Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

– У него с собой сумка, – заметил участковый. – Небольшая, но плотная. Там могут быть драгоценности.

– Деев! – Урядов обратился к товарищу. – Что думаешь о сумке?

– Кожаная сумка, похожа на женскую, но не уверен, – негромко начал Деев. – Сутихин засунул ее под мышку, значит нетяжелая.

– Могут в ней быть драгоценности? – спросил Урядов.

– Вполне возможно, хотя вряд ли Сутихин стал бы разгуливать с драгоценностями под мышкой спустя сутки после ограбления, – высказал свое мнение Деев.

– Он уходит, – снова заволновался участковый. – Надо что-то делать!

– Ты прав, – вынужден был согласиться Урядов. – Действуем быстро: Ярцев – иди к Сутихину, задержи его. Деев, ты прикрываешь левый фланг, я – правый. Действуем!

Капитан развернулся как раз в тот момент, когда Сутихин начал спускаться с крыльца.

– Уходит, – взволнованно произнес Ярцев. Он отделился от группы, быстрым шагом пересек улицу и махнул рукой Сутихину, привлекая внимание.

– Зачем? – успел выдохнуть Урядов, а Сутихин сорвался с места.

– Проклятье, Ярцев! Надо было подойти ближе! Теперь спугнул. – Деев бросился наперерез Сутихину, выкрикивая на ходу: – Сутихин, стой! Тебе все равно не уйти.

Урядов выругался и бросился следом за Деевым. Участковый бежал впереди всех, но расстояние между ним и Сутихиным не сокращалось. Перехватив сумку в правую руку, Сутихин свернул в подворотню, Ярцев, не оборачиваясь, крикнул операм:

– Это проходной двор, бегите за ним, я срежу через парк, так он от нас не уйдет.

– Давай! – крикнул в ответ Урядов, продолжая преследование.

Для своих лет Сутихин бежал очень резво. Услышав, что преследователи собираются взять его в клещи, он сменил тактику. Пробежав полквартала, он резко свернул с дороги, пересек проезжую часть, перепрыгнул через полуметровую ограду аллеи и помчался в противоположном направлении. Уловка Ярцева оказалась бесполезной, Урядов понял это, как только Сутихин свернул к зеленой зоне. Замешкавшись, он тоже свернул к аллее и перемахнул через ограждение.

– Саня, заходи справа! – крикнул он на ходу Дееву, но тот уже сам сообразил, что нужно делать.

Все трое бежали по аллее, Урядов и Деев постепенно сокращали расстояние, зажимая беглеца.

– Стой, Сутихин! – кричал Деев. – Стой, тебе говорят!

Но бывший зек останавливаться не собирался. Он бежал, напрягая все силы, ловко обходя препятствия, огибая деревья и кустарники. Он постоянно менял направление: то бежал вдоль аллеи, то сворачивал с дорожки, то снова на нее возвращался, будто никак не мог решить, что его спасет. Урядов пытался сообразить, что беглец предпримет дальше, в какую сторону может свернуть, если преследователи подберутся к нему слишком близко. Когда Сутихин оказался у противоположной стороны аллеи на расстоянии в пару метров, Урядов услышал характерный для двигающегося трамвая звук и сразу понял, куда так спешил Сутихин.

– Саня, трамвай! – крикнул Урядов. – Отрезай его, иначе уйдет!

У Владислава было с собой табельное оружие, но стрелять в парке, где прогуливались мирные граждане, тем более без веских на то причин, он не решился. Вместо этого он приостановился, подхватил с земли булыжник и, прицелившись, метнул в беглеца. Камень летел точно в голову Сутихина, еще секунда – и он достигнет цели. Урядов замер на месте. Каким-то шестым чувством Сутихин догадался о действиях Урядова и метнулся в сторону. Камень просвистел в полуметре от него, не задев, а Урядов потерял преимущество в расстоянии. Он продолжил преследование, хотя видел, что теперь ему Сутихина не догнать. Трамвай, весело постукивая колесами, приближался к аллее. Сутихин перемахнул через ограждение и продолжил бежать вдоль трамвайной линии, навстречу приближающимся вагонам.

Деев выскочил на тротуар у проезжей части в тот момент, когда Сутихину оставалось всего метра три до трамвая. В отчаянной попытке изменить расклад в свою пользу он продолжал бежать за беглецом, понимая, что не успеет запрыгнуть в трамвай следом за Сутихиным, так как рельсы уходили в сторону от аллеи ровно на середине пути. А трамвай приближался – старый, надежный КМ с раздвигающимися вручную дверями и деревянными сиденьями. Деев видел, что задние двери по обыкновению распахнуты. В жаркую погоду москвичи редко утруждали себя тем, чтобы закрыть их. Привычка жителей столицы всех возрастов заскакивать в трамвай в том месте, где им удобнее, была устоявшейся.

Урядов добежал до ограждения как раз в тот момент, когда Сутихин вскочил на подножку трамвая и скрылся в салоне. Капитан перевел взгляд чуть левее и увидел бегущего Деева.

– Бесполезно, – скорее самому себе, чем товарищу, проговорил Урядов. – Тебе не успеть.

Деев совершил последний отчаянный рывок и уже ухватился за поручень прицепного вагона, но не удержался. Рука соскользнула, ноги по инерции понесли Деева вперед, и он с трудом удержался на ногах. Урядов подбежал к товарищу, когда тот уже восстановил равновесие.

– Эта гонка была обречена на провал, – прокомментировал Урядов.

– Да, ты прав, – согласился Деев.

Оба тяжело дышали после стремительной гонки, настроение было хуже некуда.

– Надо было действовать сразу, – произнес Деев. – Как только Сутихин вышел на крыльцо, нужно было брать его в кольцо. Не дать уйти со двора.

– Если бы Ярцев не выкрикнул, что собирается срезать через парк, нам не пришлось бы скакать через ограждения и не пришлось бы смотреть вслед уходящему трамваю, – заметил Урядов.

В этот момент трамвай вдруг резко затормозил и остановился. Урядов и Деев лишь на секунду переглянулись и бросились к трамваю.

Глава 5

Георгий Сутихин начал воровать в девять лет, никого из близких и знакомых этим не удивив. Скорее они удивились, что Гошик, как называли Сутихина в детстве, так долго продержался не подворовывая. Его мать, Глафира Сутихина, понесла в шестнадцать лет, нагуляв ребеночка от залетного щипача, и это было по тем временам неслыханным позором. Отец выгнал беременную дочь из дома и спустя пять лет умер, стыдясь поступка дочери. Внука он так и не увидел. Мать непутевой Глашки первое время пыталась помогать дочери, но, оставшись без кормильца, забросила это занятие, ведь у нее на руках осталось еще шесть ртов, которые нужно было кормить. В те времена найти работу женщине было практически невозможно, и она перебивалась случайными заработками, до внуков ли тут?

Глафира Сутихина тоже не слишком преуспела в жизни. Перебравшись в Москву с младенцем на руках, она не придумала ничего лучше, как пуститься во все тяжкие. Восемь лет она «ходила по рукам», как говорили в народе про гулящих женщин, а в двадцать пять, благодаря своей миловидности, обрела-таки некое подобие дома и семьи. Глафиру подобрал безногий инвалид, получивший травму, работая на железной дороге, и Гошик с матерью переехали в однокомнатную квартиру на Серпуховской улице.

Руководство железной дороги по собственной инициативе назначило сожителю Глафиры небольшое пожизненное содержание, прожить на которое могла разве что кошка, поэтому союз инвалида и Глафиры явился спасением не столько для Глафиры, сколько для инвалида. Пользуясь связями, он устроил Глафиру на железную дорогу, где женщина занималась подноской шпал для ремонта железнодорожного полотна. Платили мало, но это было лучше, чем ничего.