Биография smerti

– А если бы догадались? – хмыкнул актер. – В любом случае только теперь я могу быть уверен, что все ниточки оборвутся.

Он вновь схватил ее за плечо – жестко, грубо. Удерживая одной рукой, склонился над травой. Нашарил нож. Таня при слабом свете звезд мельком увидела циферблат его часов – дорогого «Лонжина». Час ночи. Валерочка, если все нормально, только подъезжает к Красной Долине. Пока доберется сюда, в особняк... пока обнаружит, что ее нет... пока забьет тревогу... Да и откуда ему знать, где ее искать?

– Отвернись! – потребовал актер.

– Нет! – взмолилась Таня.

Попыталась перехватить его взгляд, вцепиться в руку... но он лишь холодно усмехнулся:

– Эй, милая! Сама говорила про эпилог... Он неизбежен.

Опять рисуется. Даже в такой момент.

– Нет, нет! – Таня лихорадочно соображала, как еще протянуть время. Хотя бы на минутку. Даже на полминутки... – Вы ведь еще не все рассказали! Как вы узнали про эту поляну? Как заманили сюда Стаса? И потом, его записка... Ее действительно Стас написал?

И снова удалось немного отсрочить гибель. То ли умоляющий тон помог, то ли Пыльцову просто нравилось – говорить, царить, повелевать.

– Ну со Стасом все элементарно, – улыбнулся актер. – Я ведь в их семье часто бывал. А он, как лет в тринадцать «Пиратов» посмотрел, так с тех пор был верным моим фанатом. Со мной по всем вопросам советовался. Как девчонок снимать, как им мозги пудрить – кто его научит, кроме меня? Не Игорек же, пентюх, и не Маринка – сумасшедшая клуша-мамаша... Так что за всю эту лажу с бабочками и за поляну цветочную ты меня благодари. И сегодня все как по заказу. Едва с похорон приехали, Стасик ко мне прилип: пойдем да пойдем, поляну покажу, как я сделал, понравится Танечке или нет... Я его, ясное дело, послал – не до его цветочков, когда похороны да поминки. Пошел к себе переодеваться, а тут меня верный Игорек в кабинет зовет. Успел слегка протрезветь, перед тем как опять напиться. Говорит, у рукописи еще две главы появились. Сам он их не читал, не до того было, а мне предложил: посмотри, мол, потом расскажешь... Ладно, сказал я, спасибо, почитаю. И как открыл – сразу обмер. Стасик-то меня, оказывается, со всеми потрохами сдал, сам того не желая! Скажешь, не судьба?

Пыльцов слегка ослабил хватку. Задумчиво отер нож о листву затесавшегося на поляну куста.

Таня вновь увидела циферблат его часов: час десять. Никаких шансов. Попробовать выбить нож? Ударить под колено? Побежать? Но перед глазами вдруг всплыли кадры из фильма, из любимой в детстве и ранней юности «Последней любви пирата». Возлюбленная Пыльцова, отважного капитана, похищена... абориген на своем плече волочет ее в свое логово... и тут артист достает кортик, элегантно взмахивает им – и похититель падает замертво, из его спины хлещет кровь, а прекрасная дама, разумеется, жива и невредима. Понятно, конечно, что комбинированные съемки, но, вспомнила Таня, вскидывал нож артист Пыльцов вполне уверенно. Твердой рукой. Сразу верится: с холодным оружием он управляться умеет. Или то была магия кино? В любом случае – на своей шкуре лучше не проверять.

И Таня, уже за последнюю соломинку цепляясь, пробормотала:

– Значит, вы сказали Стасу, что хотите посмотреть его цветочную поляну...

– Именно! – ухмыльнулся артист.

Он ее уже не держал. Но стоял меньше чем в метре и очень красноречиво вертел нож. Похоже, определял для себя, в какое место ее ударить. В сердце? Или, может быть, будет кинематографичнее, если в живот?

– Но тогда получается, из дома вы выходили вместе... – вырвалось у Садовниковой.

Значит, их могли видеть гости. Могли – слуги. А уж охранник на воротах – тот наверняка. И скажут Валерочке...

Однако лицо артиста расплылось в неприятной улыбке:

– Вынужден вас разочаровать, мадемуазель. Мы со Стасом договорились: он пойдет один, первый. А за ним я, минут через десять.

– И он согласился?

– А чего бы ему не согласиться? Все просчитано. Стрелки из камней, которые на поляну указывают, это ведь, – снова улыбка-гримаса, почти звериный оскал, – тоже моя идея была. Наплел ему: романтично, загадочно, девчонки такое любят... Мальчишка, ясное дело, повелся. Вот и договорились с ним, что он их на мне как бы опробует. Если я по ним на поляну выйду – значит, и Танечка найдет. Только я, конечно, через ворота не пошел, а забор здесь для меня несерьезный. Все? Больше вопросов нет? – Он описал ножом красивую траекторию в ночном воздухе.

– А... а записка? – выкрикнула Таня.

– Да тоже элементарно, – хмыкнул артист. – Его это записка. Он сам, дурачок, ее написал и сам же через горничную для тебя передал... Тут, правда, поуговаривать его пришлось, Стасик-то, рыцарь наш доморощенный, пытался возражать. Говорил, что так невежливо, что джентльмен должен просто взять прекрасную даму за руку и привести на эту дурацкую поляну... Но он же слабак был, наш болезный, далекий от жизни Стасик. Так что я его и тут переубедил. Сказал, что истинные романтичные красавицы... такие, как вы, мадемуазель... – Пыльцов отвесил в ее сторону шутовской поклон, – до сих пор эпистолярный жанр предпочитают. И ведь прав оказался. Ты купилась. Пришла. Только получилось не к нему – ко мне.

Он сделал резкий, уверенный выпад. Лезвие ножа просвистело в сантиметре от Таниного лица. Девушка отпрянула, завизжала. Но то, оказалось, была лишь тренировка. Пыльцов сжал ее в объятиях... Нежно, будто играя, провел кончиком ножа по шее, коснулся ключиц. Задумчиво пробормотал:

– А ты красивая...

Таня мельком взглянула в его глаза. Абсолютно пустые, темные, страшные – будто ночь в горах. В голове мелькнуло: «Да он просто безумен! Он не выдержал этих десяти лет под постоянной угрозой разоблачения. Он сошел с ума!»

А стрелки часов застыли на половине второго. И ни звука в лесу, полная тишина. Ни единая душа не спешит ей на помощь. Что еще, ну что же еще можно придумать?!

И тогда Таня истерически закричала:

– Безмозглый козел! Ты ведь все равно проиграл! Тебе бессмысленно меня убивать!

Получилось громко, да еще и эхо в горах мощнейшее... Актер поморщился. Но нож свой придержал.

И Таня закричала еще громче:

– Понимаешь: бесполезно! Я тебя обманула! Я все знаю! Холмогорова на самом деле мне все рассказала! Давно, сразу, как я приехала! И я меры предосторожности приняла! Так что ты все равно покойник, понял?!

– Ты врешь, – пробормотал актер.

Однако уверенности в его голосе не было.

И Таня в том же духе продолжила:

– Холмогорова всегда тебя переигрывала и тут переиграла! Ты просто дурак! Она заранее подстраховалась! И я тебя уже сдала!

Она сделала паузу.

– Дальше... – металлическим голосом потребовал актер.

– А что дальше? – хмыкнула Татьяна. – Я все сразу же своему отчиму рассказала – кто убил фотомодель и почему. А он у меня полковник ФСБ. Так что можешь, конечно, меня убить, но отчим легко поймет, что к чему. И тебя самого по стенке размажут. Понял, говнюк?

Он внимательно смотрел на нее. Из-за горы осторожно выглянула луна.

«Купится? Не купится?» – вертелось у Татьяны.

А Пыльцов еще пару секунд побуравил ее своими прекрасными, глубокими глазами и насмешливо произнес:

– Не умеешь, лапонька, врать...

Таня снова увидела циферблат его часов: час тридцать восемь.

А Пыльцов добил:

– И играешь хреново. Во ВГИКе бы на первом туре срезали.

Ночь. Лес. Абсолютная тишина. Все бессмысленно – помощь уже не придет. И когда нож красивым, быстрым движением взмыл в черное небо, ей вдруг стало все равно. А острая боль в груди, собственный отчаянный крик и наступившее за ним забытье оказались не страшны – спасительны...