Бирюзовая зима

Ведя ожесточенную внутреннюю борьбу, я двинулась вперед. Сердце колотилось в горле, и я тщетно пыталась понять что-либо по лицу Элиаса. Он улыбался немного насмешливо, но в остальном выглядел не таким высокомерным, как обычно.

Я остановилась на некотором расстоянии от него. Сунула руки в карманы джинсов и опустила взгляд на собственные ноги. Вау, какой интересный ламинат, узор на досках и так далее…

Будет очень неприлично, если я сейчас разгонюсь от нуля до ста и рвану к двери?

Наверное, очень.

– Ну как? – спросил Элиас.

Я втянула голову в плечи.

– Ну так… – пробормотала я.

– Тяжелое похмелье?

– Ты случайно не видел, из твоей комнаты не выезжал каток?..

Он улыбался.

– Увы, нет.

– Жаль, – отозвалась я. – Мне нужно с ним расквитаться.

Что за чушь я несу?

На кухне повисло молчание, и я судорожно пыталась придумать, что еще можно сказать. Но ничего достойного на ум не шло.

– Хочешь кофе? – спросил Элиас. – Или, может быть, что-нибудь перекусить?

Я покачала головой и засунула руки еще глубже в карманы.

– Спасибо, но в желудке у меня до сих пор довольно скверно.

О боже, бегом отсюда. Или пусть обнимет меня. Одно из двух. Невыносимо стоять друг перед дружкой и мямлить какую-то ерунду. Обычно Элиас всегда смотрел мне в глаза, но сегодня его взгляд лишь изредка скользил по моему лицу. И вдруг – задержался на лбу. Царапина, вспомнила я.

– Можно узнать, где я поцарапалась? – спросила я.

Губы Элиаса расплылись в усмешке – и это само по себе уже было ответом.

– Ты не помнишь мсье Кусто?

– Мсье Кусто?

Он кивнул.

– Ладно, – сказала я, – пожалуй, я не хочу об этом знать.

Он тихо рассмеялся, но его мелодичный смех смолк быстрее, чем обычно. Снова тишина.

– Ты вообще ничего не помнишь? – поинтересовался он после паузы, отводя глаза. – Или что-то все-таки осталось от вчерашнего вечера?

Я почувствовала, как загорелись щеки.

– Ты имеешь в виду все прочие мои позорные выходки? Например, как я блевала у тебя на глазах?

Я сама содрогнулась от собственных слов. Даже мысль об этом вызывала отвращение.

– К примеру, – произнес он с усмешкой.

– Ты имеешь полное право припоминать мне это до конца жизни.

– Не бойся, я совершенно не собираюсь этого делать.

– Но я заслужила, – сказала я и вновь принялась разглядывать чрезвычайно интересный ламинат. Надо же, правду говорят, что каждое колечко на дереве не похоже на другое. Поразительно.

– Будет тебе. Если можно блевать эстетично, поверь – тебе это удалось.

Уголок его губ пополз вверх. Я попыталась выдавить ответную улыбку, но не смогла.

– Честное слово, Эмили, – добавил он, – ты самая очаровательная пьянчужка на свете.

Похоже, Элиас как-то по-своему понимал не только слово «милый», но и слово «очаровательный». И все равно я покраснела. Я принялась натягивать рукава толстовки на кисти рук, а потом поддергивать обратно. Туда-обратно семь раз подряд. Когда я наконец осмелилась поднять взгляд на Элиаса, он как раз открыл рот, словно хотел что-то сказать – но снова закрыл, ни слова не вымолвив.

– Что? – осведомилась я. Вопрос сорвался с губ непроизвольно, и я сама тут же ужаснулась.

– Ничего. Просто… – Он замолк.

– Что просто?

Теперь он проделывал те же фокусы с рукавами.

– Мне просто интересно знать, помнишь ли ты, что было дальше.

Несколько секунд я просто смотрела на него. В глубине души я все время надеялась, что он заговорит об этом, но теперь, когда решительный миг настал, я поняла, что не готова.

«Обещаешь, что постараешься запомнить хотя бы одну вещь?» Его голос отдавался в голове. Эти слова он сказал минувшей ночью. Или мне все приснилось?

Не знаю, что на меня нашло, но, когда я взглянула в его глаза, которые так доверчиво смотрели на меня, все получилось как-то само собой. Я неуверенно кивнула и понадеялась, что Элиас распознал в этом движении кивок. Но какова будет его реакция, мне узнать не довелось. Наше внимание отвлек шум, раздавшийся на лестничной площадке. Что это? Словно за дверью кто-то уронил связку ключей.

– Блин, – выругалась Алекс.

Алекс.

Алекс!

Мы в ужасе переглянулись. Если Алекс застанет меня здесь, наутро после богатой на возлияния ночи, в толстовке Элиаса… О господи, не думать об этом, не думать! Мы замерли, глядя друг на друга. Что делать? Не можем же мы просто стоять и ждать! Я не могу просто стоять и ждать!

Но спасительного озарения я не дождалась, а дождалась нового звука у двери. Он подозрительно напоминал скрежет ключа, который вставили в замок.

Нас охватила паника. Словно сумасшедшие, мы начали отчаянно жестикулировать и мотать головами. «Сделай что-нибудь, сделай же что-нибудь!» – кричало все во мне. Но он ничего не сделал. И тогда сделала я – первое, что взбрело в голову. В последний момент, когда дверь уже тихо щелкнула, я молнией метнулась в прихожую и вжалась в стену позади двери. Элиас тотчас же понял мой замысел и выскочил на середину прихожей, чтобы сразу перехватить Алекс. Едва дверь приоткрылась, он порывисто вскричал:

– Сестренка!

Я еще сильнее вжалась в стену, приподнялась на цыпочки, затаила дыхание и молилась, чтобы меня не пришибло дверью.

В паре сантиметров от моих ног дверь остановилась. Я беззвучно выдохнула.

– Ты пришла! Я думал, ты будешь гораздо позже! – воскликнул Элиас, подскочил к сестре и бросился ей на шею. Я выглянула из-за двери и увидела, что Элиас за спиной у Алекс всеми возможными способами указывает мне на лестницу.

– Какая муха тебя укусила? – удивилась Алекс.

Элиас еще крепче стиснул ее в объятиях.

– Уж и соскучиться по тебе нельзя?

Это был мой единственный шанс. Я выскользнула из-за двери – настолько быстро и тихо, насколько вообще возможно, – на долю секунды подняла руку, чтобы махнуть Элиасу на прощание, и прошмыгнула на лестницу. Только когда я незамеченной спустилась на четвертый этаж, я снова отважилась дышать. Боже, нас чуть не застукали! Все еще пребывая в некотором адреналиновом шоке, я выбралась на улицу и издалека увидела, как подъезжает мой автобус. Проклиная берлинский общественный транспорт, я взяла ноги в руки и бегом кинулась к остановке. В последнюю секунду я вскочила на подножку и вломилась в двери. Рухнула на первое попавшееся сиденье. Раскалывающаяся от боли голова коснулась прохладного оконного стекла. Мне хотелось только одного: поскорее оказаться в своей кровати.