Битва троллей
Шрифт:
Стена словно холодной водой окатили. Его руки задрожали, когда он понял, что это означает. «Висиния в Турдуе!»
20
Настроение было подавленное, однако Флорес фактически не замечала других воинов. С тех пор как лазутчики доложили, что преследователи не напали на их след и не гонятся за ними, Тамар хотя бы разрешил сбросить тот головокружительный темп, который они взяли от самого туннеля, дав возможность немного отдохнуть и людям, и животным. Затем они наконец встретились с войском под командованием сцарка по имени Оден, который привел его с
Ежедневное колоссальное напряжение сил требовало от людей большой выдержки. А у Флорес к физическому истощению добавилась еще и духовная усталость, которая парализовала все остальные ее ощущения. Потеря Висинии оставила в душе юной влахаки болезненную пустоту. Она чувствовала боль в спине и ногах, теплое пульсирование в отекшей правой руке. Она ела всухомятку и пила воду. Но все это казалось ей ненастоящим, ничто не могло заглушить безмолвие в ее душе. Только терзающий голос, обвиняющий ее в смерти юной боярыни. «Это разобьет Стену сердце, — мрачно думала она. — Мой брат доверял мне; Ионна доверила мне сопровождать Висинию и вернуть ее в целости и сохранности, а теперь она мертва. О духи, как же он ее любил».
Вскоре погода испортилась. Небо затянуло облаками, и хоть жара последних недель спала, но воздух стал душным и влажным. Однообразие дней для Флорес слилось в одну бесконечную скачку. Она больше не знала, как долго они уже в пути, да это и не интересовало ее. Когда Тамар останавливал отряд, она не знала, будет ли то короткая передышка или уже ночной привал. Она молча спрыгивала с седла и опускалась на землю у какого-нибудь дерева, опираясь на его ствол. Вокруг люди начинали заниматься обыденными делами. Расседлывали коней, зажигали костер, чтобы приготовить еду, и убирали камни с территории лагеря. Один из масридов взял ее лошадь за повод и начал обтирать ее. Флорес безучастно закрыла глаза и не открывала их до тех пор, пока на нее не упала тень.
— В нашем народе принято, чтобы каждый воин сам заботился о своей лошади.
Легкий кивок — единственное, на что была способна Флорес. Тень исчезла с ее лица, и она вновь откинула голову.
— А вы позор для своих воинов, — прошипел Тамар ей на ухо.
На этот раз влахака открыла глаза и устало посмотрела на масрида.
— Наконец наша принцесса проснулась! — язвительно проговорил марчег. — Как вы можете опускаться до такого?
— Устала, — ответила Флорес.
— Мы все устали. Мы все истощены. Но, тем не менее, мы продолжаем выполнять свои обязанности!
Тяжело вздохнув, Флорес закатила глаза и медленно поднялась. Хотела было уже пройти мимо Тамара, но тот схватил ее за руку.
— Куда?
— К моей лошади, — кратко ответила она. — Отпустите меня.
Однако тот продолжал крепко держать ее за руку. Его пальцы впились ей в кожу.
— Ты думаешь, что, если ты будешь заботиться о своем животном, я оставлю тебя в покое? — резко бросил масрид.
Раньше такой тон и фамильярное обращение масрида рассердили бы Флорес, но сейчас она только кивнула в ответ.
— Неправильно думаешь, Флорес из Дабрана. Твое поведение действует мне на нервы. И к тому же оно плохой пример для моих воинов.
— Тогда
исключите меня из своего августейшего общества, — возразила Флорес.— Вместо этого я лучше верну тебе на место разум! — прорычал Тамар.
Инстинктивно рука Флорес опустилась на рукоять меча.
— Ах! Значит, в тебе еще что-то осталось от воительницы, которая сражалась со мной плечом к плечу?
— Отпустите меня, — вновь потребовала влахака.
Она попыталась заглянуть в глаза Тамара. «Неужели ты не видишь, что я хочу побыть одна? Исчезни наконец».
— Нет, это ты должна отпустить!
— Что? — непонимающе пробормотала Флорес.
— В смерти Висинии сал Сарес нет твоей вины. Она мертва, а ты живешь. Мы все должны терпеливо переносить наши потери.
— Что ты об этом знаешь?
Больно сжав руку, масрид притянул ее к себе.
— Мой отец погиб. Мой город пал. Я должен положиться на милость и благосклонность твоего народа. Возможно, даже гордый род моих предков закончится со мной и после меня не останется ничего, кроме песен, рассказывающих о моем позоре. Я очень хорошо знаю, что такое потеря.
Несмотря на свои жесткие слова, Тамар наконец отпустил её и обвел рукой лагерь.
— Каждая женщина, каждый мужчина что-то потерял. Многие из них боятся за свои семьи, а другие их уже утратили. Ты в своей боли не одинока, Флорес, но ты единственная, кто капитулировал перед ней.
— Может, масриды скорбят меньше?
— Может, и так. Но, может, и так, что ты просто более эгоистична? А может, ты просто слабее? — насмешливо спросил Тамар и добавил: — Так, значит, правду говорят, что вы, влахаки, — слабый народ!
Тут Флорес в мгновение охватил гнев. По телу прокатилась волна горячей ярости, выгоняя свинцовую усталость из членов. Она заскрипела зубами и схватилась за оружие.
— Она мертва! — прокричала наемница. — Она боролась, а теперь она мертва!
— Многие умерли, — прокричал в ответ Тамар. — Она не единственная и точно не последняя!
Головы воинов повернулись к ним. Некоторые подошли даже ближе, но Флорес не обращала на них никакого внимания. Вся ее ярость сконцентрировалась на Тамаре.
— Висиния не должна была умереть. Я должна была спасти ее. Я должна была оставаться рядом с ней!
— Никто не мог спасти ее, — уже тихо сказал масрид. — Это не твоя вина.
— Мне нельзя было уходить, — ответила Флорес, и из ее глаз брызнули слезы. — Я оставила ее одну.
Флорес вновь увидела перед собой Висинию, как ее накрывает земля. Порванная юбка, растрепанная коса… А потом только пыль, и земля, и камни.
— Я могла что-то сделать, — тихо повторила Флорес. — Она была беременна, святые небеса, она же была беременна.
Весь лагерь сразу же накрыла полная тишина. У Флорес невольно вырвались всхлипы, как она ни старалась сдержаться. Слезы горячим потоком побежали по ее щекам. Тамар протянул к ней руку, словно хотел дотронуться и успокоить, но Флорес отступила на шаг назад и бросила на него взгляд, полный ярости.
— Довольны, марчег Бекезар?
Затем Флорес резко повернулась и пошла к лошади. Грубо вырвав платок из рук масрида, который обтирал ее лошадь, она сама начала вытирать с нее пот. Она чувствовала спиной взгляды солдат и Тамара. Она сердито вытерла слезы, чувствуя ненависть к масриду, который так унизил ее.