Битвы за корону. Три Федора

Мой ученик виновато развел руками. Дескать, сам видишь, никак. Но я закусил удила – не своротишь.

– Тогда надо поставить в палате еще один «кривой» стол и усадить за него всех сотников.

И снова вопросительный взгляд Годунова на Романова, которого не устроил и мой новый вариант.

– Оно ить ежели вровень с прочими ставить, не поспеть холопам передвинуть, больно много времени надо. Разве на отшибе, близ дверей….

И вновь Федор ни гу-гу, показывая тем самым свое полное согласие с доводами «главного советника».

– Пусть на отшибе, – вздохнул я, идя на вынужденный компромисс, но добавил: – Зато ты, государь, сможешь назвать его не кривым столом, а столом победителей.

– Тогда и тебе самому за него надобно садиться, – встрял Романов, иронично ухмыляясь.

Ишь ты, поддел. Думает, откажусь. А хрен тебе во всю твою боярскую морду.

– Отчего ж не сесть. Авось мне не привыкать. Я ведь и кашу из одного котла со своими гвардейцами не раз наворачивал за милую душу, не говоря про сотников. И урона для своей чести, оттого, что сижу бок о бок с истинными победителями, не вижу – сплошной почет.

– А от иного почета, кой тебе Федор Борисович уготовил, место близ себя отведя, ты отказываешься? – ядовито поинтересовался боярин. – И про истинных победителей ты, князь, не дело сказываешь. У нас победитель завсегда один – государь. А прочие токмо его волю исполняют.

Я не ответил, продолжая молча взирать на Годунова в ожидании его ответа. Тот покраснел и сердито буркнул:

– Ежели сказано князем поставить стол, значит ставь. И неча тут!

Романов помрачнел, зло прищурился и, скрывая недовольство, низко поклонился, всем своим видом изображая покорность и готовность выполнить любую прихоть своего повелителя, даже откровенно сумасбродную. Выпрямившись, он напоследок недобро зыркнул на меня и наконец-то удалился.

Едва мы остались одни, как Федор примирительно заметил, дружески хлопнув меня по плечу:

– Да ты не серчай на Никитича, а то эвон яко ликом посмурнел. Али ревность у тебя взыграла, ась? – заговорщически понизив голос, осведомился он, и, дружески ткнув меня кулаком в бок, попрекнул: – Так енто и вовсе понапрасну. Мне сколь на тебя ни наговаривали, но я-то своему князю истинную цену ведаю и в обиду никому не дам. Хотя, признаюсь, порой обидно становилось кой-чего слушать, не без того, – он замялся, явно собираясь что-то добавить, но лишь досадливо отмахнулся. – Ладно. О прочем опосля потолкуем.

Когда Годунов ушел, я, прикинув, сколько осталось времени до пира, понял – навестить никого из своих сторонников не успеть. Жаль, не получится у меня нынче поглубже вникнуть в суть произошедших перемен. Но ничего. Авось весь следующий день свободен. Зато образовалось время для раздумий.

Я неспешно пил кофе и размышлял над странноватым поведением своего ученика. Не тот он, что прежде, явно не тот. Да и искренняя радость от встречи со мной чересчур быстро сменилась у него эдакой отстраненностью. Ну словно вынырнул из-за образовавшегося барьера или забора, обнял меня, поцеловал, а затем опомнился и вновь юркнул обратно. Мне же туда к нему доступа, увы, нет. И в чем причина? Или в ком?

И фразы странные. «Наговаривают….» Ну, кто именно, я догадываюсь, а вот «порой обидно»…. Получается, поверил он кой-каким наговорам. Тогда отчего не спросить в открытую, честно. Чего вилять?

И в памяти вновь возникло то, от чего я старательно отмахивался – пророчество старухи Ленно о трёх смертях, поджидающих меня. Лишь сейчас до меня дошло, до чего они экзотичны. Ладно, смертное зелье. Оно куда ни шло. Нынче яд на Руси в моде. Но острый кол и жаркий костёр…. Впрочем, последнее, с учетом указа о еретиках….

Однако для поиска связи между предсказанием и переменами в государевом окружении времени не имелось, пора переодеваться, и я наскоро выработал для себя задачу-минимум: в ближайшие дни попытаться прояснить вопрос с предательством. Может Марина и впрямь ни при чем, взяла и действительно изменилась в лучшую сторону. Маловероятно, но вдруг… Что ж, проверить несложно. Достаточно слегка спровоцировать ее, сыпануть на хвост перчику, чтоб она – если рыльце в пушку – задергалась и сама себя выдала.

Перчик у меня имелся и сыпанул его уже на вечернем пиру. Полной горстью. Поднимая кубок во славу русского оружия, я еще раз напомнил о божьем промысле, уберегшему меня от предательства, чьи корни, как удалось установить, тянутся из Москвы. Народец недовольно загудел, начав с подозрением поглядывать друг на друга, но я их успокоил. Широким жестом руки обведя «кривые» столы, но не затронув «прямого», где сидели Марина с Федором, я благодушно заверил собравшуюся знать:

– Среди вас его нет. Да и недолго осталось жить тайному ворогу. Одно из условий заключения прочного мира с Сигизмундом, выставленное королевой Марией Владимировной – требование выдать тайного гонца из Москвы и текст послания, привезенного им в Варшаву. Ныне Речи Посполитой прямой резон подписать замирье, потому не сомневаюсь, выполнит его король. И тогда….

Договаривать не стал, но взглядом по наияснейшей скользнул. Так и есть. Не понравилось ей. Тонкие губы вновь в две ниточки превратились, лоб нахмурен, аж морщинка появилась, и смотрит на меня, как солдат на вошь. Ну-ну.

Правда, дамочка быстро взяла себя в руки и даже вслед за Годуновым сказала пару ласковых слов в мой адрес. И подарок вручила. Мол, теперь твоя жизнь, воевода, тебе не принадлежит и ты должен беречь ее как во время походов и сражений, так и в мирное время. Потому прими двойной кубок [3] , как напоминание тому, что надобно сторожиться тайных ворогов, да не забывай перед питьем давать отведать из него своему кравчему.

3

Обычно кравчий, в чьи обязанности входило пробовать вино прежде своего господина, наливал его себе для пробы в верхнюю крышку кубка. Со временем эта крышка превратилась в небольшой верхний кубок. На Руси того времени их называли складными.

Интересно, слова про тайных ворогов – ничего не значащий намек или двусмысленное предупреждение на будущее?

Но сам серебряный кубок был хорош, а чеканка на нем выше всяких похвал. Ножка изготовлена в виде фигуры Геракла, держащего на цепи трехглавое чудовище. Как я понимаю – пса Цербера. По ободку другой античный герой Персей летел на крылатом коне освобождать прикованную к скале Андромеду.

Федор тоже не поскупился, наградив меня золотым перначом, посохом из рыбьей кости (так здесь называют моржовые бивни), принадлежавшим некогда Иоанну Грозному и собольей шубой, крытой золотным атласом, с золочёными пуговицами, ценой в 157 рублей. Да, да, в указе повсюду цены указывались, словно в магазине.

А Власьев зачитал приговор Боярской думы о выделении мне вотчин: двух небольших сел Медведково и Бибирево, располагавшихся недалеко от казарм, где проживали мои гвардейцы.

– Чтоб и отдохнуть мог от трудов тяжких и заодно к своим ратным людишкам наведаться, – пояснил улыбающийся престолоблюститель.

К своим людям во время пира я подходил неоднократно, напоминая всем, кто разгромил хваленых поляков. Разумеется, с разрешения Годунова. Он хоть и морщился, но отпускал меня из-за своего «прямого» стола, где я был посажен, дабы я мог со всеми ними чокнуться или, как тут говорят, соединить чары. А куда ему деваться, коль тосты мои посвящены именно им: за боевое товарищество и братство, почтить память погибших и так далее.