Битва за Кремль

Остановились возле супермаркета. Таня забежала в кулинарию, похватала парочку контейнеров салатов (деликатно отказавшись от салата с копченостями), холодец, хлеб-сыр и вернулась к машине. Там уже было подобие митинга: Столбов беседовал с двумя гражданами, еще десять стояли на уважительной дистанции, не веря своим глазам.

— Завтра вечером перезвоните по этому телефону. — Столбов передал собеседникам визитку и поторопил Татьяну: — Садись быстрей. Иначе вместо ужина нам придется решать проблемы незарегистрированного общежития.

Ехать до дому было недолго. Таня снимала маленькую студию на верхнем этаже нового небоскреба, с видом на залив. Насладиться панорамой ей так и не удалось: сначала мешал дым, теперь — дождевая завеса.

В лифте Таня трижды извинилась за легкий свинорой в комнате. Все равно Столбов критично осмотрел помещение, что-то проворчал, заодно починил свет в прихожей.

— Если тебе нравится, у меня такая же проблема в ванной, — ответила на упреки Татьяна, — Основная лампочка на неделе сдохла, остался свет от шкафчика. А я пошустрю на кухне.

Столбов, уже раздевшийся до майки, направился в ванную.

— Энергетическая безопасность восстановлена, — сказал он минут через пять. — И водная. Я кран подкрутил. Это какой этаж? Двадцать пятый? Значит, ты потеряла шанс затопить двадцать четыре этажа.

— Спасибо, — крикнула Татьяна. — В холодильнике, кстати, яйца нашлись, и, судя по маркировке, пригодные. Яичницу хочешь?

— Яичница — утренний жанр, подразумевающий определенную ночь, — ответил Столбов. Без всякой ухмылки — все однозначно и понятно.

И Татьяна догадалась: дальше не будет намеков и экивоков. Собственно, к этому все шло (они шли).

— Я за утреннюю яичницу, — сказала Таня, расставляя вилки к тарелкам.

Столбов поковырялся в салате, сказал, что кулинарный цех нуждается в проверке, и объявил себя сытым.

— Я в душ, — сказал он.

— Задвижка сломана, — предупредила Таня.

— А вот ее чинить не буду. Дудки, надоело, — отозвался полпред под шум воды.

Татьяна, сама раздевшаяся до белья, быстро перестелила кровать — спасибо, нашелся чистый комплект. Внезапно скрипнула дверь, из ванной высунулся Столбов.

— Танюша, — сказал он, и в его голосе Татьяна, впервые за пять месяцев знакомства, услышала смущение, — будь другом, потри спину.

Татьяна подавила смущение и шагнула в ванную. Судя по облаку пара, полпред предпочитал максимально горячий душ. Но и сквозь этот туман было видно, что ежедневный тренажерный зал в подвале полпредства идет ему на пользу. Если что и портило фигур, так пятна от давешних ожогов.

— Больше десяти лет никто мне спину не тер, — столь же смущенно сказал он.

— А студенток-вологжанок не просил?

— Чего-то не хотелось. Девчонки же.

— Ага. Очень изящно назвал меня бабушкой, — фыркнула Татьяна.

Сняла душ со стойки и направила Столбову в лицо. Тот зафыркал сам, потом перехватил орудие атаки и окатил Татьяну.

— Считаешь, это удобно? — спросила Таня.

— Конечно, в мокром белье неудобно, — согласился Столбов. — Раздевайся-ка да становись в ванну — спину потру.

Минуты через три они вышли из ванной, выпустив облако пара.

— Момент, — сказала Таня, — тапочки найду.

— Зачем? — ответил Столбов. Без особого усилия подхватил ее на руки и понес к кровати. По пути спросил: — Ну, она хоть не сломана?

Татьяна, хохоча от щекотки, заявила, что пока нет, но очень даже возможно…

* * *

Дождь всегда располагает ко сну. Особенно людей, не спавших четыре дня подряд.

Поэтому, хотя еще тянулось лето, Таня проснулась едва ли не в сумерках. И не от биологического будильника, не от ливня за окном, но от слов Столбова:

— Доброе утро, пресс-секретарь. Хочешь новости узнать?

— Если они такие интересные, что меня можно будить ради них, — тогда хочу, — пробормотала Таня.

— А новость простая. Пока мы в Питере дурью маялись, пожары тушили, в Москве власть поменяли. Вот так.

Часть IV

Глава 1

Неизвестно, какой московский острослов придумал слово «расгурация», но на некоторое время оно стало модным термином. Может, не самым лучшим, а что делать? В русском языке нет слова для инаугурации наоборот.

Конечно, торжественной церемонии лишения Президента принадлежащих ему полномочий не произошло. Просто Дума проголосовала конституционным большинством за пересмотр основного закона — никто не удивился, а Совет Федерации тоже согласился со всеми новациями двумя третями своих членов.

Такой неожиданный прогиб сенаторов под Премьера не обошелся без потерь: кто-то скончался от инфаркта (нет, вы не подумайте, от натурального инфаркта!). Другого сенатора доставили в Совфед на комфортной «скорой» из ЦКБ — «скорая» осталась дежурить у здания в ожидании, когда же везти обратно бедолагу. А уж сколько было микроинсультов, так и осталось вечной врачебной тайной.

Но продавили — и политическая модернизация состоялась. После чего Президенту ничего не оставалось, как подписать документ, отбирающей у него право отправлять в отставку председателя правительства, назначать губернаторов и еще примерно половину нынешних прав. Само собой, все отобранное передали Премьеру.

Ядерный чемоданчик пока оставили. Также Президенту оставили право назначать-снимать полпредов (правда, неясно, с какими полномочиями), принимать президентов других стран, да еще неприкосновенность.

Нельзя сказать, чтобы народ был в шоке. Август принес новые неприятности, и на их фоне перемены в верховной власти забылись столь же быстро, как и недавний пожар в окрестностях Питера.

Железнодорожные и автобусные тарифы не уменьшились, а картофельная чума продолжала закрывать недорогие рынки. Свой вклад в подорожание овощей-фруктов внесла и засуха. Сахар и все радости, с ним связанные, продавался по непривычно кусачей цене. Вдобавок на профилактику остановилась одна из волжских ГЭС, после чего электричество подорожало — где на десять процентов, где на четверть.