Бисмарк. «Железный канцлер»

Одновременно Бисмарк проникался все большей неприязнью к своему окружению, к местному юнкерству, которых считал провинциальными обывателями с ханжеской моралью. Чтобы немного развеяться, он в 1842 году предпринял длительное путешествие по Европе – во Францию, Италию и Великобританию. В ходе этой поездки он подумывал даже о том, чтобы вступить в английскую колониальную армию и отправиться в Индию – однако, судя по всему, сам прекрасно понимал, что смена декораций не заполнит внутреннюю пустоту. По мнению одного из наиболее выдающихся биографов Бисмарка, Эрнста Энгельберга, Отто уже к тому моменту осознал, что спокойная жизнь сельского помещика его совершенно не удовлетворяет, что для самореализации ему необходимо нечто иное [43] . Пока альтернатива отсутствовала, он продолжал развлекать себя всевозможными сомнительными выходками, которые только укрепляли его дурную репутацию среди соседей. Сам он впоследствии писал об этом времени как об эпохе «слепой жажды удовольствий, в которой я бессмысленно и безуспешно проматывал богатые дары молодости, духа, состояния и здоровья» [44] .

43

Engelberg E. Op. cit. S. 182.

44

Richter W. Op. cit. S. 34.

Душевный покой, к которому некогда стремился молодой дворянин, обернулся томительной скукой. Заранее известное, предопределенное до мелочей будущее владельца имения было тупиком. О том, какого размаха достиг внутренний кризис, терзавший Бисмарка, говорит его попытка весной 1844 года вернуться на государственную службу. Глава правительственного президиума Потсдама удовлетворил его просьбу с тем условием, что он «упорным прилежанием наверстает упущенное с момента увольнения со службы и сможет рассеять те предубеждения, которые, что не имеет смысла скрывать, возникают после ознакомления с личными делами, характеризующими его усердие на государственной службе в прежние годы» [45] .

45

Gall L. Op. cit. S. 52.

Опасения чиновника оказались не напрасными – не отслужив и двух месяцев, Бисмарк взял отпуск, из которого больше не вернулся. «Я больше не мог выдерживать одинокую жизнь сельского юнкера и сомневался, надо ли вернуться на государственную службу или отправиться в дальние странствия. Четыре месяца назад я снова пошел на административную работу, проработал шесть недель и нашел дела и людей столь же затхлыми и бесплодными, как и прежде» – так охарактеризовал эту интермедию сам Бисмарк [46] . Если положение самого маленького винтика в бюрократическом аппарате было невыносимым для вчерашнего студента, то можно себе представить, насколько тягостным оно выглядело в глазах полновластного хозяина поместья. Бисмарк вернулся в Померанию, не имея четкой цели, не зная, как распорядиться собственной жизнью. «Я безвольно плыву по течению жизни, не имея иного руля кроме минутных склонностей, и мне довольно безразлично, где меня выбросит на берег» – писал он в эти месяцы [47] . Единственной отдушиной было чтение. Молодой помещик одно за другим буквально проглатывал произведения Шекспира, Байрона, Гёте, Уланда, других знаменитых в свое время европейских писателей. К числу его любимцев относился Гейне, чья острая ирония весьма импонировала Бисмарку. В меньшей степени увлекался он философией – в первую очередь трудами младогегельянцев – а также историческими сочинениями.

46

WIA. Bd. 1. S. 37.

47

Ibid. S. 38.

Примерно полгода спустя, в письме к Шарлаху, Бисмарк так описывал свою жизнь: «Я сижу здесь, холостой, очень одинокий, мне 29 лет, и я вновь здоров физически, но довольно невосприимчив духовно, веду свои дела с пунктуальностью, но без особой страсти, пытаюсь сделать жизнь своих подданных приятнее и без злобы смотрю на то, как они обманывают меня. В первой половине дня я исполнен недовольства, после обеда полон благими чувствами. Мое окружение – это собаки, лошади и помещики, среди последних я пользуюсь некоторым уважением, поскольку легко могу прочесть письменный текст, одеваюсь по-человечески и при этом могу разделать дичь с аккуратностью мясника, спокойно и дерзко скачу верхом, курю совсем крепкие сигары и с доброжелательной холодностью сваливаю своих гостей под стол во время попоек. Сам я, к сожалению, не могу опьянеть, хотя вспоминаю это состояние как очень счастливое. Я функционирую почти как часовой механизм, не имея ни особых желаний, ни сожалений; весьма гармоничное и скучное состояние» [48] . Письмо выдержано в обычном для переписки двух друзей насмешливом тоне, однако оно свидетельствует о том тупике, в котором оказался молодой человек.

48

Ibid. S. 48.

В 1844 году Бисмарк вновь отправился в путешествие – на ганноверский остров Нордерней на Северном море. Здесь он отпустил себе бороду, и после его возвращения среди местных крестьян ходила легенда, что ему запретили бриться после того, как он поспорил с ганноверским королем и спустил его с лестницы.

Однако к этому моменту в жизни Бисмарка произошли определенные изменения. С начала 1843 года он активно общался с Морицем фон Бланкенбургом, которого знал еще со времен учебы в гимназии. Как и Бисмарк, Бланкенбург оставил службу, чтобы управлять отцовскими имениями, не имея никакого желания карабкаться вверх по длинной и скользкой бюрократической лестнице. Два молодых человека быстро стали друзьями. Именно благодаря Бланкенбургу Бисмарк познакомился с кружком молодых дворян-пиетистов, который внес новую ноту в его жизнь.

* * *

Пиетизм появился в конце XVII века как течение внутри германского протестантизма. Его основной особенностью был тезис о тесной связи человека с богом. Пиетисты придавали большое значение внутренним религиозным переживаниям и личному благочестию. Вся жизнь – как частная, так и общественная – должна была, по мнению представителей этого течения, проходить в согласии с божественными заповедями. Новый завет они рассматривали не как повествование об Иисусе, а как своего рода практическое руководство к повседневной жизни. Популярности пиетизма у прусского дворянства способствовало то обстоятельство, что он в условиях первой половины XIX века олицетворял собой протест против идей либерализма и европейского Просвещения, ассоциировавшихся с ненавистной революцией и Бонапартом.

Очевидно, что изначально Бисмарк не испытывал особой симпатии к идеям пиетистов. Он был не слишком набожным человеком, да и образ жизни «бешеного юнкера» был далек от безгрешного. Судя по всему, в этот кружок его привлекло присутствовавшее у пиетистов ощущение стабильности и правильности избранного пути. Эти люди нашли для себя цель и смысл жизни – то, чего так не хватало самому Бисмарку. В религиозных взглядах пиетистов ему импонировали отказ от догматики и вера в способность человека общаться с богом напрямую, без посредников – впоследствии это станет важной составляющей его собственных религиозных убеждений. Кроме того, в рамках кружка собралась практически вся образованная и интеллигентная дворянская молодежь тогдашней Померании, и только здесь можно было найти достойных собеседников. Впоследствии общение с пиетистами принесло с собой еще одно важное преимущество – именно здесь Бисмарк познакомился с братьями Эрнстом Людвигом и Леопольдом фон Герлахами, которые занимали ключевые позиции при дворе и впоследствии стали его политическими покровителями и наставниками. Впрочем, с этими людьми он нашел общий язык в первую очередь на почве социальных и политических, а не религиозных воззрений.

Однако самым важным на тот момент стало знакомство с Марией фон Тадден, невестой Бланкенбурга, которая была на шесть лет моложе Отто. Ее свадьба с Морицем состоялась в октябре 1844 года. Выросшая в сельской глубинке, Мария была открытой, естественной, жизнерадостной и в то же время набожной молодой женщиной. Ее внутренняя глубина, искренняя вера и целеустремленность привлекали Бисмарка. Впоследствии биографы «железного канцлера» гадали, было его чувство настоящей любовью или просто глубокой привязанностью. В любом случае, именно благодаря ей жизнь Отто начала меняться, сначала постепенно, потом все более радикально. Одним из важнейших столпов пиетизма была убежденность в необходимости миссионерской деятельности, и Мария увидела в беспокойном, мятущемся скептике, к которому прониклась искренней симпатией, идеальную почву для духовного просвещения. Кроме того, ее завораживали сила и энергия, которые излучал Бисмарк, и в письмах она порой мимоходом сравнивала его со своим женихом, причем не в пользу последнего.

Нельзя не сказать о том, что Отто в то время обладал весьма импозантной внешностью: высокий, спортивного телосложения, с мягким тембром голоса. «Коротко подстриженные светлые волосы и короткие усы обрамляли приветливое лицо, – вспоминал один из современников. – Под густыми бровями светились большие выразительные глаза» [49] . Очевидно, сама Мария влюбилась в Отто, однако боялась признаться себе в этом – в конечном счете, она уже была помолвлена и, будучи ревностной христианкой, не могла позволить себе думать о другом. Выходом для обоих стала дружба – тем не менее, как писал Эрнст Энгельберг, «отношения (…) в итоге достигли такой степени интенсивности, которая в длительной перспективе была небезопасной для обеих сторон. Глубокая человеческая симпатия друг к другу и тщательно скрываемая склонность могли однажды прорвать поставленные границы» [50] .

49

Keudell R.v. Op. cit. S. 2.

50

Engelberg E. Op. cit. S. 231.

В течение нескольких лет они часто общались друг с другом, Бисмарк был постоянным гостем в поместье Бланкенбургов Кардемине. Мария не оставляла своих попыток обратить Отто к христианству. Однако молодой человек был непреклонен, заявляя, что вера должна быть дарована свыше. Даже Мария не смогла добиться в его образе мыслей больших изменений и с досадой писала приятельнице: «Меня всегда приводила в уныние мысль о том, что один человек не способен помочь другому. Видеть человека, который так страдает от холода безверия, как Отто фон Бисмарк, весьма грустно» [51] . Тем не менее, их встречи продолжались, а взаимная симпатия крепла, и удерживать ее в границах дозволенного становилось, по всей видимости, все сложнее. Однажды Мария, гуляя по саду со своим мужем и Бисмарком, сорвала два цветка. Мужу она подарила синий цветок – символ верности и преданности; на долю Отто досталась алая роза – символ страстной любви.

51

Richter W. Op. cit. S. 37.

При этом Мария отчаянно искала выход из создавшейся ситуации. Оптимальным вариантом ей, очевидно, казалась женитьба Отто. Именно супруги Бланкенбург познакомили Бисмарка с его будущей женой Иоганной фон Путткамер, дальней родственницей отвергшей его Оттилии. Иоганна, которой на момент знакомства – в 1844 году – исполнилось 20 лет, была ближайшей подругой Марии и, как это часто бывает, практически целиком находилась в тени своей сверстницы. «Было бы затруднительно воспевать ее красоту, а о духовной оригинальности и говорить не приходится» – так характеризует ее один из современных биографов Бисмарка [52] . С этим довольно суровым приговором сложно не согласиться. Мария фон Тадден описывала свою подругу как «свежий, бурлящий источник здоровья», «в ее внешности не было ничего красивого, кроме глаз и длинных черных локонов, она выглядит старше своих лет, говорит много, остроумно и бодро с любым человеком, будь то мужчина или женщина» [53] .

52

Krockow C.v. Op. cit. S. 45.

53

Schmidt R. Op. cit. S. 23.