Битва титанов. Несущие смерть

— О, — она коснулась рукой украшения, отразившего лучи солнца и вспыхнувшего так, что захватило дух. — Так приятно на коже.

— Не надевай его, пока мы в Мифурдании, — попросил он ее. Женщина сняла украшение и спрятала его в оправдавший ожидания тайник. — Но позже оно станет важным реквизитом нашей постановки.

Она легко поцеловала актера в щеку и выпорхнула на улицу. А ему осталось решать неприятную задачу — восстанавливать порядок в своем маленьком королевстве.

Закончив работу, Родарио сел под лампу на узкой лестнице перед фургоном и продолжил написание новой пьесы.

Работа давалась ему легко; Тасия и сегодняшние события окрыляли. Все, что они пережили, он вставил в действие пьесы, преисполненной страсти, приключений и тайн.

Как закончить, было пока неясно. Для этого нужно было прежде отыскать Фургаса.

Он налил себе вина из единственной уцелевшей бутылки, когда услышал смех Тасии. Очень определенный смех.

В Невероятном вскипела ревность. Он отставил бокал и направился к фургону, в котором жил Реймар. Осторожно поднялся на цыпочки и заглянул в маленькое окошко. Смех заронил в актере страшное подозрение, увиденное же стало подтверждением: королева потеряна. Очевидно, сегодня ей хотелось еще развлечений. И Реймар, медведеподобный мужчина, оказывал ей вполне понятную услугу.

Родарио вернулся к своей узкой лесенке, взял в руку бокал. И рассмеялся. Он смеялся и смеялся, пока ему стало не хватать воздуха, а из окон маленьких фургонов не появились первые любопытные; даже Реймар, в полотенце вокруг бедер, выглянул из двери. Актер указал на мужчину и снова рассмеялся, запрокидывая голову и хватая ртом воздух.

— Все хорошо, дорогие мои, — махнул он рукой зевакам. — Это просто ежевечернее безумие, охватывающее меня каждый раз, когда приходится слушать, как другие наслаждаются актом любви с моей супругой.

Реймар покраснел и мгновенно скрылся, а Родарио сотряс новый приступ смеха.

Актер поглядел на звездное небо, по которому плыли облака, словно окуная звезды в молоко.

— О боги! Что за женщину вы мне послали! — усмехнулся он. — Неужели она должна отплатить мне за то, что в прошлом я развлекался с другими, а? — Родарио осушил бокал. — Я раскусил ее игру. Это был ты, Самузин, бог равновесия? — громко воскликнул он, взял бутылку и поднял ее к звездам. — Благодарю тебя! Столько вдохновения меня не посещало уже давно, — красное вино холодило горло; он отставил сосуд и продолжал писать.

Время шло, а он был словно пьян. Он зарисовывал сцены, писал и формулировал акты и действия, когда раздался звон и лампа, дарившая ему свет, разлетелась на куски.

Он озадаченно поднял голову. Нет, это невозможно, он не мог ее сбросить, его рука находилась слишком низко.

Как оказалось, он ошибался. Лампа по-прежнему стояла на том же месте, прямо за его спиной, на верхней ступеньке. Родарио уставился на стрелу, пробившую стекло и вонзившуюся в закрытую деревянную дверь. Пол-локтя влево — и острие вошло бы ему в глаз!

Лучница из Мифурдании! — пронеслось у него в голове, и он бросился на землю. Быстро заполз под фургон и прислушался.

Вокруг жужжали насекомые, то и дело раздавалось стрекотание сверчков; лошади дремали стоя у своего временного загона из веревок, серо-черный кобель Гуи храпел, лежа в траве, расслабленно положив голову на лапы.

В принципе, ночь была довольно спокойной — если не считать негромкого постанывания Тасии, чуть более громкого хрипения Реймара и скрипа прогибающихся половиц фургона.

Невероятно! Они там любят друг друга до безумия, а я здесь стану жертвой убийцы! — подумал он в приступе черного юмора и поглядел на фургон, где женщина и рабочий дарили друг другу такое удовольствие, что лампа рядом с лестницей раскачивалась из стороны в сторону. В этом не было ничего общего с тем актом, который был у них с Тасией. Однако как она красиво выразилась? Иногда женщине достаточно сильных мускулов.

С тихим щелчком вторая стрела вошла рядом с ним в деревянную спицу, третья ударилась в обитый железом обод.

Родарио лег ничком на землю, напряженно вглядываясь во тьму, из-под защиты которой в него стреляли. Опасность того, что один из его труппы — намеренно или случайно — будет ранен или убит, была чересчур высока.

— Пс-с-с-т! Ты, так называемый сторожевой пес! — зашипел актер, обращаясь к собаке. — Кш! Ш! Вставай, псина!

Кобель поднял голову, посмотрел на Невероятного и завилял хвостом.

— Нет, не радоваться! Будь злой собакой! — прошептал он. — Куси! Фас! Ищи и фас!

Пес поднялся, как следует потянулся и побежал под фургон к Родарио, намереваясь облизать ему лицо.

— Прекрати, — отмахнулся актер от нежностей длинного влажного языка. — Слышишь? Ты должен атаковать! Убить! — Он указал в другую сторону. — Ищи!

Наконец-то Гуи понял его. Понюхал воздух в том направлении, куда указывал Родарио, и побрел прочь, уткнув нос в землю, а хвост к небу.

Актеру было немного жаль, что он спустил пса. Мужчина вглядывался в темноту, но вскоре не стало видно ни пса, ни тем более коварного убийцы. Зато фургон Реймара перестал раскачиваться. Похоже, они насытились.

Холодный клинок оказался у шеи Родарио.

— Ты исчезнешь, — послышался хриплый голос, в нос Родарио ударил запах дыма, сажи и раскаленного железа. — Завтра, сразу же, ты собираешь свои манатки, актер, и на своем пестром фургончике убираешься куда подальше, да?

— Прошу прощения, но…

Жгучая боль опалила горло, лезвие надрезало кожу.

— Ты исчезнешь и никогда больше не будешь задавать вопросы относительно местопребывания магистра, понятно? — прошептал голос ему на ухо. — Мы следим за тобой, актер.

Дверь фургончика Реймара приоткрылась, оттуда выглянула Тасия, проверить, сидит ли он еще на ступенях. Поскольку она не увидела Невероятного, а лампа погасла, женщина выбежала из фургона.

— Смотри, смотри на свою любимицу как следует, актер. Если будешь продолжать вынюхивать относительно магистра, она умрет, — пригрозил незнакомец. Сильная рука ухватила его за волосы, потянула голову назад, пока лоб его не коснулся пола фургона. — А потом ты, твоя труппа и магистр!

В районе шеи снова почувствовался укол. На этот раз нож оставил более глубокий порез; теплая жидкость текла по адамову яблоку, Родарио стало плохо. В голову не приходило ничего, что помогло бы своими силами выпутаться из неприятного положения. Судьба висела на великодушии того, кто сидел на корточках рядом с ним и мог лишить его жизни одним движением руки.