Битва рассказов 2013

— Кто — Она, монсеньер? — повторил секретарь.

— Орлеанская Дева.

Епископ закрыл глаза. Клод неодобрительно покачал головой и тихо отступил к двери.

В камине стреляли искрами сухие дубовые поленья. В окно задувал холодный декабрьский ветер. Очередным порывом, словно невесомой рукой призрака, письмо сорвало со столика и бросило на решетку камина. Пламя неохотно коснулось края пергамента и осветило текст. Всего одна строка.

«Я иду к тебе, старая крыса. Жанна д`Арк».

Большая старая крыса под епископской кроватью облизывала свой толстый розовый хвост, крепко ухватив его передними лапками.Счищать осталось немного, а еще очень хотелось есть. Крыса едва сдерживалась, чтобы не впиться в плоть острыми зубками. огонь голода полыхал в черных бусинах, и вот уже жадно раскрыта пасть, но раздается противный скрежет. Ослепил свет уже настоящего огня — и животное, презрительно пискнув, рвануло к спасительной дырке. Скользнув внутрь, оно уставилось на мерзких людишек.

Внезапно тело одного из них кулем повалилось прямо на холодный каменный пол. Грубая порода обожгла щеку, но Жанна не повела ни единой мышцей. Конвоир еще раз окинул взглядом ее «божественное» тело, ухмыльнулся и скрылся в дверном проеме. Скрежетнул деревянный засов — и наступила тишина.

Свет из крошечного с ржавой решеткой окошка струился и робко касался немытых каштановых волос.

Пол достаточно холоден, чтобы вынуждать тело переворачиваться, сжиматься, тереться. Но тюремный рацион не оставляет шансов на толику каких-либо сил. Руки — все равно что податливая смола, а ноги перестали слушаться вообще. Ощущения растворились в вечном холоде, наполнившем ее тело, как ненавистные англичане — Бордо.

Площадь Сент-Уэр. Каменное лицо Пьера Кошона, епископа Бове, на фоне черных ворон, красных сутан и гигантского костра. «Мы готовы перевести вас в другое место — в церковную тюрьму. Условия благоприятнее, нежели в башне, да и стража гораздо более вежливая. От вас требуется только одно — отрекитесь от своих ересей».

Измученная Жанна покосилась на пылающее зарево за спиной епископа. Намек был недвусмысленным: либо подпись, либо огонь. Она повернулась и поставила жирный крест на протянутом пергаменте. Злая ирония этого креста проявилась, когда девушку повели обратно в башню. Силящуюся вырваться, ее толкнули в ненавистную камеру и оставили наедине с удивлением и печалью.

Скоро холод выветрил и их, а на смену пришла отчетливая злость. Как она могла позволить себе такую глупость! Неужели разум уже заблаговременно сгорел? Никогда англичане не позволят себе передать желанную добычу в руки французского духовенства, нет. Скорее небо упадет на землю! Теперь Кошон волен сделать с ней все, что угодно! На глаза навернулись слезы.

— Старая крыса… — едва слышно шевельнулись губы.

Когда луч света переполз с головы до самого угла комнаты, вновь скрипнул засов. Красные от слез глаза уставились в проем.

Она узнала этого человека — и попыталась улыбнуться. Жан тоже улыбнулся. Наконец-то он здесь, с ней!

— Госпожа Жанна… — он присел на колени. — Это случилось. Хвала Небесам, все позади!

Господи, как же больно было видеть ее в таком состоянии. Ее! Символ надежды и свободы, избранный небесами! Проклятые стервятники-бургундцы высосали из нее почти что душу. Вот к чему привели раздоры и жажда выгоды, затмевающие национальное достоинство!

— Я пришел вернуть вас нашему Отечеству, — с воодушевлением сказал он.

Дева Орлеана подняла хрупкую белую руку и указала на глаза Жана.

— Вы нашли Ворона?

— О нет, нет. Боюсь, наши враги загребли птичку в первый же день и спрятали слишком надежно. Правда, на этом они не остановятся.

— В каком смысле? Разве предмет не был их целью?

Фонтон устало стянул с головы шаперон и спросил:

— Вы помните, госпожа, день, когда впервые увидели Ворона?

Она тут же кивнула. Как же такое забыть?

— Я рассказывал, как добыл его для вас? Я его буквально выдернул из-под носа ищеек Брудо. Успел за считанные минуты до их прихода. Вам известна их позиция: о предмете должны знать единицы, и то только выгодные единицы. А вы, моя госпожа — пешка, ставшая ферзем, но на какое-то время угодившая в вероломный капкан.

— Иными словами, они скоро будут здесь?

— Боюсь, что да. И на этот раз у Брудо с собой Пес, — он специально выделил последнее слово.

Чувствуя, как под камизей бегут мурашки, Жанна с волнением спросила:

— Откуда вы это знаете?

— Чуть попозже, когда наберетесь сил, госпожа, — Жан привстал. — Елена, вы готовы?

В проеме показалась невысокая девушка, и Жанне показалось, будто она увидела саму себя. Но нет — крылья носа пошире, и глаза, кажется, больше. В остальном, не считая бледности кожи, полное сходство. В руке у нее был небольшой сверток.

— Мадмуазель Д`Арти, — представил гостью Жан, — родом из Прованса. Она готова помочь нам.

Елена Д`Арти склонилась в почтении. Затем протянула сверток.

— Я должна переодеться? — уточнила Жанна, — а Елена что? Она…

— Да. Мы сделаем маленькое превращение, — сказала Елена, — и для меня это будет великая честь, госпожа. Вы нужны Франции.

Больше объяснений не требовалось. Жанне помогли встать и отвернулись, когда та скинула с себя грязную камизу и начала переодеваться. На их лицах застыли благоговейные полуулыбки.

Дева облачилась в легкую сюркотту и такой же, как у Жана, плащ. Елена облачилась в балахон.

— Люди Кошона попытаются дискредитировать вас, — сказал Жан. — Не пройдет и недели, как они найдут повод, дабы послать вас на костер.

Что верно, то верно. Помощь пришла как никогда вовремя.

Осторожно наклонившись, Дева поцеловала Елену в лоб. Опираясь на плечо Фонтона, она покинула камеру. У спуска винтовой лестницы стоял низенький щуплый паренек в поношенном жиппоне. Жанна вспомнила его — это был Дэни Писо, верный паж де ла Фонтена. Он учтиво поклонился и, осветив факелом ступени, исчез внизу.

— Но как вы, Жан, попали сюда? — спросила она. — Ведь Рейнская башня охраняется повсеместно. Стража чуть ли не на каждом повороте…

Жан отстегнул ворот жиппона, потянул за тонкую цепочку на шее. Закачался очень похожий на крысу зверек. Маленький и блестящий, как и славный Ворон.

— Смешной. А кто это?

— Ангел, явившийся мне, назвал его «Чучей». Никогда таких мышей не видел. Но главное не это. С чучей ты превращаешься в живую тень. А поймать тень не удавалось еще никому, — тут они вышли на прохладный ночной воздух. — Вот, смотрите.