Битва на Калке

На самом деле Забубенный никакой удачи монголам не желал, просто не мог не воспользоваться такой замечательной возможностью сбежать, которую придумал за него сам начальник монгольского корпуса. Ведь он предложил идти на Днепр. И, хотя и неизвестно в каком месте Буратай собирался напасть на караван купцов, но в любом случае по этой реке можно было добраться на Русь. А заодно и избавиться от необходимости чинить эти дурацкие башни. Кроме того, ведь могло случиться и так, что караван со смолой окажется из русских земель. Допустить расстрела русского каравана монгольскими нукерами Забубенный никак не мог. А тем более для добычи смолы, необходимой для строительства осадных башен, которые еще неизвестно для взятия каких городов понадобятся.

Помимо этого великий механик Забубенный имел еще одно стратегическое соображение. Он не знал, сколько в точности воинов было в монгольском воинстве, а спросить напрямую не решался, хотя и был Албастом. Разослав сейчас в разные стороны несколько крупных отрядов, диверсант Забубенный в тайне надеялся ослабить основные силы монголов, на тот случай если возможное нападение русских полков состоится в его отсутствие. Уж если битва все-таки будет, то ее должны выиграть наши. В этом Григорий был абсолютно уверен, хотя всплывавшие в памяти разрозненные исторические данные говорили ему о другом, вселяя сомнения.

– Ты хочешь ехать с Буратаем? – переспросил Субурхан, словно проверяя, правильно ли он понял корявое произношение великого механика, и усмехнулся, – Думаешь, без тебя мы не справимся?

– Нет, – сказал Забубенный, – Но, думаю, что со мной справитесь быстрее. Авось, на что-нибудь пригожусь. Я ведь все-таки местный дух.

– Ну, что же, если Албаст повелеет, – усмехнулся Субурхан, – то воины Буратая будут готовы вступить на Днепр сегодня же.

Забубенный призадумался. Не торопясь, прислушался к своему внутреннему голосу.

– Нет, – ответил, после непродолжительного молчания, Кара-чулмус, утомленный сегодняшними событиями и неожиданными поворотами, – Если великий Субурхан не против, поедем завтра. Сразу после утреннего чая с лепешками.

Теперь призадумался монгольский военачальник, но, видимо, решил, что полдня погоды не сделают. Кивнул, проявив непривычную мягкость. На что Григорий в душе и не надеялся.

– Хорошо, выступаем завтра. Умеешь ездить на коне?

– Ваши кони боятся духов, – напомнил Забубенный, – мне по статусу повозка подойдет больше.

– На повозке уйдет больше времени, – сказал вслух Субурхан, как бы размышляя сам с собою, – Но, ты прав. Зато, воины будут все время тебя видеть. Это тоже хорошо.

Главный монгол встал, завершив курултай монгольских нойонов, что Забубенный для себя переводил как «сходняк крутых чуваков».

– Прощай. Вели своим рабам подготовить все к походу. На рассвете ты выступаешь на Днепр с Буратаем.

И с этими словами генералитет покинул юрту Кара-чулмуса. Снаружи раздалось несколько командных криков, ответом на которые послужил многочисленный конский топот. Озадаченные новыми делами многоопытные Субурхан, Джэбек и Тобчи ускакали отдавать распоряжения. Следовало за один вечер отобрать и подготовить к походу несколько тысяч конников. Но, для кочевых народов, а тем более для монголов, которые могли легко уйти в поход на пару лет, преодолеть по пути тысячи километров и взять сходу сотни городов, предстоящие операции были не более чем рядовыми.

Когда монгольские генералы удалились, Забубенный кликнул переводчика, дежурившего снаружи у юрты, и приказал:

– Плоскиня, приготовь завтра к утру мою походную повозку. Чтобы там все было по высшему разряду, – меха нормальные, еда и найди выпить чего-нибудь. Да и сам со мной, вместо кучера поедешь. Переводить то надо кому-то. А то нам с Буратаем каким-то многое надо будет обсудить по дороге, а я еще не все глаголы выучил.

Вождь бродников, молча поклонился.

– Все будет исполнено, повелитель.

– Отлично, – кивнул Кара-чулмус, – не забудь только гонцов отослать к себе на историческую родину. Да скажи им, чтоб не торопились, мастеров получше искали, да самых толковых. У вас там толковые мастера-то есть? Ну, резчики по дереву, такие чтобы с топорами виртуозно управляться могли?

– Да, топор дело привычное, – ответил задумчиво Плоскиня, – разбойников у нас много.

– А чтобы церковь без единого гвоздя могли поставить? – уточнил Забубенный и спохватился, – да что я говорю, какая церковь, вы же язычники. Ну, так есть нормальные мастера-то, гениальные плотники?

– Да поищем, – как-то неуверенно пробормотал Плоскиня.

Чувствовалось, что с настоящими плотниками будут проблемы.

– Сдается мне, – произнес вслух свои сомнения Забубенный, – что, хреновые из бродников плотники. Ладно, иди уже, камердинер, распоряжения отдавай своим холопам. А Кара-чулмус спать будет. Устал что-то сегодня, а завтра будет великий день, в поход отправляемся. Надо выспаться. Силы восстановить.

И глядя, как Плоскиня медленно выходит из юрты, задумчиво приподнимая полог, будто слова Кара-чулмуса показались ему снова какими-то странными, не соответствующими образу степняка-вампира, Забубенный добавил:

– А том мои медные когти джезтырнак растут медленно, железа в организме не хватает, понимаешь. Вот кровь свежая постоянно и требуется.

Плоскиню как ветром сдуло. Великий механик усмехнулся и лег спать. Сил он сегодня действительно потратил не мало. А впереди его ждал первый совместный поход с монголами.

Глава восемнадцатая. «Кара-чулмус идет в поход».

Ночь он провел спокойно, без сновидений. А утром, едва выйдя из юрты, увидел такое, что от неожиданности почувствовал себя хоббитом на съемках фильма «Властелин Колец». Прямо перед его юртой, выстроившись в ряд, молча стояло бесчисленное монгольское воинство. Тысячи коней, образовав строй от одного края степи до другого, переступали с ноги на ногу, осторожно пофыркивая, словно боясь потревожить спящий дух степняка-вампира. Оседлав этих коней, возвышались над ними тысячи всадников, показавшиеся Забубенному сначала восковыми куклами, поскольку ни один мускул не двигался на из лицах. И только присмотревшись, он все же догадался, что они живые, но замученные уставом.

Григорий даже вздрогнул от неожиданности, решив, что Субурхан хочет снова послать его на смертельное испытание через бой с очередным багатуром. Но, на сей раз, перед стройными рядами конницы стояла его походная повозка, запряженная двумя лошадьми и укомплектованная всем необходимым. Рядом стоял верный переводчик Плоскиня.

Желанию рассмотреть лица воинов сильно мешали их доспехи, изучая которые Забубенный вообще решил, что историки плохо доносили до людей из современного ему народа состояние древнего искусства изготовления доспехов в восточных степях. Про несчастных крестоносцев, носивших на головах железные ведра и не мывшихся по два месяца, писали много и картинки рисовали. А вот про монгольских всадников сообщалось крайне мало. В лучшем случае им приписывали кожаную тужурку и шапку. Теперь же, стоя перед строем этих товарищей, красовавшихся на своих скакунах перед Кара-чулмусом в лучах рассветного солнца, Забубенный своими глазами увидел, что модельеры, одевавшие этих вояк были на голову выше всяких там Зайцевых и Юдашкиных, не говоря уже об иностранных Жанах-Полях и Пьерах-Карданах.

Первые десять рядов кочевого войска были представлены тяжело вооруженными конниками, доспехи которых были выполнены с особенной тщательностью. Прочный, из толстого металла, куполообразный шлем с островерхим флажком боевой принадлежности крепко сидел на голове. Шея закрывалась плотной кольчугой ниспадавшей на плечи, прикрывавшей ее от стрел и даже косых ударов копья и меча. Мощные наплечники из пластин листовой стали, аккуратно подогнанных одна к другой закрывали руки воина от плеча до локтя, а ниже виднелись нарукавники, похожие на древние бухгалтерские, только металлические. Торс монгольского тяжеловооруженного всадника был опоясан крупными пластинами, закрепленными на мелкой кольчуге. Такой панцирь мог выдержать прямое попадание копья любого крестоносца, сохранив жизнь монгольскому воину.