Битва за небо

– Ты уверен, что этим «самым лучшим» не удастся найти Теслу при помощи своих способностей? – забеспокоился инженер.

Проблема сохранения секретности всегда стояла на первом месте. Найдут Теслу или нет – ни одного технического секрета, ни одного механика с подлодки не должно попасть в руки иностранных спецслужб.

Вместо ответа Мерлин расхохотался. Посторонний человек этого смеха испугался бы до полусмерти, только вот не было этого постороннего. Ни сейчас, ни когда-либо еще.

– Даже я не смог бы найти твоего безумного изобретателя, когда он бороздит морские просторы в этой рыбине. Его надежно скрывают три барьера: электричество – первый, водный и металлический барьеры, рассеивающие часть излучений, – второй. А третий барьер самый надежный – никто из занимающихся поисками с Теслой не знаком. Стилевидение бессильно. Футуроскопия туманна и расплывчата.

– Убедил. – Артур кивнул, вспомнил, что Мерлин не может следить за ним, и продолжил: – Значит, получается, что объекту «Посейдон» в настоящее время ничего не угрожает?

– Кроме сумасшедшего капитана, – подтвердил Мерлин. – Фанатик – палка о двух концах. Никто не в силах сказать, что же придет ему в голову завтра. Даже сам Тесла.

Разбирательство с охранниками отняло у Дмитрия два с лишним часа. Их начальник предпочел общаться с уцелевшими представителями Комиссии на русском языке, дабы выказать почтение к так и не принятым лично гостям протектора. К сожалению, его акцент и скудный словарный запас делали общение, а в особенности уточнение деталей, занятием утомительным.

Больше всего его взволновало непонятное поведение Сугимото. «Псих» его класса мог заметить засаду, даже прикрытую маскирующей завесой, увернуться от пули, вовсе отклонить ее в сторону. Вместо этого посланник императора предпочел погибнуть в самом начале конфликта.

– Самый лучший вариант? – то и дело переспрашивал японец, изучая реакцию Николая.

Дмитрий и сам вглядывался в непроницаемое лицо напарника и не понимал, откуда в молодом подмастерье взялась такая могучая сила, такой психотехнический талант. Сам он вряд ли сумел бы столь хладнокровно сближаться с двумя вооруженными противниками, придумать едва ли не мгновенно трюк с камнем и реализовать его без накладок. А тут еще эти странные слова самурая, катана, едва не оставившая ожог на ладони стражника, попытавшегося ее конфисковать.

– Мне кажется, что Сугимото-сан обладал редким даром и умел глядеть в будущее, – в третий или четвертый раз повторил Разумовский. – Я не знаю, каким образом ему удалось увидеть свое будущее…

Элементарно, Ватсон, подумалось Ледянникову. Никакого своего будущего самурай не видел. Невозможно быть футуроскопистом и глядеть на себя самого. Но нет никаких препятствий к тому, чтобы разглядывать судьбы тех, кто оказался в твоем окружении. И если появляющиеся картины, все без исключения, показывают, как гатчинский юноша лежит на полу лишившегося управления паромобиля; хладнокровный расстрел безоружных людей; если среди близкого к бесконечности числа будущих нет ни одного, в котором этот же юноша с восхищением смотрит на японца, попирающего трупы врагов или даже проформы ради стреляющего вслед убегающей парочке несостоявшихся убийц, – если все против того, чтобы ты жил на этом свете, достойный человек выберет тот путь, который даст максимальные шансы на осуществление его миссии. На выполнение задания, выданного самим императором.

– Ол райт! – заключил начальник охраны. – Я теперь знаю все, что известно вам. Знаю вашу миссию, признаю ее высокое значение. Господа, вы свободны. Оружие вам вернут. Более того, служебный паромобиль отвезет вас в гостиницу. После таких происшествий не помешает немного отдохнуть, принять ванну, спуститься в ресторан, провести ночь в казино… Полагаю, господин Разумовски не пожелает расстаться с памятью о спасенной жизни. Протектор и не настаивает на возврате катаны, однако готов предоставить вам адрес, по которому надлежит сообщить о смерти господина Кодзо. Совершенно очевидно, что основные функции душеприказчика Сугимото-сан возложил на вас.

При мысли о паромобиле Дмитрия передернуло. В Сан-Франциско оказалось до удивительного много раздражающих вещей. Раздражали бесконечные холмы, раздражали презрительные или чрезмерно хмурые лица коренных американцев, безнадежность и покорность судьбе в глазах китайских солдат. Взрывающиеся паромобили и обилие «психов» в черных костюмах замечательно вписались в этот ряд: между гостеприимством протектора и стремительностью его охраны.

– Говорят, дважды молния в одну воронку не попадает, – шутливым тоном заметил Островский, которого, судя по Намерению, одолевали те же мысли. – Но то молния, а пули крупного калибра статистике не подчиняются. Это вам не капли дождя в засушливой африканской стране, падающие исключительно по соизволению Всевышнего. Я бы рискнул прокатиться на машине, но в гостинице занял бы круговую оборону. У людей, подославших наемных убийц, может возникнуть идея расправиться с нами аккурат перед сном.

– А что за гостиница? – неожиданно поинтересовался Николай. Неожиданно, потому что с самого утра он был донельзя молчаливым и сосредоточенным, держащимся позади напарника – что бы ни происходило.

– Одна из лучших в городе, – заверил представителей Комиссии начальник охраны, сверившись с каким-то списком. – «Интернасьональ», дипломатические апартаменты.

На этот раз паромобиль сопровождала конная полиция: четверо всадников в парадных мундирах, с мечами и пистолетами – разве что без штандартов.

– Если наши противники не удосужились выяснить, где мы остановимся, такая кавалькада облегчит им труд, – проворчал Островский, осторожно выглядывая в крохотное круглое окошко. – И даже не придется тратиться, посылая за нами мальчишку. Более неудачного начала нашего расследования и не придумать. Хорошо еще, что живы остались. Лучший вариант… Если этот вариант самый лучший, нам здесь нечего делать.

– Ты ударяешься в пессимизм. – Дмитрий вытащил клинок из ножен и положил на колени. Чтобы успокоиться и перейти от эмоциональных высказываний к трезвым рассуждениям. Никому, кроме «психов», не представить, как утихают нервы, когда поглаживаешь ладонью родной клинок, ощущаешь под пальцами холодок стали, перестраиваешься для работы с мечом. Меч дарит специфическую дальнозоркость, предметы обретают четкость. Мир упорядочивается, а хаос отступает.

– Если бы это был пессимизм! – Алексей отодвинулся от окна, откинулся на спинку кресла и с сожалением посмотрел вокруг. – Я реалист, опечаленный реалист.

– Сугимото, у которого были возможности воздействовать на протектора, погиб. Это раз, – объявил капитан. – Четырех дюжин полицейских, шестерых курьеров и кабинеты никто нам не предоставит. Хотя бы потому, что мы представители иностранной державы, потенциальные шпионы. Это два. Люди, причастные к убийству Сугимото, мертвы, допросить их невозможно. Едва ли не единственная ниточка, доступная нам в этой ситуации, оборвалась. Это три. Продолжить?

Дмитрий покачал головой. Островский обрисовал положение довольно четко. Можно было к трем его пунктам добавить еще пять-шесть, но особого смысла в этом не было. Что оставалось? Провоцировать неведомого врага на очередное противодействие? Слоняться по Сан-Франциско, держать нос по ветру и заглядывать во все подозрительные уголки? На это уйдет вечность, да и то результат не гарантирован. Сколько еще времени потребуется Комиссии, чтобы вывести объединенный флот в море и уничтожить пиратов? Сколько кораблей будет потоплено до того, как субмарину выследят и обезвредят?

– Возражу по третьему пункту, – неуверенно произнес Николай.

С той минуты как в его руки попала катана, манеры юноши странным образом переменились. И если бы только манеры. Дмитрий ощущал изменения в походке, во взгляде, в движениях…

– Ниточка не оборвалась, – сделав вдох-выдох, продолжил Разумовский. – Я сумел зацепить этих убийц стилевидением.

– И что они будут делать теперь? – иронично заметил Островский. – Воскреснут и пойдут в бар отмечать успех своего задания? Так их же не выпустят из мертвятника…