Битва в пути

Кончилась аллея, свалка металлолома прикрыта пышной снежной пеленой. Вдали, в самом углу заводского двора, показался модельный цех — для других просто неприглядное здание, для Сережи и дом и судьба.

Снег повалил гуще.

— Серега! Сугроб! — окликнули его сзади. Его нагоняли Кондрат и Синенький.

— Ну, как? — спросил Синенький. — Мефодич говорит, пять отливок, говорит, здорово хороши.

— Вот такие вот! — Сережа указал на снег. — Легкие, чистые, сами светятся.

Втроем напрямик, через пустырь, они побежали к цеху цветного литья. Двадцать четыре отливки лежали у стены. Синенький присел возле них на корточки и тихо свистнул. Пальцы его побежали по граням, плоскостям, переходам, лукавые глаза сощурились от удовольствия. Посыпался короткий, как от щекотки, смешок:

— Ну, Сугроб, ты уж не Дон Кихот, ты уж теперь Дон… Дон… Дон — Черт Знает Что! Тут нам, фрезеровщикам и слесарям, и работы не осталось. Кокиль за нас сработал.

Кондрат подкинул отливку на ладони:

— Сколько весу?

— Четыре с половиной килограмма, — ответил Сережа.

— Это вместо тринадцати! Будет заливать-то!

— Пух-перо! — засмеялся Синенький. — Ах, Серега, не женись, не женись! Кабы не Тоська, я бы от тебя тогда не отступился. Дня за четыре одолеешь?

— За один! Сегодня сделаю!

— Вот это дает! — восхищенно сказал Синенький. — Ведь тут больше месячной нормы.

Они нагрузились отливками и заторопились к модельному. Синенький оглядывался, смеялся, торопил:

— Что вы, два бугая, отстаете от меня, от махонького? Торопись, Серега. Не терпится!

«Зря я обижался на них, — растрогался Сережа. — Меж своими чего не бывает!»

Общая радость перекрыла неурядицы, как этот молодой снег покрыл и слякоть и мусор и заставил сиять всю землю чистой, нетронутой белизной.

— Сергунька сегодня дает рекорд! Больше месячной нормы за один день! — сказал Синенький и неосторожно повернулся.

Несколько отливок выскользнули из рук. Он остановился, Кондрат наткнулся на него и разом уронил все отливки. Сережа рассмеялся и тоже уронил половину груза.

Они присели на корточки, собирали в пушистом снегу алюминиевые отливки.

— За один день? Сразу? — сыпала вопросами Тина, — А ты опробовал?

— Уже, Тина Борисовна, — ответил Сережа. — Грузите мне еще пару.

— Когда успел? — Тина положила две отливки под самый Сережин подбородок.

— Холодные, — засмеялся он, прижимаясь к ним щекой. — Вчера вечером.

Ребята уже поднялись и шли с грузом, а Тина бежала рядом с Сережей и спрашивала:

— ОТК отштамповало? Ты уверен, что сумеешь все это обработать за день?

Он придерживал отливки розовой щекой и, не поворачивая лица, косил на Тину веселый желудевый глаз.

— Все рассчитал… Точно будет. Она побежала к Гурову:

— У вас же в цехе событие. Начинаем кокильное литье. Больше месячной нормы за один день! Такого не бывало. Почему никто не знает? Надо в многотиражку…

Тяжелые губы с трудом расклеились:

— Ли то работать, ли то шуметь… Еще ничего не известно, а вже шум.

Тина, не отвечая, уселась прямо против Гурова, весело и зло глядя в узенькие глаза, принялася звонить по телефону:

— Отдел труда? Ну чем вы там занимаетесь? У вас тут модельный начали переводить на кокильное литье, а вы и не знаете! Шлите срочно хронометражистов.

Прежде чем Гуров успел понять, что происходит, она позвонила в редакцию газеты и в отдел главного металлурга. Наконец Гуров опомнился и рассвирепел:

— Вы чей тут ынженер? У нас тут свои ходют ынженеры.

— Заводской, заводской я «ынженер», — передразнила Тина, засмеялась и выскользнула из кабинета. Ей хотелось посмотреть, как Сережа будет работать, но близи-лось начало смены, и пора было бежать в свою «чугунку». На минуту она все-таки подошла к Сереже. Рабочие теснились вокруг него. Отливки лежали в строгом порядке на заранее приготовленных местах.

По его радостной, но застывшей улыбке, по взгляду, просветленному и сосредоточенному, угадала Тина тот самый счастливый холодок, который охватил ее, когда, сидя в пустой комнате технологов, следила она за кривой кремния и когда впервые угадала будущую картину, увидев Рыжика на окне «фонарика».

«То же самое сейчас у Сережи. Только у него гораздо сильнее, — позавидовала Тина. — Разве мне удавалось сделать такое?» Ей хотелось остаться, но пора было в свой цех.

Сережа включил станок точно по гудку. У его станка толпились мастера, рабочие других смен, хронометражисты, работники редакции. Неразличимая от быстроты вращения фреза послушно снимала металл на переходах. Бился под ней тонкий фонтан серебряной стружки. Стол подавал модели стремительным потоком. Станок откликался на каждое движение, казалось, что он откликается на самую мысль. Сережа ничего не замечал, кроме отливок, но ощущение необычного, радостного дня не покидало его. Свежесть мыслей и мышц. Точность расчетов и движений. Ободряющие глаза ребят. И молодой, белый-белый день за окнами. Ему представлялось сейчас, что все это и было его судьбой. Он взял первую отфрезерованную серебристую модель, на миг вспомнил птицу, что кружилась над ледоходом и летела — не долетела до его руки.

«Вот и приманил», — подумал он.

По заводу разнесся слух, что целый комплект моделей сделан за половину рабочего дня. В перерыве кто-то поздравлял, кто-то спрашивал, кто-то угощал. Его просили остаться после работы для беседы с корреспондентом и для киносъемки. Ему было досадно слушать, говорить, есть — хотелось снова зажить в точном и четком ритме.

В конце первой смены Чубасову позвонил Ивушкин:

— Тут у нас в модельном история… Сугробин что вытворяет. Выгоняет четыре с половиной тысячи…

Так растерянно и с оттенком восхищения говорят об ураганах, наводнениях и других стихийных бедствиях, Чубасов не понял слов, но встревожился тоном Ивушкина:

— Кого выгоняет Сугробин?

— Проценты выгоняет! Четыре с половиной тысячи процентов дневной нормы.

— Что, что? Фантастика! Каким способом? Что применил?

— Кокиль применил… Что же теперь делать-то будем?

— Что делать, что делать, — рассердился Чубасов. — Говоришь так, будто вам крыша валится на голову. Четыре с половиной! Ошибки нет? А качество проверено?

— С утра пришли с хронометражем. ОТК клеймит. Как теперь требуется поступать?

— Поздравлять теперь требуется Сугробина. Поддерживать и пропагандировать требуется, если все. что ты сказал, правильно. Такой выработки, такого рывка не было не только на заводе, но и во всей нашей области! Молнии заготовили? В пересменке организуем митинг!

Когда Чубасов вошел в цех, в проходе толпились люди.

Сережа фрезеровал не поднимая головы, виден был только его розовый лоб. Модели одна за другой цепью пролетали под фрезой. Слышался характерный короткий звук: вжиг… вжиг… вжиг… Сережа нажимом кнопки остановил станок, не глядя, протянул руку к шкафу, безошибочно взял нужную фрезу. Мгновенная смена фрез, — и снова стремительный, жгучий звук скоростного фрезерования: вжиг… вжиг… вжиг…