Бич Божий
Шрифт:
— Пусть попробует только! — рассердился князь. — Ослеплю тогда, вырву ему язык. Буду беспощаден.
— Поклянись мне, родной, что, пока я жива, Русь делить не станешь... Умиротвори душу матери. Дай успокоение перед смертью.
— Хорошо. — Он поцеловал княгиню в плечо. — Будь по-твоему. Мне здоровье твоё важнее.
Ольгины глаза просветлели. Непослушной кистью робко перекрестила сына.
— И ещё об одном молю. Наперёд скажи, что и это выполнишь.
— Как же так — загодя сказать? — удивился князь.
— Да, скажи, чтоб не передумал.
— Ну, клянусь, клянусь. Сделаю, что хочешь.
— Ты сегодня
Святослав сразу помрачнел. Дёрнул себя за ус и проговорил:
— Где он? У тебя?
— Да, нашёл приют... Он крестился недавно у отца Григория...
— Вот мерзавец! Задушу ублюдка!.. Пусть придёт немедля!
Мать-княгиня заволновалась:
— Ты ведь слово дал — зла не причинить...
— Я ж не ведал, о чём ты! Он не умер во время жертвы богам. А потом залез в одрину к моей невестке. Целовал её! Может, обесчестил — кто знает! Как же я могу это ему спустить?
— Поругай, конечно, накажи за дело, я не возражаю. Но не убивай — прояви великодушие, как тебе пристало. — Ольга Бардовна дрожала от напряжения.
Святославу сделалось её жаль:
— Не переживай. Коли обещал — не убью.
— О, счастливый день! — улыбнулась та. — Бог меня наградил за все мои добрые дела...
Привели Милонега. Он упал на колени, начал кланяться князю и княгине и просить о прощении.
— Я ведь предупреждал тебя, — оборвал его Святослав, — помнить, в Переяславце, на пиру? Как же ты, червь, холоп, воли княжьей посмел ослушаться, осквернил чертоги сына Ярополка?
Молодой человек молчал, стоя на коленях, понурый.
— Счастье твоё, что княгиня Ольга покровительствует тебе. Вот моё решение: завтра, в Ярилов день, будешь бит на Бабином Торжке. Двадцать девять ударов розгами. Отлежишься дома, а затем отправишься вместе с нами в Болгарию. Коль убьют в бою — значит, то судьба; коли выживешь — боги тебя простили. Всё!
Милонег захотел поцеловать ему край штанины, но правитель Киева оттолкнул юношу ногой. Гриди Святослава утащили наказанного. Он почти не сопротивлялся. Думал, что увидится с Настенькой — или во время порки, или накануне отъезда...
Добрые слова Святослава помогли матери-княгине: 5 июля встала она с постели, ела с аппетитом, говорила с отцом Григорием о возможности съездить в Псков, на могилы предков. Но 10 июля с ней случился новый удар, парализовавший её окончательно.
Еле шевеля языком, Ольга Бардовна сказала священнику:
— Исповедоваться... хочу...
— Полно, матушка, — отвечал ей Григорий. — Я уж все грехи много раз тебе отпускал.
— Об одном не знаешь...
— Скрыла от меня?
— Скрыла... да... Было мне в ту пору тридцать семь годков... Мы размолвились с сыном... Стал он править... Я уехала в Вышгород... Здесь меня навестил Свенельд... Он склонил опять... Проявила слабость... — женщина, устав, замолчала.
— Ничего, что ж теперь кручиниться? — успокоил её духовный отец. — Столько лет прошло!
— Погоди... — вновь заговорила княгиня. — Это не конец... Понесла я тогда от Свенельда...
— Господи! Неужто?
— А в положенный тому срок родила ребёночка... девочку...
У отца Григория побелели губы:
— Где ж она теперь?!
— Мы ея подбросили... к церкви Святой Софии... Ты и подобрал...
и отдал купцу Иоанну...— Свят, свят, свят! — осенил себя крестным знамением священник. — Кто бы знал, что Найдёнка — дочь твоя?!
— Дочь... моя...
— Стало быть, она вышла замуж за родного брата?!
— Да, по отцу за родного брата... — И княгиня Ольга забылась.
А священнослужитель, потрясённый, сидел, продолжая креститься.
Он соборовал умирающую — под молитву смазал священным елеем лоб её, щёки, губы, грудь и руки. В 5 утра 11 июля 969 года сердце Ольги остановилось.
В соответствии с волей вновь преставившейся, погребли её по христианскому обычаю. Приезжал Святослав, постоял над могилой матери и, ни слова не проронив, ускакал восвояси, в Киев. Утром 14 июля тридцатипятитысячное войско князя выступило в Болгарию.
Новгород, лето 969 года
«Князю Великого Новгорода Владимиру Святославлевичу Рюриковичу, сыну моему, и посаднику Великого Новгорода Добрыне Малевичу Нискиничу, шурину моему, многие лета.
Отправляясь в поход на дунайские земли, сообщаю вам о решении своём. Княжить посадил Прополка в Киеве, а Олега в Овруче. В Киеве тысяцким остался Мстислав Свенельдич, в Овруч я направил тысяцким Путяту Ушатича. Наказал княжить честно, справедливо, лишнего не брать, своего не упускать, распрей не иметь меж собой, приходить на помощь в случае нужды. Это же наказываю и вам.
А к сему сообщаю, что великая княгиня Ольга Бардовна опочила месяца червеня 11 дня в городе Вышгороде. Где и упокоена по её велению.
А к сему сообщаю, что послание ваше получил ещё осенью, да послать ответ было недосуг. Я благословляю брак сына моего Владимира с дочерью норвежского конунга Олафа Трюгвассона. Пусть поженятся, как сговорено, через восемь лет.
Ухожу щит прибить к воротам Царьграда. Или голову сложить посередь поля брани. Третьего не дано.
Руку к сему приложил князь Великого Киева и всех его земель Святослав Игоревич Рюрикович».
Этот пергамент привезли уже в августе — после интересных событий, происшедших на Купальские праздники. Дело было так.
Новгород готовился к самому весёлому, после Коляды и Масленицы, торжеству. Загодя собирали дягиль и перунику — священную траву, зашивали в края полотнища — русальского знамени — и традиционно благословляли Богомила быть во главе дружины русальцев. Он давал клятву: «Да погаснет очаг в моём доме, пусть поганые змеи и ящеры гнёзда в нём совьют, да не примет небо дым моего костра, если я нарушу священный обряд и обижу русалок». Поливали знамя специально заговорённой водой, а мужчинам-русальцам. отпостившимся девять дней, раздавали специальные посохи (тояги) с маленьким дуплом наверху — вкладывали туда ковыль — «вильскую траву». Наши предки называли русалок «вилами», или же «виолами», — представляя их нимфами полей, родников и зелёных рощ, орошающих нивы (орошать — роса — русалка — Рось — Русь), повышающих плодородие, заговаривающих болезни и предсказывающих судьбу.