Безвечность

Кукольный мир. Однажды проснулась, а вокруг никого, Лишь голые стены и твой гардероб. Платья и туфли не влезают в него, Лучше бы к сердцу было много дорог… Макияж первым делом наносишь с утра, Рисуешь улыбку, а в душе пустота. По чужой самооценке — серьёзный удар, Орудие смерти — твоя красота. Мечтаешь жить в замке с принцем своим, Хочешь с ним вместе путь длинный пройти, Но сперва сними маску и любовь оживи… Мало быть куклой, чтобы счастье найти!

Бони оставила подруге стихотворение, написанное аккуратным подчерком, как будто она готовилась к смерти заранее. Ева была уверена в том, что девушка сама его написала, хоть и раньше не проявляла поэтических способностей. Она часто перечитывала стихотворение, пытаясь найти в нём скрытую причину суицида подруги. Причину девушка так и не нашла, потому что в романтических строках её быть не могло, зато вспомнила, что Бони изредка говорила о различных способах суицида.

— С крыши прыгают только отчаянные самоубийцы, пытаясь в последний раз привлечь к себе внимание. Лично я не хочу оставлять после себя кровавую лепёшку. — Никто не мог усомниться, что Бони шутит.

— Бросаться под машину — эгоистично. Невиновный водитель попадёт за решётку из-за чужой мёртвой задницы, в прошлом жаждущей приключений. — Бони всегда была рассудительной, и друзьям казалось, что она по заслугам осуждает самоубийц.

— Пуля в висок — мгновенная смерть и грязная работа для патологоанатома. — Бони пожалела без того расшатанные нервы врачей и заодно не стала портить свой внешний вид, поэтому выбрала способ, о котором никогда не говорила. Она умерла от передозировки таблеток.

Люк воспринял поступок сестры как удар в спину. Он стал винить себя, что не смог её уберечь, думал, что не уследил, не остановил и недостаточно хорошо её знал. Ева узнала в нём себя, но друг и слышать не хотел о том, что его понимают и разделяют боль утраты. Последний раз она видела Люка на похоронах Бони, после чего уехала из Миража и больше никогда не предпринимала попыток наладить с парнем общение. Он так и не понял, что смерть Бони послужила ударом не только для него, но и для Евы. Не каждый день теряешь близких, с которыми делил всё свободное время, и которых посвящал в свои мечты. Возможно, поэтому Ева на протяжении многих лет не заводила друзей. Она знала, что рано или поздно смерть заберёт у неё человека, о котором заботилась. Позже родители стали тому доказательством.

За несколько лет активного существования субкультуры были зарегистрированы случаи самоубийства, но Ева тешила себя мыслью, что Бони руководствовалась не канонами моды, а здравым смыслом, если вообще в подобной ситуации он имеет место быть. Ева приняла выбор подруги, но, уехав из родного города, сменила причёску, вернув волосам натуральный цвет, и спрятала всю накопившуюся одежду в далёкий ящик, потому что каждая вещь напоминала ей о прошлом. Она оставила только чёрный кожаный ремень с металлическими вставками в форме сердец, который подарила ей Бони. Еве казалось, что он приносит удачу, несмотря на тоску, навеиваемую им.

В новом городе Ева, проходя мимо скейт-парка, больше не чувствовала родства с присутствующими там людьми. В первую очередь не из-за того, что они были ей чужими, а из-за того, что они были представителями второй волны, видоизменившей первоначальную идею субкультуры, которая однажды перевернула жизни многих молодых сердец. У молодёжи того времени была своя философия, которая отчасти заключалась в создании привлекающей внимание внешности. Длинная чёлка, чёрный цвет волос, густо подведённые глаза были способом не только самовыражения, но и поиска единомышленников. Настроение человека определяло музыку, которую он сегодня будет слушать, и преобладающий цвет одежды. Днём парни и девушки с ранимой душой радовались каждой мелочи, а вечером ненавидели весь мир и пытались уйти от печальной реальности. Когда грани восприятия стирались, возникало желание плакать, кричать и смеяться одновременно…

Каждое поколение оставляет после себя след в истории и искусстве, но ещё никогда этот след не был таким ярким, глубоким и впечатляющим. Кто-то считал это явление моральным разложением молодёжи, кто-то — временной забавой и поводом для ссор с родителями, кто-то — вызовом системе, но никто не оставался равнодушным. То время стало целой эпохой, и Ева была частью горечи, безумства и поисков себя. Спустя пару лет общество потеряло интерес к самой эмоциональной субкультуре. Первые представители выросли, хоть и клялись навсегда остаться детьми, и слились с ненавистной толпой, но внутри остались прежними. В узких кругах они пытаются воссоздать атмосферу прошлого, слушая старые песни, устраивая акустические концерты и пересматривая фотографии, но прекрасно понимают, что те годы неповторимы. Единственное, что им осталось, — вспоминать и рассказывать младшему поколению свою сумасшедшую историю, чтобы субкультура нача ла двухтысячных каждый раз возрождалась из горстки пепла сожжённых дневников, чтобы из моды переросла в нечто большее.

Глава 25 Неизбежность

Моё завтра не наступит никогда.

Семнадцатого декабря весь день шёл дождь, а я лежала в постели, глотая таблетки, чтобы сердце не выскочило из груди. Из-за пронзительной боли я вставала только по нужде или покормить Касси. Несколько раз я собиралась пойти в поликлинику, но сразу одёргивала эту мысль, потому что медсестра станет мерить давление, а мне иногда кажется, что у меня вообще нет пульса, а моё сердце не бьётся. К боли можно привыкнуть, если отвлечься на приятные воспоминания и представить, что моё тело — это лишь материя, не имеющая ко мне никакого отношения.

В 15:03 раздался стук в дверь, и я по инерции крикнула: «Минуту!». У обслуживающего персонала есть ключ, и они в любом случае войдут, а я не хочу, чтобы горничная (или кто бы это ни был) застала меня в лежачем положении. Обычно обслуживающий персонал беспокоит меня утром и вечером, чтобы предложить навести порядок в комнате и спросить, не нужно ли мне что-нибудь. Наши встречи обычно бывают короткими, но мне не нравится, что ради нескольких минут приходится собирать своё самообладание в кулак, чтобы никому не нахамить.

Поверх пижамы я накинула махровый халат и кое-как застелила одеялом кровать. Касси несколько раз чуть не сбила меня с ног, пока я шла в коридор. Она постоянно думает, что я играю с ней в догонялки, когда спешу. Подойдя к двери, я заметила в ней квадратный дисплей, который давно пришёл на замену обычному «глазку», и вспомнила, что в гостиничных комнатах нет коридора, и что я нахожусь в квартире. Никакого обхода обслуживающего персонала быть не должно!

Стук повторился, и Касси стала громко мяукать, глядя на закрытую дверь, требуя, чтобы я наконец её открыла. Маленькая предательница. Кто меня за язык дёрнул сказать хозяевам квартиры, что мне не нужен отслеживающий дисплей? Они рады были стараться и временно отключили гаджет, чтобы не платить за услуги. Скупердяйства у них не отнять, а у меня — глупости. Я и не думала, что ко мне может кто-то прийти, хоть и каждый день ждала, что за мной явятся люди в белых халатах. Думала, что Кай не сможет долго молчать и предаст меня при первом же подвернувшемся случае. Что ему стоит собрать прессу и объявить миру о сенсации? То, что он прочитал в моей тетради со словом «Вечность» на обложке, должно было давно привести ко мне если не врачей, жаждущих вскрыть мой мозг, то хотя бы психотерапевтов.

Почему-то меня больше не пугает человек за дверью. Наверное, отчаяние поселилось во мне так глубоко, что я жажду общения хоть с кем-нибудь. Если мне суждено скоротать свои дни в клетке под прицелами камер и любопытных глаз, пусть это произойдёт немедленно. Затаив дыхание, я открыла дверь, хотя могла этого и не делать. Даже у такой, как я, есть право на неприкосновенность.

На секунду мне показалось, что передо мной стоит Стефан, и я уже подумала, что окончательно свихнулась. Первым делом я взглянула на лицо мужчины и увидела знакомую полуулыбку. Никогда бы не подумала, что испугаюсь её. Я потуже затянула пояс на халате, вспомнив, что человек в чёрном пальто и капюшоне, стоящий передо мной, во время нашей единственной личной встречи проявлял ко мне знаки внимания.