполагаете, что Каролина — не ваша дочь?»

— Пока, мама, — тихо говорю я, а потом быстро запрыгиваю в машину, боясь, услышать от нее что-то такое, от чего весь мой мир перевернется с ног на голову.

* * *

К моему удивлению Илона уже ждет меня за круглым столиком уютной кофейни, что расположилась у самой набережной. Обычно у нас все наоборот. Небрежно целую её в щеку и поспешно стягиваю пальто. Вешаю его на замысловатую вешалку у окна и плюхаюсь в низкое кресло.

Я чрезвычайно напряжена. После разговора с мамой — а ведь я заведомо знала, что он из себя будет представлять, — во мне вспыхнула такая злость и обида, что чудом посчастливилось не въехать пару раз в одну и ту же машину перед собой по дороге сюда. Я все накручивала себя, представляла, что бы она сказала мне, останься я дома еще на несколько минут. Может дело дошло бы до самых страшных высказываний, типа, ты мне больше не дочь и я видеть больше не желаю твою физиономию!

— Капуччино и Латте для моей подруги, спасибо, — не глядя на официанта, говорит Илона. Когда парень уходит, она неторопливо кладет руки на стол и оглядывает меня пристальным взглядом. На ней белая почти прозрачная блузка с треугольным декольте, а на шее тонкая серебристая цепочка с маленьким сверкающим камнем. — Кажется, у кого-то нервишки шалят?

— И как это ты догадалась! — восклицаю я, стараясь накрепко запереть дверцу с неприятными мыслями. Сейчас мне нужно выяснить, что произошло в прошлую субботу, куда делась Илона и кто такой этот Макс. Хотя, последнее, пожалуй, не так важно. Некоторое время сижу молча, ожидая объяснений, но Илона, по-видимому, даже и не собирается поведать мне о таинственной причине своего внезапного исчезновения. — Какого черта ты пропала тогда? — не выдерживаю я. — И почему соизволила встретиться со мной только сейчас? Извини, но я ни за что не поверю, что ты всю неделю и днем и ночью занята была.

— Это действительно так, — без тени лукавства отвечает она. — Мне очень жаль, что не смогла увидеться с тобой раньше.

— Ладно, проехали. А что же тогда случилось в субботу? Я названивала тебе, писала, но ты как будто с лица земли исчезла. Куда ты вообще запропастилась? Я же чуть не умерла от страха!

На пухлых губах появляется хитрая улыбка, приводящая меня в еще большее недоумение.

— Я что-то смешное говорю?

— Впервые слышу от тебя так много вопросов, — пожимает она плечами, — один за другим, один за другим. Глазки-то горят.