Безумный корабль
Шрифт:
Кеннит тихо ответил:
– Значит, настанет твой черед себя показать.
– Но я не уверена, что я уже… уже готова. Я не знаю… вся эта кровь… Страдание… Люди так остро чувствуют боль!
Кеннит вздохнул:
– Видимо, не надо мне было переправлять сюда Опала. Я просто волновался за мальчишку и хотел, чтобы он был поближе ко мне. Я как-то не подумал, что это может побеспокоить тебя.
– Нисколько не беспокоит! – поспешно отозвалась Проказница.
Кеннит продолжал, словно и не услышав ее:
– Мне тоже не по душе наблюдать, как он мучается. Но отворачиваться от страданий – это, знаешь ли, не по-мужски. Особенно
Этта ничего не могла с собою поделать. Никогда прежде она не слышала, чтобы он так говорил. Она и предположить не могла, что он таил в себе такую бездну страдания! Она придвинулась ближе и взяла его руку.
– Ох, Кеннит, – выговорила она тихо. – Милый, ты не можешь винить себя прямо-таки во всем! Не надо!
На какое-то мгновение он замер, словно собираясь оскорбиться. Носовое изваяние оглянулось и зло посмотрело на нее. Но потом… Потом Кеннит повернулся навстречу Этте и, к ее изумлению, склонил голову ей на плечо.
– Но если не я, то кто? – произнес он еле слышно. – Кто возьмет все на себя, если не я?…
У нее сердце чуть не разорвалось от нежности к этому сильному мужчине, так внезапно решившему на нее опереться. Ее рука легла ему на затылок. Его волосы под ее ладонью были такими шелковистыми!
– Все будет хорошо, вот увидишь, – прошептала она. – Многие любят тебя и охотно идут за тобой. Незачем тебе взваливать всю ношу на свои плечи.
– Чтобы я только делал без этих людей! – Его плечи вздрогнули, как если бы он пытался подавить рыдание. Но прозвучал только кашель.
– Капитан Кеннит! – обескуражено проговорила Проказница. – Я совсем не хотела сказать, будто не разделяю твоих идеалов! Я только сказала, я не вполне уверена, что уже полностью готова к…
– Да ладно тебе. Все в порядке, – перебил Кеннит. – В конце концов, мы совсем недавно с тобой познакомились. Наверное, еще рано мне просить тебя связать свою судьбу с моей. Доброй ночи, Проказница! – И Кеннит испустил долгий, медленный вздох. – Этта, радость моя… Что-то у меня нога совсем разболелась. Не поможешь улечься?
– Конечно! – Его просьба беспредельно растрогала Этту. – Конечно, ложись, отдохнешь хоть. Знаешь, на «Заплатке» было благовонное масло, и я немного припасла. Я же знаю, как у тебя плечо и спина от костыля болят… Давай я нагрею масла и разотру тебя?
Он оперся на нее и отошел от фальшборта.
– Твоя вера в меня придает сил, Этта, – сказал он ей. Потом вдруг замер, и она в замешательстве замерла тоже. Кеннит несколько странным, задумчиво-медлительным движением взял Этту за подбородок и повернул ее лицо к своему. Наклонился и не спеша поцеловал девушку. Жаркая волна разбежалась по ее телу – не только от теплого прикосновения его губ, объятия его рук, но еще и оттого, что он пожелал так открыто выказать свою приязнь. Вот он притянул ее ближе, и ткань юбки хрустко зашуршала под его ладонью. Этта почувствовала, что его
поцелуи у всех на глазах вознесли ее на невозможную высоту. О какой славе можно было еще мечтать?…Наконец он выпустил ее губы, но рук не разжал. Этта дрожала в его объятиях, словно юная девственница.
– Уинтроу, – тихо позвал Кеннит. Этта повернула голову и увидела подростка, таращившего на них глаза. А Кеннит продолжал: – Если ночью что-нибудь случится с Опалом… придешь сразу ко мне, хорошо?
– Слушаюсь, кэп, – так же шепотом ответил Уинтроу. Он не отрывал от них глаз, в которых было настоящее благоговение… и что-то еще. Желание?…
– Пойдем, Этта. Ляжем в постель. Утешь меня. Дай мне увериться, что ты вправду на моей стороне…
У нее голова пошла кругом. Такие слова! От него! Вслух!…
– Я всегда рядом с тобой, – заверила она Кеннита. И взяла костыль капитана, чтобы ему удобней было спускаться по трапу на главную палубу.
– Кеннит, – окликнула Проказница. – Я тоже верю в тебя. И со временем… Со временем я буду готова.
– Конечно. Никто тебя не торопит, – ответил Кеннит вежливо. – Спокойной ночи, кораблик.
Этте показалось – прошел целый год, пока они пересекали палубу. А потом еще год, прежде чем наконец-то она закрыла за ними обоими дверь каюты.
– Так я масла нагрею? – предложила она. Но только она устроила сосудик над лампой, как Кеннит хромая подошел к ней. Взял не успевшее согреться масло у нее из руки и отставил в сторонку. Какое-то время он смотрел на нее, хмуря брови, словно она была причиной некоторого затруднения, и он думал, как его разрешить. Этта вопросительно заглядывала ему в глаза. Вот он поудобнее устроил костыль у себя под мышкой и поднял обе ладони к ее шее. И прикусил зубами нижнюю губу: его большие загрубелые руки не сразу справились с тонкой ленточкой – завязкой ее рубашки. Этта попыталась было сама развязать ее, но Кеннит с неожиданной нежностью отвел ее пальцы.
– Позволь мне самому, – проговорил он тихо.
Пока он медленно и последовательно возился с пуговками и завязочками ее одежды, Этту начала бить дрожь. Он снимал с нее одно за другим и откладывал прочь. Никогда еще он не поступал с нею таким образом… Когда же она осталась стоять перед ним совсем обнаженной, он пододвинула к себе сосудик с маслом и окунул в него пальцы.
– Хочешь?… – спросил он неуверенно.
Его пальцы оставили блестящие следы на ее животе и груди. Этта ахнула и задохнулась: в его прикосновении была поистине невыносимая нежность. Он наклонил голову и поцеловал ее в шею. А потом бережно повел в сторону постели. Она пошла с ним охотно, хотя и не переставая изумляться про себя его столь странному поведению.
Он лег рядом и коснулся ее. При этом он не сводил глаз с ее лица, ловя малейшее изменение в его выражении. Вот он наклонился к ней и прошептал на ухо:
– Подскажи мне, что сделать… чтобы доставить тебе удовольствие.
Вот когда Этта испытала настоящее потрясение. Дорогого же стоило в его устах такое признание! Он попросту не умел дать наслаждение женщине. Он даже никогда не пытался, и в этом смысле она оказывалась для него первой. Этта совсем перестала дышать. Его мальчишеская неумелость вдруг породила в ней невиданный взлет страсти. Он безропотно позволил ей взять его руки и отправить их в путь по ее телу. Ни разу еще он не позволял ей вот так верховодить; это пьянило слаще вина…