Библиотека мировой литературы для детей, т. 15
Шрифт:
Умирать Тёма любил. Все будут жалеть его, плакать; и он будет плакать… И слезы вот-вот уж готовы брызнуть из глаз Тёмы… А Еремей давно уже стоит у ворот гимназии и удивленным глазом смотрит в щелку. Тёма испуганно приходит в себя, оглядывается, по царящей тишине во дворе соображает, что опоздал, и сердце его тоскливо замирает. Он быстро пробегает двор, лестницу, проворно снимает пальто и старается незамеченным проскользнуть по коридору.
Но высокий Иван Иванович, размахивая своими длинными руками, уже идет навстречу, Он как-то мимоходом ловит за плечо Тёму, заглядывает ему в лицо и лениво спрашивает:
— Карташев?
— Иван
— Учитель же все равно запишет, — отвечает флегматично Иван Иванович, у которого не хватает духу прямо отказать.
— У нас батюшка… я попрошу…
Иван Иванович нерешительно, нехотя говорит:
— Хорошо…
Тёма отворяет большую дверь и как-то боком входит в свой класс. Его обдает спертым, теплым воздухом, он торопливо кланяется батюшке и спешит озабоченно на свое место.
По окончании урока маленькая фигурка бежит за священником:
— Батюшка, сотрите мне abs [59] .
Батюшка идет, переваливаясь с боку на бок, не спеша откидывает свою шелковую рясу, достает платок, сморкается и спрашивает Тёму:
— А зачем же вы опаздываете?
За Тёмой и батюшкой, толкаясь, бежит целый хвост любопытных учеников. Всякому интересно хоть одним ухом послушать, в чем дело.
— У нас часы отстают, — отвечает Тёма, понижая голос так, чтобы другие не слышали. — Я теперь их поставлю на четверть часа вперед.
59
abs — отсутствует (от лат. absens).
— Вы часов не портите, а лучше сами вставайте на четверть часа раньше, — говорит батюшка и исчезает в дверях учительской.
Хвост фыркает.
Тёма подавляет недоумение, делает беспечную физиономию перед насмешливо смотрящими на него учениками и спешит в класс. Там он садится на свое место, поднимает оба колена, упирается ими в скамью и, стараясь смотреть равнодушно, вдумывается в смысл батюшкиных слов.
Вахнов свернул бумажку и, помочив ее слюнями, водит ею вокруг шеи и лица Тёмы. Тёма досадливо говорит:
— Ну, отстань же!
Но Вахнов не отстает.
— Ну, что ты за свинья! — говорит Тёма.
В ответ Вахнов хватает Тёму за руку и выкручивает ее ему за спину. У Тёмы закипает бессильная злоба, ему хочется «треснуть» Вахнова, и он пускается на хитрость.
— Ну, оставь же, — повторяет уже ласково Тёма.
Вахнов смягчается, снисходительно дает Тёме щелчок и выпускает его руку. Тёма быстро вскакивает на скамью, и, «треснув» Вахнова, мчится от него по скамьям. Верзила Вахнов несется за ним. Тёма прыгает на пол и бросается к двери. Вахнов настигает его, мнет и со всего размаха бьет ладонью по лопаткам.
— Ну, что ты за свинья?! — говорит тоскливо Тёма.
Вахнов отвечает увесистыми шлепками.
— Оставь же, — уже жалобно молит Тёма. — Ну, что ты меня мучишь?
В голосе Тёмы слышатся Вахнову слезы. Ему делается жаль Тёму.
— Му-мочка! — говорит Вахнов и опять, уже от избытка чувств, тискает Тёму.
По коридору идет молодой, в очках, учитель латинского языка Хлопов. При входе учителя все уже по местам. Хлопов внимательно осматривает класс, быстро делает перекличку, затем сходит с своего возвышения и весь урок гуляет по классу, не упуская
ни на мгновение никого из виду. Проходя мимо скамьи, где сидит маленький с кудрявой головой и потешной птичьей физиономией Герберг, учитель останавливается, нюхает воздух и говорит:— Опять чесноком воняет?!
Герберг краснеет, так как аромат несётся из его ящика, где лежит аппетитный кусок принесенной им для завтрака фаршированной щуки.
— Я вас в класс не буду пускать! Что это за гадость?! Сейчас же вынесите вон! — И, помолчав, говорит вслед уносящему свое лакомство Гербергу:
— Можете себе наслаждаться, когда уж так нравится, дома.
Ученики фыркают, смотрят на Герберга, но на лице последнего, кроме непонимания: как может не нравиться такая вкусная вещь, как фаршированная щука, — ничего другого не отражается. Тёма с любопытством смотрит на Герберга, потому что он сын Лейбы, и Тёма, постоянно видевший Мошку за прилавком отца, никак не может освоиться с фигурой его в гимназическом сюртуке.
— Корнев, склоняйте, — говорит учитель.
Корнев встает, перекашивает свое и без того некрасивое, вздутое лицо и кисло начинает хриплым, низким голосом.
Учитель слушает и раздраженно морщится.
— Да что вы скрипите, как немазаная телега? Ведь, наверно же, во время рекреации [60] умеете говорить другим голосом.
Корнев прокашливается и начинает с более высокой ноты.
— Иванов, продолжайте…
Сосед Тёмы, Иванов, встает, смотрит своими косыми глазами на учителя и продолжает.
60
Перемена (от лат. recreatio).
— Неверно! Вахнов, поправить!
Вахнов встрепанно вскакивает и молчит.
— Карташев!
Тёма вскакивает и поправляет.
— Ну? Дальше!
— Я не знаю, — угрюмо отвечает Иванов.
— Вахнов!
— Я вчера болен был.
— Болен, — кивает головой учитель. — Карташев!
Тёма встает и вздыхает: недаром он хотел повторить перед уроком — все выскочило из головы.
— Ну, не знаете, говорите прямо!
— Я вчера учил.
— Ну, так говорите же!
Тёма сдвигает брови и усиленно смотрит вперед.
— Садитесь!
Учитель в упор осматривает Вахнова, Карташева и Иванова.
Вахнов самодовольно водит глазами из стороны в сторону. Иванов, сдвинув брови, угрюмо смотрит в скамью. Затянутый, бледный Тёма огорченно, пытливо всматривается своими испуганными голубыми глазами в учителя и говорит:
— Я вчера знал. Я испугался…
Учитель пренебрежительно фыркает и отворачивается.
— Яковлев, фразы!
Встает первый ученик Яковлев и уверенно и спокойно говорит:
— Asinus excitatur baculo.
— Швандер! Переводите.
Встает ненормально толстый, упитанный, чистенький мальчик. Он корчит болезненные рожи и облизывается.
— Пошел облизываться! Да что вы меня есть собираетесь, что ли?!
Ученики смеются.
Швандер судорожно нажимает большой палец на скамью, делает усилие и говорит:
— Осел…
— Ну?
— Погоняется…
Швандер делает еще одну болезненную гримасу и кончает:
— Палкою.
— Слава богу, родил.
Вторая половина урока посвящается письменному ответу.