Битва за Рим (Венец из трав)
Шрифт:
– Наши боги не отвечают нам напрямую, принцепс Сената. Если они недовольны, то посылают нам какие-либо явления, а когда они действуют, то делают это через посредство людей.
– Я знаю об этом не хуже тебя! – раздраженно крикнул Скавр. – Я люблю Гая Мария так же сильно, как и ненавижу его. Но повторяю: я хотел бы, чтобы подпись в конце письма принадлежала другому.
Один из служащих Сената вошел в палату; в ней оставались теперь только Скавр и Мерула, который задержался позже других.
– Принцепс Сената, срочное сообщение только что пришло от Луция Корнелия Суллы.
– Ну вот и
Уничтожающий взгляд был ответом на слова Мерулы. Скавр взял маленький свиток и расправил его в руках. В полном изумлении он увидел всего две строчки, тщательно написанные большими буквами. Между словами были поставлены точки: Сулла хотел избежать неправильного истолкования.
С ГАЕМ • МАРИЕМ • СЛУЧИЛСЯ • УДАР • АРМИЯ • ДВИЖЕТСЯ • К • РЕАТЕ • Я • ВОЗВРАЩАЮСЬ • В • РИМ • НЕМЕДЛЕННО • НЕСЯ • МАРИЯ • СУЛЛА
Лишившись дара речи, принцепс Сената Скавр передал листок Меруле и тяжело опустился на скамью пустого нижнего яруса.
– Edepol! – Мерула тоже сел. – О, если бы хоть что-нибудь в этой войне шло как надо! Как ты думаешь, Гай Марий умер? Сулла именно это имел в виду?
– Я думаю, он жив, но не может командовать, и об этом знают его войска, – ответил Скавр.
Он перевел дух и кликнул служителя. Остановившись в дверях, писец немедленно вернулся и подошел к Скавру. Он просто сгорал от любопытства.
– Позови глашатаев. Вели им огласить весть о том, что с Гаем Марием случился удар и что его доставит в Рим его легат Луций Корнелий Сулла.
У служителя перехватило дух, он побледнел и поспешил выйти.
– Мудро ли ты поступил, Марк Эмилий? – спросил Мерула.
– Один только великий бог это знает, а я не знаю. Все, что я знаю, – это то, что, если я соберу Сенат, чтобы обсудить это, они проголосуют за сокрытие новости. А я этого не хочу, – сказал Скавр решительно. Он встал. – Пойдем со мной. Я должен сообщить новость Юлии до того, как глашатаи начнут вопить с ростры.
Когда пять когорт почетного эскорта, сопровождавшего носилки Мария, входили через Коллинские ворота, их копья были оплетены ветками кипариса, мечи и кинжалы обращены в противоположную сторону. Легионеры вступили на рыночную площадь, украшенную гирляндами цветов и заполненную молчаливым народом – это выглядело как праздник и похороны одновременно. И так было на всем пути до Форума, где тоже повсюду свисали цветы, но толпа стояла тихо и безмолвно. Цветами отмечалась великая победа Гая Мария; молчанием встречалось поражение, нанесенное ему болезнью.
Когда позади солдат появились плотно занавешенные носилки, по толпе пробежал громкий шепот:
– Он должен жить! Он должен жить!
Сулла и его солдаты выстроились на Нижнем Форуме у ростры, а Гая Мария отнесли по Аргилету в его дом. Принцепс Сената Марк Эмилий Скавр поднялся на ростру в одиночестве.
– Третий основатель Рима жив, квириты! – загремел Скавр. – Как всегда, он повернул ход войны в пользу Рима, и любая благодарность Рима будет меньше его заслуг. Принесем же жертвы богам ради его здоровья, потому что, возможно, настало время Гаю Марию покинуть нас. Он в тяжелом состоянии. Но благодаря ему, квириты,
наше положение улучшилось неизмеримо.Не было приветственных возгласов. Однако никто и не плакал. Слезы берегли для похорон великого человека, на момент, когда больше не будет надежды. Скавр сошел с ростры, и народ начал расходиться.
– Он не умрет, – с усталым видом произнес Сулла.
– Я никогда и не думал, что он умрет! – фыркнул Скавр. – Он пока еще не стал консулом в седьмой раз. Он не позволит себе умереть.
– Это в точности то, что говорил он сам.
– Что, он все еще в состоянии говорить?
– Немного. Это даже не слова, а какие-то обрывки. Наш армейский хирург считает – это из-за того, что у него парализована левая сторона, а не правая, хотя я не могу объяснить почему. Не знает этого и армейский хирург. Он лишь утверждает, что такова обычная картина, которую врачи наблюдают на поле боя при ранениях в голову. Если отнимается правая сторона тела, речь пропадает. Если же парализована левая сторона, речь сохраняется.
– Как странно! Почему же об этом не говорят наши городские коновалы? – спросил Скавр.
– Думаю, они просто мало видели пробитых голов.
– Верно. – Скавр дружески взял Суллу за руку. – Пойдем со мной, Луций Корнелий. Выпьем немного вина, и ты расскажешь мне о том, что случилось, – расскажешь абсолютно все. Я ведь думал, что ты все еще с Луцием Цезарем, в Кампании.
Никакого усилия воли не потребовалось Сулле, чтобы отказ его выглядел естественно.
– Пойдем лучше ко мне, Марк Эмилий. Я все еще в доспехах, а становится жарко.
– Пора нам обоим забыть о том, что произошло много лет назад, – искренне сказал Скавр, вздохнув. – Моя жена стала старше, степеннее. Она очень занята детьми.
– Ну, тогда пусть будет твой дом.
Далматика встретила их в атрии. Состояние Гая Мария сильно тревожило ее – как и всех в Риме. Теперь ей было двадцать восемь лет, и она хорошо сознавала счастливый дар своей расцветающей красоты, прелести своих каштановых волос, богатых, как дорогой мех. Глаза молодой матроны, взглянувшие в лицо Суллы, были серыми, как море в облачную погоду.
От Суллы не ускользнуло и то обстоятельство, что, хотя Скавр улыбался ей с подлинной и несомненной любовью, Далматика явно побаивалась мужа и не понимала его чувств.
– Приветствую тебя, Луций Корнелий, – произнесла она бесцветным голосом.
– Благодарю тебя, Цецилия Далматика.
– Стол накрыт в твоем кабинете, муж мой, – тем же тоном обратилась она к Скавру. – Скажи, Гай Марий умирает?
Ей ответил Сулла, улыбнувшись, потому что первый момент благополучно миновал; все это сильно отличалось от того, что происходило на ужасном обеде в доме Мария.
– Нет, Цецилия Далматика, мы не станем свидетелями скорой кончины Гая Мария, могу тебе обещать.
– Тогда я покину вас. – Супруга Скавра вздохнула с облегчением.
Двое мужчин постояли в атрии, пока она не вышла, а затем Скавр повел Суллу в свой таблиний.
– Ты хочешь командовать на марсийском театре военных действий? – спросил Скавр, предлагая Сулле вина.
– Я сомневаюсь, что Сенат позволит мне это, принцепс сената.
– Откровенно говоря, я – тоже. Но хочешь ли этого ты?