"Библиотечка военных приключений-3". Компиляция. Книги 1-26

Младший лейтенант снова надел наушники, к ушам подкатило знакомое дыхание эфира. Ис­текало условленное время для связи, а Ржев не отзывался на позывные — «Брат» молчал.

Дремота сморила младшего лейтенанта, он за­былся на минуту. Ему померещилось: огромного роста человек с автоматом на груди вырвался в бою вперёд, стремительный, мощный, и чей-то возглас рядом: «Это — «Брат!». Белоухов си­лился разглядеть лицо этого человека...

Он тряхнул головой, поёжился от подобрав­шегося к телу озноба — зори стоят холодные. Ночь кончилась, ждать дольше было бесполезно. Прошла ещё одна неделя, а связи с «Братом» не было по-прежнему. Младший лейтенант снял наушники и поднявшись с наглухо вколоченной в землю скамейки, подошёл к завешенному одея­лом окошку, отдёрнул одеяло, и свет хлынул в палатку, разгоняя сон. Белоухов задул кероси­новую лампу с сильно нагоревшим фитилём, скинул телогрейку, взял полотенце и вышел.

Роща пробудилась. Она жила в этот пред­утренний час в щебете птиц, в свежем дыхании зелени, омывшейся росой, в трепете тянувшихся от земли лесных колокольчиков.

Палатка младшего лейтенанта стояла в сто­роне от всех в молоденькой роще, а тотчас за ро­щей находился хутор Прасолово. Кроме двух­этажного здания школы, на хуторе уцелело не­сколько домов, туда переселились из леса раз­ведчики подполковника Ярунина. Соединение стало в оборону, и штаб его, и подразделения устраивались прочнее на временном пристанище.

На хуторе, должно быть, еще спали. Младший лейтенант вышел на опушку рощи, Он быстро спускался под гору, размахивая полотенцем. Высокая трава цеплялась за сапоги. Вот и ру­чей,— быстро бежит вода по камешкам, мель­чает ручей, сушит его солнце.

Раскатился и замер над лугом грохот ору­дий — обычная утренняя перестрелка с против­ником.

Белоухов разделся до пояса. Стоя на камнях, он пригибается к ручью, льёт горстями воду себе на плечи, на грудь, на спину, докрасна трёт тело полотенцем и, одевшись, взбирается обратно на пригорок. Он испытывает прилив бодрости, он счастлив в эти минуты ощущением своей силы — он готов встретиться лицом к лицу с любой опасностью, пусть только подполковник Ярунин доверит ему выполнение специального задания.

Возвращаясь к себе, Белоухов встречается с Тоней. Поравнявшись, Тоня первая громко здо­ровается и проходит мимо,— она торопится на работу в сельпо.

Белоухов украдкой провожает её глазами: серенькое с голубым платье, жакет на руке, крутой валик тёмных волос. На минуту Тоня исче­зает из виду, спускаясь под горку, прыгая с камня на камень через ручей, и вот она уже снова видна — она идёт по лугу, а за ней вслед всё дальше и дальше бежит, выстеливается в высокой траве стёжка.

Тоня эвакуировалась из Ржева. Она живёт на хуторе в пристройке, примыкающей к большому зданию школы. Муж её, учитель городской де­сятилетки, был в партизанском отряде, пока не лишился в бою руки. Теперь он назначен заве­дующим Ржевским отделом народного образова­ния и руководит восстановлением школ на осво­бождённой территории. Изредка он навещает семью. Он сидит на крыльце с сыновьями, а Тоня радостно хлопочет вокруг них.

Вечером, вместо того чтобы выспаться перед ночным дежурством, Белоухов снова уходит на хутор. Он дождётся, когда из школьной при­стройки выйдет Тоня в накинутом на плечи бе­лом платке. Выбегут за ней следом оба сына. Стоит она по-мальчишески стройная, не шевель­нёт прямыми плечами, не поправит платка, как- будто она сама по себе, а платок на плечах сам по себе. Такой строгой кажется она Белоухову, что всякий раз он робеет. Но Тоня не замечает этого. Они земляки, оба из Ржева, и она любит вспоминать с Белоуховым о своём городе.

Помнит ли он Калининскую улицу в Ржеве, с высаженными вдоль неё молодыми липами, — спрашивает Тоня. Весной, когда улица просы­хала от стаявшего снега, девчонки из её дома исчерчивали мелом тротуар, играли в «классы».

А знает ли он тот крутой спуск к Волге, итти по нему невозможно,— бежишь, мчишься, да так, что в уши влетает ветер? А Цветочную улицу, тихую, со старой церковью за чугунной оградой? Напротив церкви — педагогический техникум, здесь познакомилась Тоня со своим мужем, она поступила на первый курс, а он уже заканчивал учёбу. А дальше, за углом, где Дом пионеров, стояла школа-новостройка — красное здание, вот там они работали, пока не началась война. Муж преподавал историю в седьмых классах, а Тоня была учительницей в первой ступени. Говорят, что школа уцелела...

«Уцелеет ли?» — тревожно думает Белоухов, ведь Тоня ничего не знает о том, что враг гото­вится уничтожить город. Он продолжает разго­варивать с ней, ничем не выдав свои мысли,— никто, кроме разведчиков, не должен знать об этом.

Конечно, он помнит почти все те места, кото­рые называет Тоня. До двенадцати лет он про­жил в Ржеве, а потом переселился с матерью под Куйбышев, в маленький городок Ставрополь; сравнить его с Ржевом невозможно, мал он и не­казист, только Волга там много шире, чем у нас здесь, в Ржеве.— Белоухов говорил медленно, подыскивая слова, поражённый открывшимся ему: там, на Калининской улице, где Тоня с по­другами играла в «классы», он с мальчишками преследовал «неприятеля», выстаивал в «раз­ведке» в подворотнях, прыгал через забор, убе­гая от погони. И вдруг он смутно припомнил худенькую, со светлыми косицами, бойкую дев­чонку-заводилу из своего детства, и этот неяс­ный, но чем-то памятный ему образ слился в его представлении с Тоней, быть может, это была она—

Он сказал ей об этом. В ответ она рассмея­лась, да как-то особенно громко: «Когда я играла в «классы» и бегала на реку, ты еще под стол пешком ходил»,— откровенно кололи его смеющиеся глаза Тони. Тоня с любопытством разглядывала Белоухова. Она видела перед со­бой очень юное скуластое лицо, с белесыми ко­роткими ресницами, с толстыми губами. От его фигуры веяло силой, неуклюжей и очень мо­лодой.

А Белоухов думал: вот он стоит перед Тоней, здоровенный парень, с такими огромными кула­чищами, что захоти она сейчас, и он начнёт вколачивать кулаками гвозди в доски, и однако он сидит в штабе вдалеке от боя, от опасности, в которой живут его товарищи и через которую прошёл её муж, лишившийся руки. Ему слы­шался её молчаливый упрёк, и он страдал от этого.

Так бывает в юности, когда силы еще не ме­ряны: человеку и верится в свои возможности горячо, и сомневается он в иную минуту без­утешно. Поэтому особенно не терпится моло­дости испытать свои силы.

Как многие мальчики его детства, Белоухов рос с мечтой о подвиге. Он мастерил детектор­ные приёмники, вынашивая надежду услышать папанинцев с дрейфующей льдины; когда при­шёл срок избирать профессию, решил: будет ра­дистом-полярником — и уехал в Куйбышев учиться. Окончил курсы, но вместо северной зимовки отбыл добровольцем на Западный фронт,

Почти за год службы в армии Белоухов пристрастился к своей работе. Ждать долгими ноч­ными часами у рации, и вдруг услышать голос из далёкого тыла врага и принять донесение — стало его жизнью. Но с недавних пор,— это совпало с тем тревожным расположением, которое он испы­тывал к Тоне,— душевное равновесие Белоухова нарушилось. Теперь работа не приносила ему прежнего удовлетворения, он мечтал о подвиге в бою с врагом. А поделиться этим Белоухову было сейчас не с кем: капитан Дубяга, с кото­рым он сдружился, вот уж с месяц лежит в дальнем госпитале, Белоухов с нетерпением ждёт его возвращения.

Как решиться просить подполковника пере­вести его на другую работу? Подполковник вски­нет на него пытливые глаза, посмотрит внима­тельно и, пожалуй, спросит: «А что ты, братец, можешь?»

Что он, младший лейтенант Белоухов, ответит ему? Что люди уходят в бой, отдают свою жизнь, отбивают у врага его родной город, а он переезжает с аппаратами с места на место. Так может и война скоро кончиться, а он до сих пор не знает, способен ли на отважное, рискованное дело.

* * *

Капитан Дубяга вошёл в дом в сумерках, окликнул дремавшего на лавке у телефонов орди­нарца Подречного: