Бич Нергала

Остальные крались ближе к опушке, и каждого подстерегала во мраке смерть. Один офирец вышел прямиком на своего убийцу и рухнул под ударом боевого топора. Второй услышал невдалеке приглушенный хруст кости и упал ничком, затаился, но было поздно – когирский воин заметил врага, набросился коршуном, вдавил его лицо в сухой мох, хладнокровно и ловко задрал на потном левом боку кольчугу, всадил над ребра длинный кинжал и налегал на рукоять, пока острие не дошло до сердца. А гирканец погиб от арбалетной стрелы, пронзившей горло. В темноте арбалетчик видел гораздо хуже, чем степной разбойник, но не промахнутся по очерченному лунным сиянием силуэту разбойника, который замер, чтобы осмотреться, у самой кромки леса.

Байрам сделал самый широкий крюк от деревни и зашел вражескому караульному в тыл. Расставляя по лесу секреты, Конан поскупился на людей, но на то была важная причина. Разбойник с саблей в руке беззвучно выбрался на открытое пространство и увидел вдалеке неприятельского воина, тот праздно брел навстречу вдоль опушки, в лунном свете были различимы длинный плащ, скрадывающий телосложение, и опущенная голова. Было что-то до жути странное, неестественное в этом силуэте. Казалось, ночного стража одолевает смертная тоска, и никакая опасность не в силах вытащить его из-под спуда тягостных раздумий. Байрам медленно присел на корточки за кустом и стал ждать.

Человек замер, когда между ним и Байрамом осталось шагов шесть-семь, не больше. Поднял и повернул голову, словно хотел, чтобы ущербная, но ясная луна хорошенько осветила его профиль. И в этот миг Байрам узнал его. Сафар, командир бусарской пешей стражи, превосходный боец на мечах и топорах. Разбойник затаил дыхание, под кольчугой забегали мурашки, но почти тотчас у него отлегло от сердца. Он увидел пустые глазницы. Слепец! Кто-то безжалостно выколол глаза Сафару, искалечил его на всю жизнь. Байрам вспомнил слухи о страшной гибели Бусары; наверное, там и приключилась беда с нехремским воином. Жаль, подумал разбойничий сотник, знатный был рубака. И кто, хотелось бы знать, распорядился, чтобы несчастный слепец охранял ночной лагерь с самой уязвимой стороны? Неужто Конан? Неужто Тарк прав – Конан настолько уверен в собственной силе и в трусости банды, что не видит в ней серьезного противника?

Сафар чуть заметно водил задранной головой, как будто принюхивался. Но на самом деле он вслушивался, а ноздри слегка раздувались из-за невольного напряжения лицевых мышц. Байрам знал, что у слепцов очень быстро и сильно обостряется слух. Он снова затаил дыхание, но было поздно.

Раздался громкий щелчок, и рядом с Байрамом чуть заметно вздрогнула ветка куста.

Сафар стоял неподвижно, голова его по-прежнему была повернута в сторону, а руки держали нечто продолговатое, слабо сияющее металлом. Он прислушивался.

– Ты еще жив? – тихо спросил он, наконец. Байрама пробрал озноб, кровь отхлынула от кожи в глубь тела, как под студеным ветром. Он покосился на ветку куста, дрогнувшую несколько мгновений назад. На ней поблескивала густая влага.

– Что молчишь? – спокойно допытывался Сафар. – Живой или нет?

«Он спятил! – уверенно шепнул Байраму внутренний голос. – Насмотрелся всяких ужасов в Бусаре, да еще глаза потерял. Вот и свихнулся. Ну, все, Байрам, хватит зубами лязгать под кустом. Поди, прирежь его. Чего ты испугался? Плюющейся железки?»

Бывший хауранский браконьер решительно встал и вздрогнул от жгучей боли, задев мизинцем влажную ветку.

* * *

В нестройных шеренгах банды Тарка росла тихая паника. Давно прокричали в третий раз уцелевшие деревенские петухи, на востоке по-над кронами деревьев разливалось чахлое розовое свечение, а из семи лучших бойцов ушедших вместе с Байрамом резать часовых Конана, до сих пор не вернулся ни один. И не вернется. В этом Тарк, да и все остальные, перестали сомневаться, когда издали донеслись жуткие предсмертные вопли.

– Это засада, командир, – шепнул Нулан на ухо Тарку.

– Сам знаю. – У киммерийца дрогнул голос. – Кром! Что делать, Нулан? Этот гад опять нас вокруг пальца обвел.

– Может, отойти? – неуверенно предложил степняк.

– Куда? В деревню? Да он, сука, только этого и ждет.

«Влипли, братва! Вожак говорит, засада! Щас драпанем!» – пролетел шорох вдоль строя, и шеренги заколыхались, как тростник на ветру. В отчаянии Тарк скрипнул зубами. Много навоюешь с такими «храбрецами»!

– Чует мое сердце, он сейчас в лоб шарахнет, – предупредил сотник. – Отойти бы, а? Не сдюжим ведь.

Заря мало-помалу набиралась сил, в двух полетах стрелы все явственней прорисовывалась дюжина когирских шатров. А за ними – Тарк был уверен – в конном строю ждет сигнала к атаке без малого сотня воинов с тяжелыми длинными копьями. У него втрое больше людей, но ведь это не войско, а трусливый сброд, не ровня когирским рыцарям. Нулан прав. Банда обратится в бегство, едва услышит зов вражеского рожка и топот шипастых железных подков.

Так и вышло. За лагерем рассек тишину глухой рев и тотчас сменился дробным гулом. Не дожидаясь, пока вражеская конница выйдет из-под прикрытия лагеря, люди Тарка загомонили, задергали поводья, разворачивая коней, – о сопротивлении никто даже не помышлял. Скорее укрыться в деревне, за низкой глинобитной оградой, – Конан вряд ли отважится на штурм, для такого дела людей у него все-таки маловато.

Когирцы неслись по пятам; нахлестывая коня, Тарк то и дело оглядывался, но видел позади только смутную темную полосу, – невозможно было определить, сколько там всадников. И снова мелькнуло подозрение, что эта атака – ложная, что Конан не ищет сечи в открытом поле, ему надо, чтобы бандиты сидели в разграбленной деревне и боялись высунуть нос за ограду.

«Но зачем? – недоумевал Тарк, безжалостно осыпая коня ударами плетки. – Неужели помирился с вендийцами, взялся запереть банду в ловушке, и теперь целая армия кшатриев спешит оцепить лес? – От этой мысли у Тарка душа ушла в пятки. – Если так, нам крышка! И ведь ничего не поделаешь. На новую вылазку парни больше не отважатся, у них от одного упоминания про Конана полные штаны. В отряде всего-то двое надежных ребят было: Байрам и Нулан, остальные – крысы, каждая сама за себя. А теперь и Байрама не стало».

Как он и ожидал, когирцы не пытались ворваться в село на плечах противника. Едва последний человек Тарка скрылся за глинобитной оградой, всадники Конана, едва различимые в полумраке, повернули к своему лагерю.

С превеликим трудом удалось рассредоточить людей вдоль ограды. Тарк сорвал голос, осыпая их руганью и угрозами, а Нулан был вынужден огреть нагайкой нескольких строптивых. Но напрасно лучники с крыш высматривали крадущегося врага. Разгоралась заря, в лесу пробуждались сонмища разноголосых обитателей.

– Ну и влипли же мы, клянусь причиндалом Крома! – хрипло сказал Тарк Нулану, единственному человеку, которому еще мог доверять. Они сидели в доме первого богача деревни, бывший хозяин со своей женой, двумя сыновьями и уймой батраков кормил мух в хлеву. – Как пить дать, кшатрии этот лес со всех сторон обложили, Конан – только загонщик. Если и прикончим его, что толку?

– Прикончим… Эх! – вздохнул апиец. – С этой крысиной стаей? Если мы в осаде, нам конец.

– Вот и я о том же, – мрачно кивнул синеглазый северянин. – Ну, что посоветуешь, сотник?