Библия Раджниша. Том 1. Книга 1

Я разговаривал с этими джайнскими монахами и рассказывал им историю Махатмы Ганди, рассказывал о том, что случилось с ним. В его ашраме не допускалось любовных дел; даже мужья и жены, если они хотели стать обитателями ашрама, должны были придерживаться брахмачарьи, давать обет безбрачия. Это было основное правило. Так что там были и мужья, и жены, но они были безбрачными. Они не всегда следовали этому правилу, их ловили на этом. А Ганди был мазохистом, так же как был мазохистом Махавира, — он наслаждался тем, что мучил себя.

Есть определенное умственное заболевание, при котором получаешь наслаждение от боли. Вот что делал Махатма Ганди всякий раз, когда обнаруживалась пара, нарушившая обет безбрачия... Не нужно было никакой действительной половой связи. Достаточно было просто держаться за руки — если кто-то видел их, этого было достаточно; или обнимать друг друга — свою собственную жену.

Что Махатма Ганди делал, так это то, что он постился, он мучил себя. Он не наказывал этих людей, но на самом деле это было более сильным наказанием, чем любое другое, которое можно было представить, поскольку весь ашрам обвинял в его голоде эту пару. Пара мучилась сознанием этого: «Это из-за нас он постится». Они кричали, и плакали, и убеждали его:

«Простите нас, мы никогда не будем больше так делать; но прекратите свой пост».

Он говорил: «Я не наказываю вас; я наказываю себя. Это знак для меня, что я недостаточно чист; вот почему вокруг меня происходят такие нечистые вещи. Я просто очищаю себя». Вот, это тоже очень тонкий путь эго: вы сделали что-то, а я решаю принять ответственность за это. На поверхности это выглядит так: «Какая святость!» — но глубоко внутри не может быть ничего более эгоистичного. Кто я? Какое отношение имеет моя чистота или нечистота к вашей жизни? Но он так думал в понятиях старинных священных писаний: если вы настоящий святой, то вокруг вас не может быть ничего нечистого. Но что есть нечистое? Мужчина любит женщину - что здесь нечистого? Это его собственная женщина, это не против ее воли — что здесь нечистого? И если это нечистое, тогда все родились из нечистого. Само ваше рождение является нечистым.

Я спрашивал этих джайнских монахов: «Что случилось с Махатмой Ганди в последние годы его жизни?» Вся его жизнь была подавлением, подавлением и подавлением, но пришел момент, когда этого стало уж слишком много, когда он уже не мог более контролировать подавление. В таком случае люди находят какие-то логические обоснования. Ганди начал спать с обнаженной женщиной, — но у него был хитрый, изворотливый ум, он нашел логическое обоснование своего поступка. Он сказал, что просто проверял, имеет ли женщина где-нибудь в его подсознании хоть какую-нибудь привлекательность. Чувствовал ли он еще очарование обнаженной молодой девушки? Ему было за семьдесят, а девушке, с которой он спал, было только двадцать.

Это не сообщалось широкой публике, поскольку его ученики боялись, что он потеряет свой образ Махатмы. Люди начнут думать: «Что это такое?» Это было удивительно, это не предавалось огласке; только несколько учеников, близких учеников, державших свои рты на замке, знали об этом. Но в глазах этих близких учеников Ганди уже пал, он уже не был тем Махатмой, которым был.

Я говорил этим джайнским монахам: «Постарайтесь понять Ганди, понять, что случилось с ним. Это случится и с вами. Вы можете так изголодаться, что в вас не останется энергии». Это была ошибка Махатмы Ганди, иначе так не случилось бы. Так было потому, что он хорошо ел, он ел питательную пищу, молоко, все, что нужно для тела. Он очень заботился о теле. В этом была причина случившегося. В нем была энергия, и он не был тупым человеком. Он был чрезвычайно разумным.

Но когда энергия поднимается к разуму, она также идет и глубже к самым основаниям вашей сексуальности. Она проходит к корням.

Если энергия идет к цветам, то она идет и к корням. Нет другого способа достичь цветов; она должна пройти через корни.

Но я нашел этих людей такими тупыми. Я много разговаривал с ними и мог заметить, что они ничего не слышат, их глаза выглядят почти мертвыми, их тела сморщились. Они выглядят безобразно.

Они были против секса и поэтому против женщины. Джайны считают, что никто не может быть освобожден, если его существо пребывает в женском теле. Только мужчина может быть освобожден, может достичь предельного — у них это обозначается словом мокша... мокша может быть достигнута только от мужского тела, не от женского. Что неправильного в женском теле? Нет никакой разницы. Единственная разница в психологии, но и это не такая уж большая разница — не та разница, что создает разницу.

Мужской половой орган подвешен снаружи, а женский половой орган находится внутри — вот единственная разница. Просто выверните свой карман, и пусть он висит наружу; карман становится мужским. Верните его в исходное положение, он становится женским. Вы называете это разницей? Один и тот же карман? Из-за того, что нет большой разницы, наука открыла теперь, что мужчина может стать женщиной путем простой пластической операции. Женщина может стать мужчиной путем пластической операции. Если бы была фундаментальная разница, это вряд ли было бы возможно. Путем пластической операции вы просто выворачиваете карман наружу или вовнутрь, и ничего такого здесь нет.

Джайны говорят, что женщина признается негодной из-за своего женского тела. Сначала она должна стать мужчиной. Так что есть джайнские монахини... Они не прилагают усилия к освобождению, они прилагают усилия к тому, чтобы в следующей жизни родиться мужчиной, тогда они будут работать ради освобождения. Для них путь на шаг длиннее, чем для мужчин. Девиз «дамы первыми» не применяется.

Одна женщина в истории джайнов была, должно быть, женщиной чрезвычайной смелости, разумности и бунтарства; она восстала против этой идеи. Ее имя было Маллибхаи. Она просто восстала против этой идеи, она сказала: «Это просто придумано мужчиной». И конечно, она была женщиной с искрой божьей, поскольку стала джайнским монахом. Она не собиралась становиться монахиней, поскольку монахиня имеет целью стать монахом в следующей жизни. Она стала джайнским монахом. Джайнской монахине разрешается иметь одежду, она не обязана быть обнаженной; эта стадия наступит в следующей жизни, если она преуспеет в этой.

Но эта женщина, Маллибхаи, на редкость мятежна. Я видел весь мир — я не нахожу другой женщины такого мятежного духа. Она стала монахом. Она сбросила свои одежды и объявила джайнам: «Я монах, и я прилагаю усилия ради освобождения, я ничуть не беспокоюсь о том, что говорят ваши священные книги». В ней, определенно, была искра божья, и она выполняла все требования, предписанные для тиртханкары, и джайны вынуждены были принять ее как тиртханкару.

Но они устроили трюк. Когда она умерла, они изменили ее имя: Маллибхаи — бхаи обозначает женщину — они сменили на Маллинатх — натх обозначает мужчину. Так что, если вы почитаете историю, вы не найдете среди двадцати четырех тиртханкар женщины, поскольку ее имя они не называют Маллибхаи, они говорят Маллинатх. Они обманули весь мир и продолжают эту старую уловку. Одна женщина доказала, и доказательства одной женщины достаточно для всех женщин. Но хитрые священнослужители изменили ее имя после ее смерти. Они не только изменили ее имя, они изменили ее статую. В храме стоит мужская статуя; в джайнском храме есть двадцать четыре статуи тиртханкар — все мужчины.

Я приходил в джайнский храм и спрашивал: «Кто есть

Маллибхаи?»

И священник начинал трястись и говорил: «Э-э... Маллибхаи? А вы — джайн?»

Я говорил: «Нет, я не джайн. Но я не мужской шовинист.

Которая из этих двадцати четырех Маллибхаи?» И он показывал.

Но я возражал: «Это мужская статуя. Половой орган висит наружу, а я абсолютно уверен, что в то время не было пластических операций».

Вскоре они опомнились, и поэтому, когда бы я ни приходил в джайнские храмы, они говорили: «Храм закрыт. Вам не дозволено входить в храм».

В Индоре, в Индии, есть один из красивейших джайнских храмов, возможно, самый красивый в Индии. Он весь сделан из стекла — весь храм. Когда вы входите в него, вы видите себя отраженным в тысячах зеркал, окружающих вас, поскольку весь храм состоит из маленьких кусочков зеркал. Я люблю это место за его красоту и покой. Но они не позволяют мне входить. Однажды я был там, затем двери для меня закрылись.

Я подошел к человеку, обслуживающему храм, и сказал:

«Это странно. Вы допускаете даже зевак, не являющихся джайнами, вы впускаете посетителей; могут приходить христиане, кто угодно может приходить в часы посещений», — ведь храм был таким уникальным произведением искусства, до двенадцати утра могли входить только джайны для поклонения, а после двенадцати допускались посетители. «Меня не допускают даже среди посетителей. В тот момент, когда священник, — а он постоянно стоит в дверях, — в тот момент, когда он видит меня, он говорит: «Вам не разрешается». Я спрашивал человека, который сделал это... и то был драгоценный подарок, который он сделал для страны.