Билет в никуда

Когда она договорила, проснулся Белоцерковец. Поднялся на локте, мутным взором осмотрел попутчиков.

– Зайцы переростки, – буркнул режиссер. Тут же завалился и вновь заснул.

Мишастик заспорил с Яной, доказывая, что культура никуда не делась, просто перетекла в другое русло. Пока они спорили, Эдуард Эдуардович жаловался Иосифу на бюрократию, забившую, словно сошедший сель, все отверстия управленцев. Лишь Каннибалов не сказал ни слова. Он успевал послушать Мишастика и возражения Яны, одновременно вникая, на что жалуется Эдуард Эдуардович.

Обе дискуссии закончились одновременно, будто по команде. Четыре пары глаз остановились на Каннибалове.

«Начинается?!» – горько подумал он. Ситуация требовала, чтоб Каннибалов что-то сказал, но не мог придумать ни слова. На помощь пришла ситуация.

У Яны в сумочке зазвонил телефон. Женский аксессуар остался на боковом сиденье. Поднимаясь, она стукнулась, как недавно Белоцерковец, головой о верхнюю койку.

– Ненавижу поезда! – поэтесса потерла макушку. Подошла к сиденью, достала из сумочки мобильник. Все мужчины, пусть и ненадолго, задержали взгляды на попутчице, а в особенности на ее притягательной попке.

– Я тоже не собирался ехать на поезде, – Иосиф с трудом оторвал взгляд. – Думал на самолете. Так вот, сейчас бы уже к Москве подлетал.

– Мы, вероятно, на одном рейсе намеревались лететь, – подтвердил Мишастик. – Что это за засада с аэропортом? Никогда о таком не слышал!

– И я собиралась лететь! – Яна убрала мобильник в сумочку. – Ну, а вы? – присела на место, посмотрела на мужчину в очках. – Вы все молчите и молчите. А чем вы занимаетесь?

Каннибалов глубоко вдохнул, поправил тяжелые очки, пожевал губами.

– Каннибалов Василий Петрович, – представился он. – Несмотря на такую оригинальную фамилию, я всего лишь педиатр тридцать седьмой детской больницы Ростова-на-Дону.

– А это где? – одновременно спросили Мишастик с Эдуардом Эдуардовичем.

Мишастик, вместе с остальными участниками «Лейкемии», лишь несколько лет назад переехал из «Папы» в Москву, а Эдуард Эдуардович всю жизнь прожил в Ростове.

– В центре, – сказал Каннибалов, лихорадочно придумывая, как выйти из сложившейся ситуации.

Помог, как всегда, случай. В отсек вошла Юлия.

– Чай? Снеки? – предложила проводница.

Глава 2

Белоцерковец проснулся, когда солнце за окнами уверенно ползло в зенит. Тело налилось свинцом, голова гудела, а во рту пустыня, хоть кактусы сажай. Попытался встать, но организм, ослабленный недельным запоем, отреагировал отрицательно – появились рвотные позывы, а в голове, будто атомная бомба взорвалась. Режиссер несколько минут лежал с закрытыми глазами и пытался вспомнить цепь событий, приведшую его в поезд.

Он помнил, как приехал десять дней назад в Ростов по заказу «Первого» канала. Ему поручили снять документальный фильм с рабочим названием «Партизаны Великой Отечественной», для которого он и поехал собирать материал. Помнил, как отправился к Виктору Бровкину, ветерану ВОВ. Помнил его долгие и нудные рассказы о войне. Помнил, как вышел из дореволюционного здания и зашел в ближайшую забегаловку, выпить холодного пивка, чтоб хоть как-то избавиться от невыносимой ростовской жары. Помнил, как осушил первый бокал, а дальше… Все смешивалось в переплетении лиц, квартир, бутылок.

Он ощупал полку. Сумки нет. Пересилив тошноту и превозмогая головную боль, опустил голову и посмотрел под койку. Ничего. Чистый коричневый пол.

– Бли-и-и-н! – Белоцерковец откинулся на койку и закрыл глаза. Проверил карманы, где ничего кроме паспорта, билета и двухсот рублей не оказалось. – Бли-и-и-н! – заключил он.

Одежда, вещи, фотоаппарат, телефон, диктофон, записи, командировочные и прочие ценные вещи пропали. Режиссер хлопнул себя рукой по лбу. Голова отозвалась звоном в ушах и тупой пульсирующей болью. Он встал, поморщился от молоточков, застучавших в виски, мутными глазами оглядел спавших попутчиков. Затем отправился к проводнице. Режиссер шел мимо пустых коек с неубранным бельем и не мог вспомнить, как оказался в поезде. Ведь поклялся не ездить на этом изобретении дьявола с того дня, как брат-близнец погиб под колесами тепловоза.

Белоцерковец добрел к приоткрытому купе проводницы. Слева находился «титан» с кипятком. Режиссер готов был его осушить до дна. Он постучал в приоткрытую дверь. Сразу заглянул. Проводница лежала на левом боку. Из приоткрытого рта доносился тихий храп.

– Ау! – еще раз постучал режиссер.

Проводница крепко спала.

– Ау-у-у-у! – сильнее постучал пассажир.

Безрезультатно.

– Не, ну ты че?! – Белоцерковец ногой затарабанил в дверь. – Я тут стою, напрягаюсь, а она дрыхнет, как кот, объевшийся сметаны! Подъем, тетя!

Юлия проснулась, поморгала слипшимися глазами.

– Тебе чег… Что вам? – поправилась она.

– Вода есть?

– Там, – указала Юлия на «титан».

– Тогда стакан дайте.

– Стаканы идут… – Юлия широко зевнула. – Идут вместе с чаем… – ее взгляд упал на телефон, где заставкой стояли часы. Стоило ей взглянуть на время, сон как рукой сняло. Восемь тридцать утра. Час назад было прибытие в Москву, однако поезд до сих пор ехал.

Юлия вскочила, будто койка превратилась в сковороду. Белоцерковец едва успел отшатнуться, когда проводница вихрем пронеслась в вагон. Добежав до второго четырехместного отсека, она остановилась, будто перед непреодолимой стеной.

Белоцерковец прикинул, что если купит стакан чая, то не хватит на пачку сигарет, зажигалку и метро.

– Да дайте стакан, – начал он. – Что вам жалко, что ли? Съем я его, что ли? Я просто попью воды!

Юлия застыла посреди прохода, словно статуя. Даже покачиваний поезда не замечала, превратившись с ним в одно целое.

– Да дай стакан, мать твою! – Белоцерковец дал волю похмелью.

В проходе появилась голова Мишастика. Он дважды хлопнул в ладоши, привлекая внимание.

– Ты чего орешь? – рыкнул барабанщик.

Режиссер смутно припоминал, что накануне с этим типом произошел какой-то скандал, но забыл из-за чего.

– Дайте стакан, пожалуйста! – существенно сбавив тон, повторил он.

Юлия медленно повернулась.

– Где все? – на пределе слышимости спросила она.

Только теперь Белоцерковец обратил внимание, что койки пусты.

– Вышли наверно, – пожал плечами. – А куда им еще деваться-то?

Юлия посмотрела на него, как на мамонта.

– Куда вышли? – прошептала она.