Библиотека мировой литературы для детей (Том 30. Книга 2)
Шрифт:
Одетый в черный вязаный костюм, он катался только на беговой дорожке, нагнувшись вперед, заложив руки за спину, эффектно удлиняя чрезножку на поворотах. Всем своим видом он показывал полное пренебрежение к другим ребятам.
Миша и Слава не обращали внимания на Юру, но Генка не мог спокойно переносить Юрино высокомерие и однажды, выехав на круг, попробовал гоняться с ним наперегонки. Генка катался на коньках очень хорошо, лучше всех в школе, но разве мог он на «снегурочках» угнаться за «норвежками»! Он позорно отстал от Юры на целых полкруга.
После этого случая все стали дразнить Генку. Ездили за ним и кричали:
— Эй,
Генка с досады перестал ходить на каток, по улицам на коньках тоже не бегал.
Как-то Генка объявил Мише и Славке, что приглашает их в субботу на день рождения. Мальчики удивились:
— С собственным угощением?
— Угощение мое, подарки ваши.
В субботу вечером друзья пришли к Генке и изумились при виде обильно и празднично накрытого стола. На краю его свистел струйками пара самовар с расписным чайником на верхушке. На тарелках — ломтики сала, вареники в сметане, пирожки и монпансье. У стола хлопотала Агриппина Тихоновна.
— Вот это да! — протянул Миша. — Ай да Генка!..
— На какие капиталы ты все это оборудовал? — спросил Слава.
Генка ухмыльнулся.
— Это уж дело хозяйское…
— Отец прислал, — сказала Агриппина Тихоновна. — Я говорю: «Тебе, Геннадий, этих продуктов на месяц хватит». А он и слушать не хочет — давай на стол, и дело с концом. Весь в отца! — добавила она не то с осуждением, не то с восхищением.
— Даже конфеты прислал, — сказал Миша.
— Нет, — сказала Агриппина Тихоновна, — монпансье Геннадий сам купил: коньки-то он продал.
— Тетя! — закричал Генка. — Ведь я вас просил!
— Чего уж там, — отмахнулась Агриппина Тихоновна. — Оно и лучше: валенок не напасешься.
— Если бы я знал, что ты ради фасона продал коньки, — сказал Миша, — я бы к тебе в гости не пришел.
— Без коньков проживу, — мотнул головой Генка. — Подумаешь, «снегурочки»! Поступлю в фабзавуч — «норвежки» куплю. Ты ведь тоже свою коллекцию марок продал. А? Зачем?
— Нужно, — уклончиво ответил Миша.
— Я знаю, — сказал Генка, — ты на кожаную куртку копишь. Хочешь на настоящего комсомольца походить.
— Может быть, — неопределенно ответил Миша. — Славка свои шахматы тоже продал.
— Да? — удивился Генка. — Костяные шахматы? Зачем?
— Надо, — тоже уклончиво ответил Слава.
Раздалось три звонка.
— К нам. — Агриппина Тихоновна пошла открывать.
В комнату вошел Миша Коровин, одетый в форменное пальто и фуражку трудколониста. Он поздоровался с ребятами, разделся, вынул из кармана пачку папирос «Бокс» и закурил.
— Как дела? — спросил его Миша.
— Движутся помаленьку. Вчера на четвертый разряд сдал.
— Сколько ты теперь будешь получать?
— Рублей девяносто, — небрежно ответил Коровин, вытащил из кармана часы размером с хороший будильник, приложил их к уху и сказал: — Никак к мастеру не соберусь. Почистить надо.
— Покажи! — Генка взял в руки часы, послушал. — Ход что надо.
— Ничего ход, — сказал Коровин, — пятнадцать камней. — Он спрятал часы в карман куртки. — Ячейку у нас организовали, комсомола. Я уж заявление подал.
Девяносто рублей в месяц и часы ребята выдержали, но это уже было свыше их сил. Они еще пионеры, только мечтают
о комсомоле, а Коровин уже заявление подал.— Нас тоже скоро в комсомол передают, прямо из отряда, — сказал Миша и посмотрел искоса на Генку и Славу.
Они молчали, как будто Миша действительно сказал правду.
— Знаете, кого к нам в колонию прислали? — спросил Коровин.
— Кого?
— Борьку-жилу.
— Ну?
— Ага. За ножны-то отец его чуть не убил. Сбежал он из дома. Теперь у нас.
Снова три звонка.
Агриппина Тихоновна пошла открывать.
В комнату вошла Зина Круглова.
Генка стал в торжественную позу.
— Дорогие гости, принимаю поздравления и подарки! Прошу не толкаться и соблюдать очередь.
Зина смеялась без передышки. Такая уж она смешливая!
Она подарила Генке клоуна, своими взлохмаченными волосами очень похожего на именинника.
— Замечательно! — сказал Генка. — Девочки, как всегда, отличаются аккуратностью. Чем порадуют меня мальчики?
— Ах да, — спохватился Миша, — чуть не забыл!
Он открыл свою сумку, вытащил оттуда пакет и очень долго разворачивал его. Все следили за его руками. Наконец Миша развернул последний лист… Блеснуло стальное лезвие конька… «норвежка»!
Генка взял в руки конек, осторожно провел ногтем по лезвию, приложил к уху, щелкнул и наконец проговорил:
— Здорово… А где второй?
Миша развел руками:
— Только один… второго не достал. Ничего, поездишь пока на одном, а там видно будет.
У Генки было такое жалкое выражение лица, что даже Зина и та не рассмеялась. А уж как смешно было представить себе Генку бегающим по катку на одном коньке!
Генка положил конек на табурет, глубоко вздохнул и упавшим голосом произнес:
— Прошу к столу.
— Погоди, — остановил его Слава, — у меня ведь тоже есть подарок. — Он засунул руку в портфель, долго шарил там и… вытащил второй конек.
— Разыграли! — взвизгнул Генка, потом замолчал, внимательно посмотрел на друзей и медленно проговорил: — Значит… коллекция, шахматы, кожаная куртка.
— Ладно, — перебил его Миша, — замнем для ясности.
Наконец пришел ответ из Петрограда:
«Здравствуйте, ребята! Ваше письмо попало ко мне. По карточкам Терентьевых много, но всё не те. Бывшая домовладелица Васильева, которую я специально посетила, сказала, что Терентьев с женой действительно проживали у нее до войны, а мамаша жила где-то под Москвой. Вот все, что я могла узнать. Насчет бюрократизма вы не правы. В Петрограде проживает несколько тысяч Терентьевых, и без точных данных адрес дать невозможно. С комсомольским приветом Куприянова».
— Вот, — сказал Миша. — Учитесь, как пользоваться достижениями науки и техники.
— Какая же тут техника? — спросил Генка.
— Почтовая связь разве не техника? Вот как действуют рассудительные люди, а безрассудные летят неизвестно куда.
Генка в ответ съязвил:
— Тебя она тоже здорово поддела с бюрократизмом.
— Ничего не здорово, — сказал Миша, — но не в этом дело. В воскресенье поедем в Пушкино и возьмем с собой лыжи.
— Зачем лыжи? — удивился Слава.