Битва за Берлин. Сборник воспоминаний

Кроме артиллерии, предназначенной для подавления обороны врага на Тельтов-канале, специально для обеспечения форсирования и дальнейшей поддержки наступления было выделено много орудий прямой наводки. По существу, вся непосредственно войсковая артиллерия, начиная от 45-миллиметровой и кончая 122-миллиметровой, а также тяжелая артиллерия 152– и 203-миллиметровых калибров предназначалась к использованию в качестве орудий прямой наводки, наиболее точной и прицельной.

Артиллерийская подготовка должна была продолжаться пятьдесят пять минут. Так как времени на подготовку было мало (всего одни сутки) и полностью, на всю глубину, разведать систему обороны противника было, разумеется, невозможно, огонь планировался главным образом по переднему краю. В глубине предстояло подавить лишь оборонительные узлы на перекрестках улиц, которые могли потом препятствовать продвижению наших танков и пехоты.

Начало подготовки было назначено на шесть часов двадцать минут 24 апреля. Мы сознательно взяли не круглую цифру, которую частенько брали до этого, потому что круглые цифры – 6.00, 7.00 – обычно вызывают у обстрелянных солдат и командиров противника настороженную готовность к тому, что «ага, вот 6.00, не исключено, что именно сейчас может начаться артиллерийский налет или артподготовка…»

Пока в течение 23 апреля основные силы армии Рыбалко готовились к завтрашней переправе через Тельтов-канал, произошло частное, но знаменательное событие: через офицера связи была установлена связь с частями 1-й гвардейской танковой армии генерала Катукова, которая в это время также подходила вплотную к Берлину.

Две бригады Рыбалко, 70-я и 71-я, по-прежнему выполняли задачу, поставленную им минувшей ночью: выходили навстречу частям 1-го Белорусского фронта.

Тем временем танкисты Лелюшенко продолжали успешно наступать на потсдамском направлении, прикрываясь с запада 5-м механизированным корпусом. 6-й механизированный корпус в районе Штуккена добил остатки немецкой пехотной дивизии «Фридрих Людвиг Ян», взял в плен ее командира и развивал наступление дальше, в направлении на Бранденбург. Продвинувшись на двадцать пять километров, он занял населенный пункт со странно звучавшим тогда на немецкой земле названием «Ленин», которое оказалось, конечно, просто фонетическим совпадением.

К вечеру этого дня армия Лелюшенко уже охватывала Берлин с юго-запада. Расстояние, которое теперь отделяло ее от пробивавшихся ей навстречу войск 1-го Белорусского фронта, 47-й армии Перхоровича и 9-го корпуса танковой армии Богданова, составляло всего двадцать пять километров.

Армия Гордова после жестоких боев весь этот день производила необходимые перегруппировки, ликвидируя разрывы между частями и создавая сплошной фронт, плотно и прочно закрывающий пути отхода франкфуртско-губенской группировке противника.

28-я армия Лучинского продолжала стремительно выдвигаться к Берлину. 128-й ее корпус под командованием опытного и энергичного генерала П.Ф. Батицкого подошел к Тельтов-каналу. Ему предстояло форсировать канал вместе с 3-й танковой армией. Одна из дивизий этого корпуса, 152-я, под командованием полковника Г.Л. Рыбалка, выходя к Миттенвальде, во второй половине дня вступила в бой с небольшой частью франкфуртско-губенской группировки немцев, пытавшейся прорваться к Берлину. Предотвратив эту попытку, дивизия к вечеру уже дралась на западной окраине Миттенвальде.

Главные силы Лучинского, 20-й (командир генерал-майор Шварев Н.Г.) и 3-й (командир генерал-майор Александров П.А.) гвардейские стрелковые корпуса, настойчиво продвигались к южной окраине Берлина. Одному из этих корпусов предстояло, не доходя до Берлина, сосредоточиться в районе Барута. Своим присутствием этот корпус должен был подстраховывать направление, по которому в случае какой-либо неожиданности могла прорваться франкфуртско-губенская группировка.

Основным моим местонахождением в последние дни была армия Пухова, и я совмещал с его командным пунктом также и свой передовой командный пункт.

Накануне я выехал от Пухова в районы, занятые танкистами. Но оказалось, что пути еще недостаточно расчищены, мне не удалось проехать и пришлось вернуться. 23 апреля Рыбалко, с которым, несмотря на бродившие где-то между танкистами и пехотой вражеские группы и группочки, была все время устойчивая связь по ВЧ, так же как и с Лелюшенко, доложил мне, что у него был командарм Лучинский.

Я сел в «виллис» и поехал к Рыбалко. После взятия Котбуса, запиравшего нам сразу несколько дорог и доставлявшего большие неудобства, положение теперь намного облегчилось, и можно было ехать прямо по дороге от Котбуса на Барут и дальше – на Берлин.

Где-то между Цоссеном и Берлином, увидев со своего «виллиса» ехавшего мне навстречу – тоже на «виллисе» – генерал-лейтенанта Лучинского, я остановился. Мы оба вышли из машин. Он кратко доложил о состоянии армии и о выполнении моего приказа.

Из доклада я вынес впечатление, что он правильно понял приказ и принимает все меры к тому, чтобы как можно энергичнее и быстрее выдвинуться в назначенные ему районы – и в район Барута, и на южные окраины Берлина – для усиления танкистов. Мне оставалось только посвятить его в некоторые особенности того сложного переплета, в котором приходилось нам действовать.

Лучинский своей собранностью, четкостью, подтянутостью сразу же произвел очень хорошее и не обманувшее меня впоследствии впечатление. Потом обычно как-то забываешь о внешности человека, с которым долго работаешь вместе, но в первый момент она обращает на себя внимание. Лучинский импонировал и внешне. Высокий, стройный, бравый, настоящий гвардеец.

Хотя, повторяю, доклад Лучинского, да и то, что он уже успел связаться с Рыбалко, побывать у него, уточнить вместе с ним задачу на завтрашний день, произвело на меня хорошее впечатление. Тем не менее, я, не побоявшись показаться излишне настойчивым, дважды или трижды во время разговора напомнил о том, что один его корпус должен как можно скорее встать у Барута и как можно прочнее чувствовать себя там.

Судя по докладу Лучинского, у него все было в порядке: дивизии шли по графику и даже опережая его, оперативная группа и штаб тоже выдвигались вперед.

Но обстановка в этот день складывалась настолько благоприятная, интересная и в то же время до предела напряженная, что мне хотелось вдохнуть в этого вновь прибывшего командарма свое собственное настроение, хотелось придать ему больше бодрости, чтобы он шел к Берлину еще энергичнее.

Дальнейшие события показали, что генерал Лучинский и вся его армия действительно быстро сжились с той сложной оперативной обстановкой, в какой они очутились, когда, едва прибыв в состав 1-го Украинского фронта, были сразу же брошены прямо на Берлин. В то время сюда мечтали попасть многие, чтобы именно здесь закончить свой боевой путь.

13-я армия Пухова, проведя за ночь и утро частичную перегруппировку, все ближе подходила к Эльбе. Так же, как Гордов, и так же, как Лучинский, Пухов имел у себя во втором эшелоне, в районе Луккау, корпус, который мог быть использован двояко. Во-первых, против франкфуртско-губенской группировки, а во-вторых – и тут у Пухова была уже своя специфическая задача, – для контрудара по немецко-фашистским частям в том случае, если они будут предпринимать попытки прорваться к Берлину с запада. Такой возможности мы тоже не исключали и, как выяснилось впоследствии, правильно делали.