Биржевые миллионы, кто и как заработал их на российском фондовом рынке.
Шрифт:
В Москве конца двадцатого века биржевой трейдинг, с нашей сегодняшней точки зрения, также был занятием весьма странным. Московский трейдер, образца девяностых был заложником единственного биржевого шлюза, монитора с телефоном и клерка при нем, едва успевавшего исполнять голосовые заявки купли-продажи. Пока не появился «АЛОР-Трейд», первая в истории российских бирж система персональной интернет торговли на фондовом рынке. Она-то и выпустила на свободу частный биржевой трейдинг.
Мы будем беседовать с человеком, который мог бы чувствовать вкус миссионерства, поскольку принес на зарождавшийся в России биржевой рынок саму эту идею – подключить каждого желающего к торгам. Воплотил ее в программное обеспечение, создал для нее рынок и заработал на этом рынке свои миллионы. Мог бы… Но почему-то называет себя «обычным человеком со средними способностями». Итак, прокатимся в «Роллс-Ройсе» Президента Российского биржевого союза, Председателя Наблюдательного совета Группы Компаний «АЛОР» и обладателя еще не менее сорока должностей Анатолия Григорьевича
– Анатолий Григорьевич, мы начинаем интервью, сидя в «Роллс-Ройсе», который обычно возит Вас в офис. Скажите, было ли у Вас стремление в юные годы выделится из той среды, в которой находились? Выделиться, например, тем, чтобы стать богатым человеком, сделать высокую карьеру со всеми присущими атрибутами?
– Будучи молодым человеком, я, знаете ли, никогда не льстил себе какими-то иллюзиями по поводу своих способностей, которые никогда не считал особенно выдающимися, либо мечтами о будущей карьере. Дело в том, что мой отец, занимавший в сталинские времена должность замминистра в Крыму, был репрессирован по 58-й статье. Я вырос «безотцовщиной», и поэтому помочь, направить в жизни было некому. Как обычный молодой человек с непростой биографией, я знал свои возможности в карьерном росте, которые по тем временам были весьма просчитываемы. Тогда в ходу была характерная шутка: «Может ли сын полковника стать полковником? Да. А генералом? Нет. Почему? Так ведь у генерала тоже есть сын». Закончил я институт имени Мориса Тореза по языковому направлению Латинской Америки, и вскоре начались регулярные поездки на Кубу в качестве переводчика. Меня, советского паренька, тогда поразил дух американской роскоши, который еще витал там. Все эти первоклассные американские авто: бьюики, шевролеты, кадиллаки, которые потом еще десятилетиями там ездили… Но тем не менее, я смотрел на все это спокойно. Потому что без всякого пафоса любил свою родину. И понимал, знал, чувствовал, что родина любит меня, не смотря даже на трагическую страницу в истории нашей семьи. Это не помешало мне вырасти, что называется, идейным юношей, ездить в стройотряды на целину. Мои однокурсники подозревали, правда, что я таким способом намерен был вступить в партию и затем продвигаться. Однако по причине репрессированного отца это было заведомо не возможно. Да я и не был карьеристом в принципе.
После Кубы была длительная командировка в Перу. В те времена, наши руководители горели надеждой, что Перу станет второй Кубой. Но перуанцы оказались умнее и осторожнее. Оттуда я впервые привез профессорские оклады в 500 рублей, что позволило замечательно прожить до следующей загранкомандировки. Мы, переводчики и международные советские чиновники, так и жили – от одной загранкомандировки до другой.
– Не секрет, что в советские времена «выездные» чиновники рассматривали свои служебные поездки как возможность улучшить семейный бюджет за счет небольшой невинной коммерции – на сэкономленные суточные. «Наш человек в Гаване» даже у Грэма Грина имел очень своеобразный менталитет. Что ж говорить о советских путешественниках за океан. У Вас в те годы не просыпалась предпринимательская жилка?
– Я никогда не занимался фарцовкой, даже имея такую возможность. Хотя видел, как люди из загранкомандировок привозили, например, растворимый кофе, потом тихонечко фасовали его в пакетики и продавали. Моя единственная в этом плане попытка состояла в том, что однажды из Чехословакии я привез две женские шубы, с предложением супруге одну оставить, а другую продать. На что она, поразмыслив, ответила, что, пожалуй, оставит себе обе.
Однако некий предпринимательский фитиль во мне все же тлел и тогда. У семьи имелась дача, на которой буйно росла облепиха. Вместе с тем жена нуждалась в дополнительных средствах, чтобы разводить ее любимые цветы. Я сказал: «Хорошо, тогда соберем облепиху и продадим». Дети собрали, и вместе с сыном мы продали пару ведер на рынке. Мне очень понравилось это занятие – общение с покупателями, рассказы о пользе облепихи. Рублей 150 мы выручили, и у жены появились средства на цветы.
– Но от колхозного рынка до фондового, насколько можно представить, отделяла Вас огромная полоса жизни. Пришла «перестройка» Горбачева, пришли перемены. Вы почувствовали, что жизнь в Москве забурлила как-то по-иному?
– Безусловно. Возникло много таких новых косвенных черт повседневности, которые невозможно было не заметить: на улицах появились хорошо одетые люди, открылись первые частные рестораны, где официанты и повара зарабатывали больше министерских чиновников. «Новые русские» раскатывали на импортных авто.
– То есть «наши люди» все-таки начали ездить в булочную на такси…
– И обо всем этом новом в жизни открыто писали. По тем временам единственным деловым изданием для бизнеса была газета «Коммерсант», которая печатала различные истории о первых предпринимателях. И тогда это даже не считалось скрытой рекламой – были в этих статьях телефоны, адреса офисов, перечень товаров, которые предлагались. Я читал вечерами эти статьи, будучи еще чиновником Совета Экономической Взаимопомощи, и попадал под такое впечатление, что не мог заснуть. Оказывалось, что все можно! Открывать предприятия, делать бизнес. Мне тоже хотелось что-то такое самому начать. Возникали собственные проекты в голове. И требовалось их реализовывать.
– В связи с этим хотел бы затронуть такой деликатный вопрос, как возраст. Вам было уже прилично за сорок – но вы все-таки бросили стабильный пост в
госструктуре, отплыли в неизвестные моря «бизнеса по-русски» на утлой лодочке надежд… Должно быть в Вас и после сорока оставалось что-то от юноши, то есть человека в том возрасте, когда каждое утро просыпаешься и кажется, что «завтра будет лучше, чем вчера»?– На самом деле меня мутило от мысли, что придется повторить в моей жизни кондовую министерскую карьеру. Слишком уж насмотрелся к началу девяностых на тех замминистров, кому ради своего места приходилось терпеть хамство начальников: когда взрослого мужчину кроют матом на совещании, возят, что называется, «мордой по столу». Кроме того, у меня никогда не получилось бы на их манер преданно заглядывать в глаза начальнику и красиво принимать позу «чего изволите». Так что возможности молодого российского бизнеса девяностых стали для меня настоящим спасением.
– Анатолий Григорьевич, каким образом можно было преуспеть тогда в девяностых? Кто-то преуспел, благодаря связям, кто-то благодаря воровству бюджетных средств, кто-то преуспел, потому что оказался в нужное время в нужном месте. У Вас был совершенно другой алгоритм?
– Да, у меня алгоритм другой. У каждого человека есть своя дорога. Я все время говорю молодым ребятам, вы должны понять, кто вы есть на самом деле. Не важно, что вас выучили на слесаря или на физика. Если все-таки вы понимаете, что вы певец, то попробуйте стать певцом.
Я не скрою, эту свою дорогу нашел не сразу. Чем только не занимался в бурные девяностые. Однако со временем понял, что мне интересен именно финансовый рынок. Эта сфера больших цифр, мир, где крутятся завораживающие миллиарды долларов. Интересен он тем, что требует постоянной учебы, и там, практически, нет дураков. Люди могут быть хитрыми, изворотливыми, но примитивных в умственном плане персонажей там точно не встретишь.
Кроме того, этот рынок был интересен мне своей интеллектуальной молодостью и энергетикой. На нем находили первое применение самые новые технологии. «Интернет-трейдинг» – это, прежде всего, слова нашего рынка. Потом уже торговые компании начали что-то продавать через интернет. Этот рынок предъявляет много специфических вызовов. В рамках этих вызовов необходимо все время быть информационно в тонусе, постоянно подпитывать себя последними знаниями. Это все делало для меня финансовый рынок чрезвычайно интересным. В нашем бизнесе – внебанковской финансовой сфере – очень важен ты лично, со своими качествами, со своим умом, трудолюбием. И этого бывало вполне достаточно, чтобы преуспеть. Конечно, неплохо было бы при этом еще иметь стартовый капитал. Но он не играл такой большой роли, как если бы вы решили, скажем, открыть ресторан. Потому что, если открывать ресторан, то нужно, как минимум 200-300 тысяч долларов и еще несколько лет ждать, когда эти деньги вернутся. Здесь же можно найти 10 тысяч долларов и из них сделать за год миллион. Такое я тоже видел. У талантливых людей это получалось. Кроме того, это рынок осторожных, внимательных, хорошо считающих, расчетливых людей. Это не могло меня не привлечь. И, конечно, для меня огромным стимулом было то, что моему сыну понравился этот бизнес. Для меня это очень значимо, потому что, если бы вдруг мой сын сказал, ты знаешь, папа, мне этот рынок не нравится, я хочу заниматься, предположим, транспортными перевозками, не исключаю, что у меня сейчас была бы транспортная компания. Ведь я в душе организатор, и база всех моих успехов – это грамотное выстраивание организационной схемы.
– Вы любите акцентировать в разговорах с молодежью, что трудолюбие важнее таланта. С точки зрения успеха в жизни. Талантливые индивидуумы подчас не слишком успешны во внешнем мире, так как слабы, эгоистичны и самовлюбленны. Фантазера и эгоиста со способностями может подсознательно поглотить идея всемогущества, иллюзия, что он может в жизни все – испробовать десяток профессий, везде преуспеть. И это играет с ним злую шутку – он так ничем всерьез в жизни и не займется – будет хвататься за что-то и тут же бросать, когда наскучило или появились первые трудности. В середине жизни, видя отсутствие достижений, он станет обвинять кого угодно в этой неудаче… Откуда или от кого пришло к Вам убеждение во «всемогуществе трудолюбия» в противовес талантам?
– Разумеется, от людей, с которыми сводила меня жизнь. Хотя, как я уже говорил, в начале девяностых приходилось иметь дело с очень разнообразным «человеческим материалом». Эпоха реформ у нас ведь началась с расцвета «посредничества». Примерно этим же занялся и я в самом начале своей предпринимательской дороги. Как это было тогда? Представьте, к нам, коммерсантам на ниве посреднических и консультационных услуг целыми днями поступали всевозможные проекты. И казались весьма привлекательными: как же, ни за что, ни про что заработать кучу денег! Типичный проект выглядел так: к тебе приходят шесть человек с просьбой найти покупателя на такой-то товар, и пять из них – посредники. Они все каким-то образом нашли друг друга и теперь ходят и внимательно следят, чтобы их посреднические 10% никуда не ушли. Меньше 10% они опускаться не хотели, и поэтому конечная стоимость товара возрастала раза в два, а то и в три. Словом, сделка в результате становилась совершенно бессмысленной. А перейти на непосредственное общение с хозяином этого товара было невозможно. Деловая среда тех лет была совершенно дикой. И я тогда уже тяготился всем этим и вольно или невольно искал такую нишу, где посредничества можно было избежать. Фондовый рынок в этом смысле идеальное место: на торгах между покупателем и продавцом только два профучастника – биржа и брокер.