Библия Раджниша. Том 3. Книга 1
Шрифт:
И в начале поста никакой радости нет. Пять дней кажутся пятью месяцами. Кажется, что часы остановились и голод все время нарастает. Он ранит в живот; кишки чувствуют, что они как будто сжимаются. Все ваше тело в беспокойстве, потому что оно не получает своего дневного рациона. Все части тела оказываются в странной ситуации; они не могут выразить, что происходит, почему прекратился этот рацион. Вы не проинформировали их; вы и не могли, потому что не знаете их языка; они не знают вашего языка.
В теле хаос, - но только на пять дней. После пятого дня тело автоматически переключает себя на систему чрезвычайных ситуаций;
Джайнские и буддийские монахи произвели такое большое впечатление на весь Восток, что индусский ашрам, который был по-настоящему красивым местом, был осужден. Эти мудрецы, эти провидцы были осуждены людьми: «Они такие же материалисты, как и мы. Настоящие махатмы и мудрецы - это джайны и буддисты. Этих людей нельзя и сравнивать с ними». Естественно, индуизм должен был изменить всю свою структуру.
Это мир конкуренции: чтобы остаться существовать, индуизм изменил весь стиль ашрама. Ашрам стал аскетичным, но старое имя сохранилось, имя изменить забыли. Место это перестало быть ашрамом, потому что там нет расслабления, нет отдыха, нет радости, нет блаженства.
Отправляйтесь в сегодняшний ашрам, и вы найдете там людей, которые мучат самих себя, психически больных, мазохистов, самоубийц, - но и эгоистов, потому что все эти мучения приносят им только одно: великое уважение людей. Вся страна питает к ним потрясающее уважение за то, что они делают. Но красота ашрама исчезла.
Монастырь Запада эквивалентен современному индусскому ашраму, ведь в то время, когда существовали настоящие индусские ашрамы, Запад был еще абсолютно варварским: у него не было религии, не было культуры, не было цивилизации. Ваш величайший человек родился всего лишь две тысячи лет назад. В Индии трудно понять, когда это случилось, потому что Махавира, родившийся двадцать пять веков назад, был последним и величайшим джайнским тиртханкарой, двадцать четвертым. До него прошло двадцать три тиртханкары; и на это ушло по крайней мере десять тысяч лет, если на одного тиртханкару ушло лишь двадцать пять столетий. Найдены останки городов в Моханджодро и в Харрапуре, где обнаружены статуи джайнов.
Джайнская статуя может быть опознана немедленно, обнаженная статуя, потому что джайны - это единственные люди... Римляне тоже делали обнаженные статуи, но их статуи чувственные, сексуальные, провоцирующие. Это картинки из журналов для плейбоев в мраморе. Можно видеть только то, что эта статуя чувственная, сексуальная: все римские статуи такие. Статуя джайнского тиртханкары обнажена, но и не обнажена. Да, на ней нет одежды, но она не дает вам никакой идеи, никакой даже смутной идеи сексуальности, чувственности. Нет, как раз наоборот.
Вся структура джайнской статуи нечувственна, несексуальна. Глаза закрыты, руки висят свободно по обе стороны тела. Тело стоит. В ушах птицы свили маленькие гнезда, потому что не меняя позы этот человек простоял шесть месяцев, он не шевелил своей головой. И он не собирался пугать людей и птиц словами: «Что же вы делаете? Вы вьете свое гнездо в моем ухе». Ползучие растения начали подниматься по его телу. Здесь есть своя красота. Ползучие растения, зеленые ползучие растения достигли его шеи и его головы. Они расцвели, настало их время.
Эта статуя совсем не римского
стиля. Она не имеет параллелей в мире. Статуя этого типа была найдена в Моханджодро, и строгими научными методами было найдено, что она существовала по крайней мере за семь тысяч лет до рождения Иисуса Христа. Так что от сегодняшнего дня объявить десять тысяч лет будет не слишком.Монастырь на Западе - это копия ашрама, КОТОРЫЙ существует на Востоке сейчас. Он был перенесен на Запад западными путешественниками, западными философами. Сам Иисус отправился в буддийские университеты, тибетские училища ламаизма, ладакхские монастыри; Пифагор много путешествовал по Востоку - и эти люди принесли все эти идеи на Запад. Монастырь на Западе - это не что иное, как копия восточного ашрама. Он не внес ничего уникального.
Моя коммуна - совершенно иное явление. Она и не ашрам, современный или древний, и не монастырь, христианский или мусульманский.
Моя коммуна, прежде всего, не является аскетической. Она главным образом пытается уничтожить в вас все психологические болезни, - в которые включаются и идеи садомазохизма. Она учит вас быть здоровыми и не испытывать чувства вины за то, что вы здоровы. Она учит вас быть человечными, потому что мое переживание состоит в том, что люди, которые пытались стать божественными, не стали божествами, а пали даже много ниже человечности. Они пытались выйти за пределы человечности - да, они и вышли за пределы человечности, но оказались ниже ее.
В монастырях люди становятся почти животными, потому что, чем больше вы мучите себя, тем больше вы теряете свой разум; разум нуждается в комфорте.
Разум - очень нежный цветок.
Не пытайтесь выращивать розы в пустыне. Разум — очень нежный цветок.
Он растет в роскоши. Ему нужна роскошная почва, плодородная, созидательная, полная соков; только тогда он расцветает.
А без разума, кто вы?
Мое усилие заключается прежде всего в том, чтобы помочь вашему разуму стать пламенем, помочь этому пламени поглотить все, что не является подлинно вашим. Вы становитесь огнем и сжигаете все, что было хламом, заброшенным в вас другими.
Поэтому, во-первых, разумность, во-вторых, медитация.
Медитация исходит из разумности - она выжигает весь мусор из вашего существа. Тогда вы становитесь чистыми, уединенными, именно такими, какими хочет вас существование.
Коммуна - это просто то место, где живут рядом друг с другом те люди, которые заинтересованы в таком путешествии, в такой одиссее внутрь себя, - и помогают друг другу стать собой, дают друг другу достаточно пространства, не вмешиваются в жизнь друг друга, не навязывают ничего. Если люди могут поддержать вас, хорошо: если поддержка становится препятствием, тогда они не будут поддерживать вас, они отойдут сами. Они уважают вашу целостность, вашу индивидуальность, вашу свободу.
Я выбрал слово коммуна, потому что это духовная общность.
Общность религиозного духа.
Это не еще одно общество, это не монастырь, не ашрам. Это индивидуальности, остающиеся индивидуальностями, будучи все же рядом друг с другом; остающиеся уединенными и все же общающиеся друг с другом, откликающиеся друг на друга; дающие и другому быть уединенным.
Для меня уединенность - величайшее религиозное качество.
Поэтому мы все вместе, но никоим образом не закрепощены, мы очень свободны.