Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Битва за Рим (Венец из трав)
Шрифт:

Оказалось, что таковых нет.

Принцепс Сената Скавр хрипло прокашлялся.

– Ты должен отдать распоряжения, Луций Юлий, – сказал он. – Если это не вызовет неудовольствия отцов Сената, я хотел бы только добавить, что сам я предпочитаю оставаться в Риме.

– Я думаю, ты будешь просто необходим в Риме, когда оба его консула будут отсутствовать, – благосклонно отозвался Луций Цезарь. – Принцепс Сената окажет неоценимую помощь нашему городскому претору Луцию Корнелию, именуемому Цинной. – Он бросил взгляд на своего коллегу Лупа. – Публий Рутилий Луп, не пожелал бы ты взять на себя бремя командования на северном и центральном театре военных действий? – спросил Луций Юлий. – Как старший консул, я считаю необходимым командовать на Капуанском.

Луп, вспыхнув, поднялся.

– Я приму на себя это бремя с большим удовольствием,

Луций Цезарь.

– Тогда, если у палаты не будет возражений, я возьму на себя командование в Кампании. В качестве главного легата я хочу видеть Луция Корнелия, именуемого Суллой. Командовать в самой Капуе и осуществлять надзор за всей проводимой там деятельностью будет Квинт Лутаций Катул Цезарь. Другими моими старшими легатами я назначаю Публия Лициния Красса, Тита Дидия и Сервия Сульпиция Гальбу, – объявил Луций Цезарь. – Коллега Публий Рутилий Луп, кого хочешь назначить ты?

– Гнея Помпея Страбона, Секста Юлия Цезаря, Квинта Сервилия Цепиона, а также Луция Порция Катона Лициниана, – громко сказал Луп.

Наступило тягостное молчание, которое никто из присутствующих не решался прервать. Тогда-то и подал голос Сулла.

– А как же Гай Марий? – прямо спросил он.

Луций Цезарь моргнул.

– Я должен признаться, что не выбрал Гая Мария по одной причине: если иметь в виду то, что ты говорил, Луций Сулла, то мне вполне естественным представлялось, что Гая Мария выберет мой коллега Публий Рутилий.

– Да! Я не хотел выбирать его! – сказал Луп. – Я также не хочу, чтобы он навязывался ко мне! Пусть останется в Риме вместе с немощными людьми его возраста. Он слишком стар и болен для войны.

В этот момент с места поднялся Секст Юлий Цезарь.

– Можно мне сказать, старший консул? – спросил он.

– Пожалуйста, говори, Секст Юлий.

– Я не стар, – хрипло произнес Секст Цезарь, – но болен, и об этом знают все в палате. У меня одышка. В молодые годы у меня был изрядный военный опыт, главным образом в Африке с Гаем Марием и в Галлии против германцев. Я также был при Аравсионе, где мое нездоровье спасло мне жизнь. Однако с приходом зимы я могу пригодиться в Апеннинской кампании. Я не молод, у меня слабая грудь, но я, разумеется, смогу нести службу. Я – римлянин из славной семьи. Никто из нас пока не упомянул кавалерию, а нам нужны конные войска. Я просил бы палату временно освободить меня от командования в горах, а вместо этого разрешить собрать флот и привести привычную к холодным горам кавалерию из Нумидии, Заальпийской Галлии и Фракии. Я мог бы также вербовать проживающих там римских граждан в нашу пехоту. С этим делом я бы справился. А после возвращения я буду счастлив принять любой командный пост, который вы решите мне доверить. – Он прокашлялся, задыхаясь. – Я прошу палату передать мое место легата Гаю Марию.

– Эй, свояки! – выкрикнул, вскакивая, Луп. – Я так не буду работать, Секст Юлий, так не годится! Слушая тебя в течение многих лет, я подумал, что ты будешь для меня самой подходящей поддержкой. Все приходят и уходят в свое время. Послушай, я тоже так умею! – И Луп шумно задышал.

– Тебе, может быть, надоело слушать мою одышку, Публий Луп. Но меня ты вовсе не слушал, – мягко сказал Секст Цезарь. – Я не делаю шума, когда вдыхаю. Я издаю шум, лишь когда выдыхаю.

– Для меня не имеет значения, когда ты производишь свои несчастные шумы, – закричал Луп. – Ты не должен уклоняться от службы со мной! И тем более я не должен брать на твое место Гая Мария!

– Одну минуту, погодите! – вмешался принцепс Сената Скавр, вставая. – Я хочу кое-что сказать по этому вопросу. – Он посмотрел на Лупа почти с таким же выражением лица, какое было у него, когда Варий обвинил его в измене. – Ты не из тех, кто мне по сердцу, Публий Луп! И меня глубоко огорчает, что ты носишь то же имя, что и мой дорогой друг Публий Рутилий, именуемый Руфом. Что ж, может быть, вы и родственники, но между вами нет никакого сходства. Рыжий Руф был украшением этой палаты, и мы грустим и сожалеем о нем. Волчина Луп – одна из зловреднейших язв нашей уважаемой палаты, к великому моему сожалению!

– Ты оскорбляешь меня! – Луп задохнулся. – Как ты можешь? Я – консул!

– А я – принцепс Сената, Публий Человек-Волк, и считаю, что в моем возрасте я уже доказал, что могу делать, что хочу, поскольку, когда я делаю что-либо, я всем сердцем стремлюсь к добру и к соблюдению интересов Рима! А теперь, жалкий,

ничтожный червь, сядь на место и не высовывай голову. Потому что я не считаю, что эта часть твоего организма достаточно хорошо прикреплена к шее! Кем ты себя вообразил? Ты сидишь здесь на особом кресле только потому, что у тебя есть деньги подкупить выборщиков!

Красный от гнева, Луп попытался было открыть рот.

– Не делай этого, Луп! – прорычал Скавр. – Сиди тихо!

Затем Скавр повернулся к Гаю Марию, который выпрямился на своей скамье; никто не мог бы даже предположить, что чувствовал старый воин, когда его имя обошли.

– Вот перед вами великий человек, – сказал Скавр. – Одни боги знают, сколько раз за мою жизнь я ругал и проклинал его! Только боги знают, сколько раз я желал, чтобы его никогда не было! Только боги знают, сколько раз за мою жизнь я был его злейшим врагом! Но время бежит все быстрее и быстрее, и нить моей жизни становится все более тонкой и непрочной. И я обнаружил, что чувствую привязанность ко все меньшему числу людей. Это связано не только с возрастающим ощущением близости смерти и угасанием жизни. Это и результат большого опыта, а опыт безошибочно подсказывает мне, кого стоит вспомнить с привязанностью и любовью, а кого – нет. Я почти позабыл тех, кого любил когда-то, но не могу забыть тех, кого когда-то ненавидел.

Прекрасно зная, что Марий сейчас смотрит на него и глаза его блестят, Скавр намеренно не поворачивался назад. Он знал, что если сделает это, то рассмеется. А эта проникновенная речь должна была прозвучать от всей его души, от всего сердца. Ох уж это его чувство юмора – не привело бы оно опять к обиде!

– Гай Марий и я всегда оказывались вместе, – произнес он, в упор глядя на обозленного Лупа. – Я и он сидели в этой палате бок о бок еще задолго до того, как ты, Человек-Волк, надел свою взрослую тогу. Мы боролись и скандалили, таскали и толкали друг друга. Но мы также вместе сражались против врагов Республики. Мы видели трупы тех, кто хотел разрушить Рим. Мы стояли тогда плечом к плечу. Мы смеялись и плакали вместе. Я повторяю: перед вами – великий человек. Великий римлянин!

Скавр спустился и стал перед дверьми.

– Как Гай Марий, как Луций Юлий, как Луций Корнелий Сулла, я теперь убежден, что нам предстоит ужасная война. Еще вчера я не был в этом уверен. В чем причина перемены? Одним богам известно. Когда установленный порядок вещей говорит нам, что дела складываются определенным образом потому, что так они и шли в течение долгого времени, нам трудно изменить свои ощущения, и они затемняют наш разум. Но затем в малейшую долю времени пелена спадает с наших глаз, и мы начинаем видеть все ясно. Так случилось и со мной сегодня. И с Гаем Марием тоже. Возможно, это произошло и со многими из нас, сидящими в палате. Сделались видимыми тысячи мелких знаков, которых мы не замечали вчера. Я решил остаться в Риме, поскольку знаю, что буду более всего полезен внутри его главного политического органа. Но это не было бы верно для Гая Мария. Если бы вы – как и я! – были не согласны с ним гораздо чаще, чем соглашались, или же – как Секст Юлий! – были связаны с ним родственными отношениями, вам пришлось бы признать – как признаю сейчас я! – в Гае Марии исключительный военный талант. Его опыт в этой области значительно богаче, чем у нас всех, вместе взятых. Будь Гаю Марию сейчас девяносто лет, перенеси он три удара – я точно так же стоял бы здесь и говорил бы то же самое, что говорю сейчас. Мы должны использовать его там, где он проявил себя во всем блеске, – на войне! Сдержите вашу нетерпимость, отцы Сената! Гай Марий находится в том же возрасте, что и я, и единственный удар, который он перенес, случился с ним десять лет назад. Как ваш принцепс Сената, я твердо заявляю вам, что Гай Марий может служить старшим легатом при Публии Лупе и найти своим многочисленным талантам достойное применение.

Никто ничего не сказал в ответ. Все затаили дыхание, даже Секст Цезарь. Скавр сел между Марием и Катулом Цезарем. Луций Цезарь взглянул на эту троицу, затем прошел вдоль того же ряда к дверям, возле которых сидел Сулла. Их глаза встретились. Луций Цезарь почувствовал, как часто забилось его сердце. О чем говорили глаза Суллы? Столь многих вещей невозможно передать словами.

– Публий Рутилий Луп, я предоставляю тебе возможность добровольно принять Гая Мария в качестве твоего старшего легата. Если ты откажешься, я поставлю вопрос перед палатой о разделении между вами власти.

Поделиться с друзьями: