Билет в один конец

От растерянности я даже не мог сообразить, что от меня требуется. Куда я хочу? Разве это имеет значение? Главное, я попаду туда, в прошлое, и буду совершать путешествия раз в год! А я даже не мечтал, что полечу куда-то уже в первый рабочий день.

— Итак? Вижу, для вас это неожиданно. Может быть, для начала куда-нибудь не очень далеко? Двадцатый, двадцать первый век? Девятнадцатый?

— Д-да, пожалуй… Остановимся на двадцатом.

Казалось бы, не так давно все это было. Но это путешествие я мог бы сравнить разве что с полетом в космос. Так необычно, так странно… Подумать только, ведь люди тогда действительно так жили! Свой родной город я с трудом узнал. Очень много зелени, дома в основном старинные, те, которые сейчас охраняются, как памятники архитектуры. Люди, очень смешно одетые, ходят медленно, как будто им нечем заняться, глазеют по сторонам… Странные, словно игрушечные машины, тоже медленно двигаются по узким улицам. Я увидел женщину, которая подметала улицу метлой. Мужчину, который рисовал. Очень много детей с большими, явно тяжелыми сумками, бегали туда-сюда. Повсюду бродили собаки и коты… В общем, странно, но ничего страшного, конечно. Я бы согласился какое-то время пожить там и поездить на такой смешной медленной машинке. Чем-то этот мир, пожалуй, даже лучше того, в котором я живу. Свободнее, что ли…

И когда я ехал домой, все еще под впечатлением от этого необычного путешествия, я подумал о Лео. Вот кому подошел бы такой неторопливый, зеленый, уютный мир… Двадцатый век, а может, даже восемнадцатый. Вот где он чувствовал бы себя вполне хорошо.

Лео — мой лучший друг. Лео! Не так просто о нем рассказать. Он… Да, он очень способный. У него неуемная фантазия. Постоянно он что-то изобретает. Врывается ко мне с очередной своей идеей, и этим меня огорчает. И сам огорчается, когда узнает, что это давно уже изобрели. Он хорошо рисует. Даже очень хорошо. И пишет. Да, пишет обыкновенной шариковой ручкой. Уже лет сто никто не пишет ручкой, только ставят подписи в документах. А Лео пишет, причем может и правой рукой, и левой, и слева направо, и справа налево. Для чего ему это нужно, он и сам не знает, потому не любит, когда ему задают такие вопросы. В общем, Лео интересуется, по-моему, всем на свете. В общем, Лео — человек очень интересный и разносторонний. И именно поэтому никому не нужный. Ну, какой толк в наше время от его талантов? Все это совершенно не ценится в нашем обществе. Потому Лео оказался среди бесчисленного количества безработных, да еще так называемых бесперспективных. Человечество добилось того, что почти всю работу выполняют компьютеры. Раньше были такие профессии, как врачи, судьи, адвокаты, учителя, дизайнеры, переводчики, художники… Да мало ли кто еще. Теперь компьютерные программы ставят диагноз и назначают лечение, учат, следят за порядком в городе, выносят вердикт в суде, проектируют… И надо сказать, что вполне справляются со своей работой. И люди нужны в основном для того, чтобы обслуживать эти компьютеры. А это значит, что люди и сами должны быть похожими на роботов — четко и хорошо выполнять свою работу. Остались, конечно, еще некоторые специальности — научные сотрудники, руководители учреждений, или вот психологи, как я. Но ведь не все подходят для такой работы, да и рабочих мест все равно столько не наберешь. Практически исчезли и все рабочие специальности, иногда еще берут людей в сферу услуг, и то лишь для создания некоего «лица фирмы».

В тот же вечер я осторожно намекнул Лео, что существует такая возможность. Лео, к моему удивлению, сразу же ухватился за нее.

— Ездят же люди работать в другие страны. Это почти то же самое. Пять лет, даже десять… Что меня ждет здесь? Бедность, унижения, ощущение своей ненужности. А там…

— Что там — этого никто не знает. — Все же я не хотел, чтобы Лео решал что-то сгоряча, не подумав.

— Да, это неизвестно. А неизвестность — это все же какой-то шанс. Здесь же, согласись, все известно, и никаких перспектив не видно. И если честно, меня здесь ничто не удерживает. Да, друзья, родители. Но они никуда не исчезнут за такое время. Не исчезнете?

— Уж постараемся. Но все же подумай.

Лео задумался. Наверное, подумал о девушке, с которой недавно расстался, Эльжбете. Он тогда очень переживал, ходил сам не свой, и надеялся, что они вновь будут вместе. Эльжбета не выделялась ни особой красотой, ни умом, но было в ней что-то неуловимое, что так притягивало Лео. Чем-то они были даже похожи. Беда в том, что у нее были большие амбиции и она строила грандиозные планы, в которые Лео никак не вписывался. И Лео, наверное, решил, что пять лет — это как раз такой срок, за который все может решиться. Либо его чувства к ней угаснут, либо, вернувшись, он будет занимать совсем другое положение, которое будет ее удовлетворять. А может, и она переоценит свои взгляды. И это, конечно, разумно, во всяком случае, лучше, чем мозолить ей глаза и вздыхать от безысходности, ведь изменить он все равно ничего не может.

И через несколько минут Лео сказал:

— И думать нечего. Еду. Лечу. Или… Что там делают со временем?

Мы решили, что Лео понемногу начнет готовиться, пройдет тесты, а я присмотрюсь и разузнаю, что там и как.

За месяц работы на бирже стало ясно, что полететь в прошлое хотят очень многие. Оказалось, что число людей, которым нечего терять, больше, чем я думал раньше. Но тестирование пропускало далеко не всех. Предпочтение отдавалось людям одиноким, у которых не было семьи, близких. Допускались также бездетные семейные пары, пожилые люди, у которых еще были силы и желание менять свою жизнь. И таких оказалось немало, биржа даже наняла еще одного психолога, молодую симпатичную женщину, которая уже несколько лет не могла найти работу. Вообще-то, Рита тоже пришла для того, чтобы пройти тестирование, но мой шеф, увидев, что я не справляюсь с таким потоком, предложил ей остаться у нас. Она согласилась, кажется, с большим облегчением.

Прошедшие тестирование попадали ко мне, зная лишь приблизительную дату своего путешествия: двадцатый век, или первая половина шестнадцатого… Более точная дата определялась и вносилась в базу данных позже, уже перед самым отправлением. Почему — я не мог понять, впрочем, и не очень задумывался. Даже зная приблизительную дату, я мог подготовить людей к перемещению. Как и говорил шеф, поначалу было очень много сомневающихся, готовых отступить, если что-то вдруг им покажется не так. Я хорошо помню самых первых своих клиентов, которых я принял в первый день работы. Это была молодая семейная пара, мужчина лет сорока, разведенная женщина такого же возраста и несколько юнцов. Все они вели себя по-разному. Пара переглядывалась, как бы ища поддержку друг у друга, но почти сразу стало ясно, что их все устраивает и они не отступят. Мужчина не сомневался в своем решении. Выглядел он как-то обреченно, как человек, которому уже все равно, куда податься и что с ним будет. Женщина была, на мой взгляд, глуповата: спрашивала, выдадут ли ей персональную машину времени, если вдруг ей что-то не понравится и она захочет вернуться. Узнав, что персональных машин не будет, чуть было не отказалась, и успокоилась только, когда я ей сказал, что там, куда она отправляется (не так уж и далеко, в начало 21 века), уже есть компьютеры, телефоны и прочие вещи, среди которых она будет чувствовать себя вполне уютно. Молодые люди были полны решимости и готовы к приключениям и подвигам, как и положено молодым во все времена. С ними проблем не было, хотя один из них отправлялся в девятый век.

Могу сказать, не скромничая, что с работой я справлялся хорошо. За этот первый месяц было только два случая, когда люди отказались улететь. Одна весьма эксцентричная молодая девица (такие вечно увлекаются магией, гороскопами, мистикой и прочей ерундой) заявила, что интуиция ей подсказывает никуда не улетать. Интуиция! Надо же, слово какое откопала! И еще один неуравновешенный мужчина среднего возраста вдруг начал кричать, что это ловушка, его хотят обмануть, что знает он таких и будет жаловаться. Не знаю, кому он собрался жаловаться, и что на него так подействовало, но удивляюсь, как такие проходят тестирование.

За этот первый месяц я понял одну странную вещь: люди почти ничего не знают о прошлом, даже о той эпохе, куда им предстоит отправиться. Вернее, их знание часто ограничивается каким-нибудь одним фактом. Например, что в 17 веке не было электричества, в 18 дамы носили длинные пышные юбки, в средние века были рыцари, а во второй половине 20 века была популярна группа «Битлз». Но когда я предложил шефу как-то просвещать людей, рассказывать хотя бы о том периоде, в котором им предстоит работать, он отнесся к этому как-то очень резко.

— И не вздумайте сами что-нибудь предпринимать, — строго сказал он в конце разговора. И, чуть смягчившись, добавил: — Такова политика нашей организации, не мы установили такие правила, а там, вы же понимаете… — Он многозначительно поднял указательный палец, — и мы с вами не можем ничего менять.

Ничего не поняв в такой политике, я все же не стал спорить. Но с этого дня стал сам интересоваться историей. Находил данные о людях, которые уже отправились в прошлое, смотрел год и место их пребывания и старался найти всю возможную информацию об этом периоде.

Тем временем Лео успешно прошел тестирование, но попал на собеседование не ко мне, а к Рите. Вечером я убедился, что Рита отлично справилась с задачей — Лео был весел, беспечен, насвистывал какую-то песенку, и был полностью готов расстаться с привычным ему миром. Казалось, он уже где-то в глубине веков, настолько он казался чужим в нашем времени. Как и другие, он еще не знал точной даты своей будущей работы, было только известно, что это пятнадцатый век. Завтра утром он узнает точное время, получит задание, ему выдадут пособие на первое время — в той валюте, которая была в те годы в том месте, и — вперед… Вернее, назад. Лео заключил контракт на пять лет, на десять пока не решился, но, если все будет хорошо, он сможет продлить его позже. Так ему объяснили. Лео казался совершенно счастливым, и я не стал говорить ему, что с недавних пор меня стали одолевать сомнения. Непонятная тревога, причины которой я сам себе пока не мог объяснить. Может, это и называется давно забытым словом «интуиция»? А может, эту тревогу породило беспокойство за Лео, за его будущее (прошлое?), ведь я в первый раз отправлял туда близкого друга. В общем, я не стал делиться этим с Лео, чтобы не тревожить его перед путешествием.

И на следующий день мой друг уже был в далеком пятнадцатом веке.

Время шло, я работал, и сомнения одолевали меня все сильнее. Я спрашивал себя, хорошо ли я делаю, уговаривая людей покидать этот не очень привлекательный, но все же родной и привычный мир, менять его на неизвестность. И сам себя успокаивал: все по закону, они идут на это добровольно, подписывают все бумаги. И все же…

Постепенно я начал понимать, откуда эта тревога. Я много читал, узнавая, куда отправляются люди чуть ли не прямо из моего кабинета. И получалась не очень приятная картина… Если не страшная. Оказалось, что несколько молодых человек отправились в 1916 год, в то время и место, где шли самые ожесточенные бои первой мировой. Несколько моих клиентов, мужчин и женщин, были разбросаны по Европе в середине 14 века, и вот что я прочитал об этом времени: «Пришедшая из Азии «Черная смерть» в Европе унесла треть населения… В 1346-1348 году в Западной Европе бушевала бубонная чума, умерло более 25 миллионов человек… «Чёрная смерть» имела значительные демографические, социальные, экономические, религиозные и культурные последствия…» Человек, поразивший меня в первый день обреченными и печальными темными глазами, оказался в Польше в 1939 году… Получалось, что большинство людей отправлялись туда, где выжить им было бы очень трудно. Но почему? Я немного успокаивался, когда видел, что некоторые все же попадали в относительно спокойные времена. Но… успокаивался ненадолго. Только относительно! Ведь все равно это были времена, в которые современного человека опасности могли подстерегать повсюду: меч крестоносца, костер инквизиции, землетрясение, в конце концов, какая-нибудь давно забытая пустяковая инфекция, против которой у нас нет никакого иммунитета. И если даже кому-то удастся выжить… Вернутся ли они в свое время? Не будут ли брошены там? И зачем? Кто это придумал? «Такова политика», — вспомнил я слова своего шефа, и сейчас их смысл был совсем другим…