Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

И снова непродолжительное молчание и неслышный разговор с «внутренним голосом», после которого нашлись новые аргументы против версии самоубийства.

– Знаю, и это не прокатит. Она уже мертва, мертва! Черт! Почему я должен разгребать все это? Почему я?

На этот раз внутренний голос говорил с Дроздом долго. Без движения он просидел почти десять минут. Лиза наблюдала, как двигается секундная стрелка на настенных часах, которые висели над входом в гостиную. Она уже решила, что Дрозд просидит так до тех пор, пока их кто-то не найдет. Но нет, он встал, вернее вскочил и со злостью пнул стену, так как внутренний голос никакого совета ему не дал.

– Да пошло оно все! – выкрикнул Дрозд и заметался по комнате. – Почему я?

Лиза оцепенела от ужаса. Она ждала, что Дрозд ворвется в гардеробную, вытащит ее на свет и тогда… Не осознавая, что делает, девушка забилась в дальний угол гардеробной, спрятавшись за груду чемоданов, навалила на себя пледы и одеяла и замерла. Больше она ничего не видела и почти ничего не слышала. В какой-то момент ей показалось, что Дрозд снова разговаривает, затем она услышала, как он бросил телефонную трубку. Затем снова раздались шаги по комнате, быстрые, хаотичные. Потом возглас: «Нашел!» – а затем хлопнула входная дверь, и Лиза поняла, что Дрозд выбежал из квартиры.

Лиза не сразу решилась выйти. Просидела в гардеробной не меньше получаса, так ей было страшно, думала, что, как только она покинет укрытие, Дрозд вернется и расправится со свидетелем его преступления. В конце концов, выйти ей помог тот же страх, только теперь она испугалась того, что нагрянет милиция, обнаружит ее в гардеробной и обвинит в смерти Марианны. Лиза встала, аккуратно сложила одеяла, выровняла чемоданы, вышла из гардеробной и, не глядя на Марианну, выскочила в прихожую, оттуда на улицу и не оглядываясь пошла прочь. Оказавшись в двух кварталах от дома тетки, она увидела телефон-автомат. Она вошла в будку, набрала «02» и стала ждать. Пока ее соединяли с районным отделом, она едва сдерживала рыдания. Хриплым от плача голосом Лиза сообщила о случившемся и бросила трубку.

Выслушав рассказ девушки, Урядов начал задавать вопросы:

– Значит, их было трое, – произнес он, выдержав паузу. – Вы видели всех троих? Сможете их описать?

– Нет, только того, последнего, – ответила Лиза. – Это плохо?

– Не обязательно. Судя по жаргону, которым они пользовались в разговоре между собой, мы имеем дело с сидельцами, а их отыскать проще.

– С сидельцами? – Лиза в недоумении смотрела на Урядова.

– Скорее всего, ранее оба мужчины отбывали наказание в местах лишения свободы. Если это так, то по приметам, а также по кличкам, которыми они пользовались, мы сумеем их найти.

– Но я могу описать только одного, – напомнила Лиза.

– Ничего, найдем одного, отработаем его окружение и выйдем на остальных. Лиза, вы сказали, что все трое молоды, не старше тридцати лет. Почему вы так решили, ведь двоих вы даже не видели?

– Не знаю. Наверное, по голосу, по тому, как они разговаривали, – ответила Лиза. – У девушки совсем молодой голос был. И еще она сильно расстроилась, когда ноготь сломала. Люди в возрасте на такие мелочи внимания не обращают.

– Она сломала ноготь?

– Да. Кажется, это произошло в тот момент, когда ее парень, Гога, сказал, что они уходят. Она сказала: черт, я из-за тебя ноготь сломала, весь маникюр насмарку. А он ответил: незачем красить ногти ярко-красным цветом, как шлюха. Простите за грубость, но это он так сказал.

– Я понял, Лиза. А теперь попытайтесь вспомнить, как выглядел Дрозд. Рост, телосложение, возраст, цвет кожи и цвет волос. Были ли какие-то особые приметы вроде родинки на лице или хромоты. Быть может, дефекты речи: акцент, шепелявость или еще что-то. Важна любая деталь.

– Не очень высокий, может чуть выше меня, а у меня рост метр семьдесят, – Лиза сосредоточилась на описании внешности. – Думаю, ему лет двадцать – двадцать два. Волосы обычные, русые, или светло-каштановые. Акцента не было, и шепелявости тоже. Он часто повторял фразу: «Уж я-то знаю», но это все, что я запомнила. Никаких особых примет вспомнить не могу.

– Ничего, этого хватит. Поработаете с нашим штатным художником, он сумеет по вашему описанию составить фоторобот.

– Нет-нет! Я не пойду в милицию! Не заставляйте меня, прошу вас! – предложение капитана вернуло все страхи Лизы, и она снова была готова разрыдаться.

– Послушайте, Лиза, без вашей помощи мы не сможем привлечь преступников к ответу. Вы – единственная свидетельница. Стоит вам дать показания в суде, и обидчики вашей тетки надолго окажутся за решеткой. Но для этого нужно составить фоторобот, а затем выступить в суде.

– Я этого не сделаю, – Лиза замотала головой. – Нет, я не могу это сделать.

– Но почему? Вы же хотите, чтобы они получили по заслугам? – недоумевал Урядов.

– Хочу, но еще больше я хочу жить, не оглядываясь на прошлое. Ходить по улицам и не бояться, что сзади ко мне подкрадется один из тех, кто убил мою тетю, и вонзит мне нож в спину. Я хочу жить, понимаете? Хочу жить! Разве это так плохо?

– Успокойтесь, Лиза, вам не придется всю жизнь бояться. Мы вас защитим, – снова начал Урядов, но Деев его перебил:

– Если вы не можете свидетельствовать в суде, никто вас не заставит. Мы найдем другой способ засадить преступников за решетку, – решительно сказал он. – А портрет? В этой комнате находится отличный художник, почему бы ему не написать портрет преступника, которого вы видели? Гражданин Гуляев, вам ведь это по силам?

– Спрашиваете! Я работаю грифелем с пятилетнего возраста. Ваш портрет в черно-белых тонах я напишу с закрытыми глазами, – не без доли хвастовства заявил Гуляев.

– Вот и отлично. Ты ведь не возражаешь, Влад? – вопрос Деева был адресован товарищу.

– Если другого выхода нет, придется попробовать, – вынужден был согласиться Урядов. – Вениамин Дмитриевич, у вас с собой есть бумага и карандаш?

– Материалы для работы у меня всегда с собой, – ответил Гуляев. – Лиза, давай переберемся в комнату со столом и приступим к работе.

Гуляев и Лиза устроились в соседней комнате и начали работу над портретом преступника. Вначале Урядов и Деев наблюдали за их работой, но художник и правда знал свое дело, поэтому оперативники вернулись в соседнюю комнату, чтобы обсудить дальнейший план действий. Разговор начал Урядов, он был зол на товарища из-за его самонадеянных обещаний девушке, но выяснять отношения сейчас, когда за стеной находились посторонние, считал неуместным.

– Каким образом ты собираешься обойтись без показаний Пресновой? – спросил он.

– Не знаю, – честно признался Деев. – Что-нибудь придумаем.

– Придумаем? Весело.

– Влад, я понимаю, что поступил неправильно, – начал Деев, – но ты и сам видишь, в каком состоянии Лиза.

– Не будем сейчас об этом, – остановил его Урядов. – Ты сказал то, что хотел сказать, и на этом все. Будем решать насущные проблемы, а лирику оставь при себе, хорошо?

– Злишься? – Деев не мог оставить тему, так как чувствовал себя виноватым. Еще ни разу за время службы он не ставил интересы свидетеля выше, чем интересы следствия, и теперь не знал, как исправить положение.