Битва в пути

— А я пришел тебя огорчить.

— Что?

— Суд восстановил «неубиенного»! Пуговкин явился в цех…

— А как же теперь я? — Она засмеялась: ничто не могло омрачить ее праздничности. — Повисла в воздухе между ЧЛЦ и отделом главного металлурга?

— Как-нибудь устроится.

— Я тоже так думаю…

Бахирев шел разгромленным чугунолитейным цехом. Стена и пол были проломлены. Установка конвейера затягивалась: не хватало то одного, то другого. Одна вагранка была остановлена на внеплановый ремонт. Она все равно простаивала из-за нехватки металла. Как только инструментальный цех прекратил работу над станками для железнодорожных мастерских, стали срываться внеплановые погрузки, обещанные ранее. Заводу грозил металлургический голод. Бахирев решил использовать перебой с металлом для ремонта печей и вагранок. Печи ремонтировались, но программа «горела», рабочие не выполняли норм, и заработки их падали. Даже здесь в чугунолитейном, где Бахирева знали и любили больше, чем в других цехах, он все отчетливее чувствовал и скрытое недоброжелательство и открытую вражду отдельных людей.

Высоченный парень в рубахе, расстегнутой на груди, загородил ему дорогу:

— Товарищ главный инженер! Как же это на заводе поступают с рабочим классом?

Бахирев вспомнил, что видел этого парня раньше у конвейера и слышал его разговор с Сугробиным.

— Это с кем же конкретно? — спросил он, не убавляя шагу.

— А хотя бы со мной.

— А еще с кем? Ни с кем? Значит, вы есть весь рабочий класс?

— А кто же я, по-вашему? Приходишь на работу— тебя не допускают… Безобразничают…

— Вы прогуляли? Значит, не безобразничают, а выполняют мое распоряжение — прогульщиков к работе не допускать.

— Под рабочих копаете? Что ж нам, рабочим, голодать?

Он говорил громко, с явным намерением привлечь внимание окружающих.

— Рабочий класс не прогуливает и не хулиганит на производстве, — отчетливо сказал Бахирев. — В ближайшие дни кончится перестройка цеха, и заработки будут больше прежних.

Один из рабочих отодвинул парня. — Какой ты, Евстигешка, рабочий? Потом спокойно сказал в лицо Бахиреву:

— А что касается посулов, то много вы нам сулите, товарищ главный инженер. Говорите: «Прогрессивка, прогрессивка!» А вон она, — он поднял руку и показал пальцем в потолок, словно там летело что-то. — Вон она, лови ее!

Недовольство нарастало и в других цехах. В моторном цехе приступили к работе со сменным заделом. Огромное количество обезличенного брака заставило прибегнуть к этой временной мере, несмотря на протесты Бахирева.

Была выделена специальная площадка, куда рабочие каждой смены складывали незаконченные детали. На этой площадке Бахирев увидел щуплую фигурку с неприятно знакомыми легкими неверными движениями летучей мыши. «Князь Малютин!» Действительно, это был он. Вызывающе вскинув дряблое лицо, он смотрел на Бахирева.

— Вы здесь?

— Сперва заимейте свою фабрику, а потом увольняйте! — нарочито громко сказал «князь». — Нас с товарищем Пуговкиным по суду восстановили. А вам взыскание за беззаконие. Кадровиков разгонять да производство доводить до ручки не позволят! Рабочие сидят без заработка.

И в глазах у некоторых рабочих снова прочел Бахирев молчаливое согласие с нападками Малютина.

На площадке задела, где вчера еще лежала груда деталей, сейчас было пусто. Башней высился Рославлев.

— Кто растащил сменный задел?.. Кто, я спрашиваю? — громыхал он, перекрывая шум станков.

Одни уклончиво отвечали:

— Не мы…

— Может, другая смена… попользовалась… Другие открыто говорили:

— Взяли. Простаивали, не подали нам детали, а тут лежат рядом недоработанные. Ну и взяли!

Третьи сомневались:

— Мероприятие непривычное. Пока от него одно затруднение.

Малютин подстрекал недовольство:

— Я упреждал. Работать на сменных заделах — дело гиблое… Если на заводе трехсменка, то и неоконченные детали должны передаваться от одной смены другой!

— Я знаю, за что ты ратуешь! — напустился на него Рославлев. — Чтобы свой брак можно, было передать другой смене! Тебе обезличка выгоднее, прах твою душу! А нам необходимо выявить бракоделов. Брака — страшное количество, а кто сделал, не докопаешься.

Бахирев не одобрял сменных заделов, но знал, что еще не завоевал достаточного авторитета у Рославлева и что Рославлев неавторитетного человека не станет слушать. «Этого зверя званием главного инженера не прошибешь. Сам убедится в своей ошибке».

— Надо бы сменное клеймо, — сказал он.

Рославлев не пожелал ответить, но бровями-щетками указал на Малютина, ходившего вдоль линии коленвала с подчеркнутой развязностью, и сказал:

— Одолел нас князь Малютин. Умнее надо было действовать. Хитрей…

Бессилие перед Пуговкиным и Малютиным уязвило Бахирева.

Сорвалось с Малютиным и Пуговкиным, не вышло с вентиляторами, нарушены сроки установки конвейера и сроки переорганизации моторного цеха. Срывалось многое из задуманного. Выполнение дневного плана было наименьшим за последние два года. И все же Бахирев не терял уверенности. Он видел: еще одна-две тяжкие недели — и войдет в строй новый конвейер в ЧЛЦ, новые поточные линии в моторном, отработаются навыки комплектной сдачи деталей. Важно было продержаться эти две-три недели.

Он жил на предельном напряжении, которое немного ослабевало лишь в те минуты, которые он проводил с детьми и Тиной. В конце дня он уже начинал ждать этих минут, как ждет работающий в чаду человек того мгновения, когда можно будет глотнуть свежего воздуха.

Ровно в семь он сидел в «фонарике», и все было так, как хотела Тина.

Мягкий вечерний свет падал на стол, убранный цветами. Дети щебетали вокруг нее. Бахирев улыбался ей той улыбкой, которой она ждала.

Она сидела в центре застолья и угощала булочками.

— Тетя Тина, это какая птица? Это птица — воробей? — допытывался Бутуз.

— У воробьев хвосты узенькие, — возражала Аня.

— Это жар-птица! — установил Рыжик. — У нее разноцветные перья…

— Почему вы не предупредили, что у вас день рождения? — укорял Бахирев. — Мы приготовили бы подарки. Теперь придется дарить завтра, задним числом.

— А завтра я сюда не приду. Завтра политучеба. А послезавтра заводской вечер.

— Я принесу подарок на вечер.

— «Вы мне подарите первый танец, — улыбнулась Тина. — Я хочу видеть вас веселым.

— Ладно. В честь такого дня я согласен веселиться. И там мы с вами выпьем по бокалу шампанского или, на худой конец, портвейна, в честь этого дня. У вас там не осталось еще одной жар-птицы? Я свою уже съел нечаянно!

Когда открылась дверь и на пороге показалась высокая женщина в синем платье, Тина сперва не узнала ее, хотя не. раз встречала прежде. Только увидев обернувшееся к двери, внезапно застывшее, багровое лило Бахирева, она поняла, кто это. Женщина вошла так просто и властно, как действительность входит в сон. Дети с криком побежали навстречу матери. Простым, домашним голосом она сказала Бахиреву: