Битва за империю
Шрифт:
– Ты в лагерь сегодня? – окончив петь, негромко поинтересовался Виктор.
– Да теперь не пойду уж.
– Поможешь с проводкою?
– Давай…
– Не сейчас, завтра.
А гроза так и не собралась, и было совсем не ясно – соберется ли завтра или даже в ближайшие дни. Жаль… Хоть главное дело и выполнил, а все же… В лагерь возвращаться нельзя, а тут долго ли протянешь? Милиция, уж коли взялась искать, отыщет, найдет. Интересно, тот вихрастый парень, младший лейтенант, участковый, он тоже…
Из-за леса, с грунтовки, послышался шум мотора. Наверное, какой-нибудь припозднившийся лесовоз, кому тут еще ездить?
– Ты
Алексей хмыкнул – о, заметил-таки!
– На тракторе. Тракторист на рыбалку двинул. Меня с собой звал…
– Да, погода сейчас для рыбалки подходящая.
Да уж… Для рыбалки-то подходящая, а вот для чего другого. Эх, грозы бы! Грозы! Пусть сильнее грянет буря!
Протокуратор и сам не заметил, как произнес свои мысли вслух.
– Гроза? – удивился Виктор. – Зачем она сейчас нужна-то?
– Так… чувствуется – не хватает в здешней атмосфере электричества!
– Да вон электричество. – Студент с усмешкой кивнул на дизель. – Целый генератор. Кстати, надо бы завести, опробовать.
– Давай заведем, – охотно согласился беглец.
Электричество… Энергия… Федотиха говорила про грозу – энергия… А что, если…
– Слышь, студент. А к генератору еще можно кабелек подключить?
– Уже подключен – вон катушка. Мало ли, судейский стол на ночном ориентировании осветить потребуется.
– Ай, хорошо, хорошо… Вот эта катушечка, да?
– Она…
– Ну давай, запускай… Посмотрим.
Дизель завелся с треском, словно бы выстрелил в ночь гулкой автоматной очередью. И вспыхнул свет – яркие, развешенные на деревьях лампочки-двухсотки. И на свет, словно мотыльки, вышли из лесу двое… Один в форме младшего лейтенанта милиции, второй – вислоусый – в простецкой хэбешной курточке.
Алексей поспешно спрятался за генератором.
– Здравствуйте, товарищи! Кто тут у вас за главного?
– Ну я, – обернулся к гостям студент. – Проходите к костру, пожалуйста.
– Спасибо… Вы давно здесь?
– Второй день.
– Отлично… А случайно, не встречался вам здесь…
Дальше протокуратор слушать не стал – включив напряжение, схватил в охапку катушку с проводом и со всех ног бросился к гати.
– Стой! Стой, стрелять буду!
Бухнув, разорвал тишину пистолетный выстрел.
Заметили, гады! Только б не упасть, не споткнуться…
Черной блестящей змеей шелестел позади кабель.
Ну вот, кажется, и пень. Да, вот он… Еще немного. Пара шагов. Хорошо хоть – свет кругом, видно…
– Стой, кому говорю?! Стреляй по ногам, Слава!
– Не могу я по человеку!
– Стреляй, я приказываю! Стреляй!
Добежав, Алексей свалился за пень, ухватив провод… ага, две жилы…
А преследователи уже ступили на гать – видать, неплохо ее знали – местные. Еще бы, такой куш на кону. «Волга»!
Эх, ножичек бы прихватить… изоляция крепкая, не рвется… А что, если пряжкой от ремня? Да-да, именно пряжкой…
– Вон он, за пнем! Теперь никуда не денется – живьем возьмем, гада!
Ага, живьем…
Алексей наконец справился с изоляцией. Растянул два провода… и – резко, ударом – соединил оба конца…
Грохот! Дым! Яркая, слепящая глаза вспышка!
И темнота. Все погасло, все…
Да уж, электричество…
Глава 14
Май 1450 г. Константинополь
Ту,
что блистала среди красавицв вакхической пляске,
Ту, чьею гордостью был блеск
золотых кастаньет…
…Великая сила! Это беглец запомнил навсегда. Особенно тогда, когда, придя в себя, посмотрел на свои опаленные руки. Вот долбануло так долбануло! А с другой стороны, чего же он еще ждал-то?
Хотя, если подумать, было еще не ясно – где он? Там… или еще – здесь?
Все эти мысли роем пронеслись в голове протокуратора, а потом он попытался подняться на ноги… И не смог. И упал около пня, закрыв глаза. А уже ближе к утру, придя в себя, услышал крики:
– Алексий! Алексий! Вон он, около пня… Жив иль убит? А ну, гляньте-ка, парни!
– Сделаем, дядько Епифан!
Епифан… услыхав, расслабленно подумал Алексей. Епифан… Староста…
Он вернулся осенью 1449 года. Федотиха выполнила все условия и даже более того. Еще было время добраться…
Алексей тяжело заболел тогда, месяц метался в бреду, спасибо разбойничкам Епифана – выходили. Оклемался, окреп да, простившись, подался в Брянск, к знакомым купцам. Оттуда – во Львов, а уж дальше, торговыми трактами, в Константинополь. Как раз к маю и добрался – успел! – увидев, наконец, Адрианопольские ворота, Влахернский дворец и синие купола церкви Хора. Все такое до боли знакомое, родное… Вот здесь вот, в этих местах, он когда-то впервые увидел Ксанфию, а тут они катались в ее коляске, а вон там, у старой стены Константина, целовались, а в тех кустиках…
Ах! Как бы не встретиться с самим собой или с Ксанфией! Или с кем-нибудь из друзей, приятелей, коллег… Нет, никак не нужно здесь совершенно излишней путаницы! Ни к чему встречаться, дела надобно делать. Тем более, бабка Федотиха предупреждала, что сейчас здесь ничего изменить не получится – встречайся не встречайся. Федотиха… бабка? Графиня!
Остановившись на постоялом дворе у Влахернской гавани под видом валашского купца, протокуратор, не тратя времени на отдых, тут же принялся действовать. Некогда было отдыхать, приглядываться – нужно было искать подходы к мессиру Франческо Чезини, владельцу престижной школы… и одновременно – гнусного притона, вовлекшего в свои сети золотую константинопольскую молодежь.
Маскировка валашского купца – длинная крашеная борода, седой парик до плеч, широкая бесформенная хламида – конечно, делала Алексея неузнаваемым, особенно если не очень приглядываться, однако дело осложнялось тем, что в момент убийства он должен стать вполне узнаваемым, чтобы заменить труп. И чтобы никто ничего не заподозрил! А для этого как минимум нужно было оказаться в притоне, да еще в точно рассчитанное время, вечером 30 мая. Ну, месяц еще был!
Притон Франческо Чезини был заведением в высшей степени аристократическим и не для всех доступным, а потому проникнуть туда в облике торговца-валаха возможным не представлялось. Пришлось срочно менять имидж. Алексей походил по базарам, пошатался по цирюльням и лавкам, в которых торговали египетской и персидской косметикой, большей частью произведенной тут же, на Артополионе, из собачьего жира, гусиных потрохов и прочей мерзости. Накупив необходимых вещей, он отправился обратно на постоялый двор и, разложив в своей каморке покупки, уставился на них с самым задумчивым видом.