Бизнес-план счастья

Она выключила наконец будильник на телефоне и уставилась на часы. Ну да, шесть пятнадцать, как и положено. Настроенный на одно и то же время по будням, будильник никак не мог учесть то непреложное обстоятельство, что уснуть, пусть и на полу, его хозяйке удалось не раньше, чем в начале третьего ночи. Ну да, четыре часа она и спала, пристроив голову на край дивана. Чего только не сделаешь для спасения заблудшего начальника! Кстати, как он? Раз стонет и разговаривает, значит, живой.

Действительно, живой Молчанский перевернулся на спину, лежал, бессмысленно таращась в потолок. Глаза красные, волосы взлохмаченные, на щеках – пятидневная щетина, рубашка грязная и мятая. Мечта, а не мужчина!

– На работу потащишь? – спросил он, оглядывая Веру с ног до головы.

Под его взглядом она вспыхнула, осознавая, что тоже выглядит не лучшим образом. Тушь наверняка осыпалась, ведь вчера с вечера ей даже в голову не пришло смыть косметику. От укладки – одни воспоминания, блузка несвежая, зубы не чищены. Ужас!

– Сначала нужно понять, сможете ли вы вообще встать, – сварливее, чем это было необходимо, сказала Вера. – Вам нужно привести себя в порядок, я приготовлю завтрак, а дальше видно будет. Но если вы хотите знать мое мнение, то вам действительно нужно в офис, однако после того, как вы съездите в больницу к Костику.

– Да, Костик. – Молчанский помрачнел. – С этим дерьмом нужно разобраться в первую очередь. Надо же, наркотики! Никогда бы не подумал…

– Павел Александрович, вы меня, конечно, извините за дерзость, но вы много о чем, похоже, не думали, – язвительно заметила Вера.

Нет, не было у нее никаких прав так с ним разговаривать, но проведенная у его ног ночь как будто открыла в душе невидимые до этого шлюзы.

– Дерзость? – Он вдруг ухмыльнулся и на мгновение стал похож на прежнего Молчанского, не пьяного с бессмысленным взглядом, а ироничного, умного, в чем-то бесшабашного повелителя жизни, коим он ей всегда представлялся. – Ну, думаю, что после того, как ты полночи слушала мое рыгание, тебе много чего можно простить, хотя ты все же не зарывайся, Ярышева. Но в общем и целом ты, конечно, права. Не поспоришь.

Он рывком поднял свое тело с дивана, встал на ноги, покачнулся и был вынужден схватиться за спинку, чтобы не упасть.

– Черт…

– Пить – здоровью вредить, – глубокомысленно изрекла Вера. – До душа дойдете или вас проводить?

Он обернулся и снова оценивающе посмотрел на нее, сверху донизу ощупал бесстыдным, очень мужским взглядом, будто раздел. Вера опять невольно покраснела. Нет, все-таки беда с вегетатикой, надо будет к доктору сходить.

– В душ я сам, – церемонно ответил Молчанский. – А потом, наверное, надо попытаться что-то съесть, хотя я крайне сомневаюсь, что получится. Или сначала съесть? Ты как думаешь?

– Павел Александрович, а можно сначала мне в душ? – спросила Вера. – А потом я яичницу поджарю, с помидорами и сыром. И кофе вам сварю. Хотя вам, наверное, чай лучше.

– Кофе, – задумчиво сказал он, словно прислушиваясь к себе. – И чай. И минералки. С лимоном. Принеси, а, там на кухне есть, в холодильнике. Я бы сам, но туда я, наверное, не дойду.

Вера и без его слов видела, что начальнику худо. Так худо, как может быть после пятидневного запоя, из которого выводят с помощью капельницы. По-хорошему, так нужно бы и еще одну поставить, а то и несколько. Но это не сейчас, позже. Сейчас нужно как-то привести его в чувства и отвезти в город.

Она сходила на кухню, принесла пузатую зеленую бутылку французской минеральной воды, которую с подачи Молчанского, пившего только эту воду, тоже полюбила, хотя покупала редко из-за дороговизны, высокий стакан, тонко порезанный лимон и вазочку со льдом, который отыскался в морозилке. Готовили его, понятное дело, не для минералки, для виски, но виски сейчас Павлу Молчанскому был строго противопоказан.

Сорвала пробку, тугая струя ударила о дно бокала. Шеф напряженно смотрел за Вериными действиями и облизывал сухие запекшиеся губы. Так хотел пить.

– Держите.

Бокал он осушил в три глотка и протянул Вере, глядя умоляюще, – мол, еще. Она усмехнулась и повторила нехитрую операцию: два куска льда, один ломтик лимона, вода до краев, чтобы пузырьки, лопаясь, выскакивали наружу. Он снова влил в себя воду, постоял, отдуваясь, потом приказал:

– Ладно, давай дуй в душ, который в гостевой спальне. Там полотенца, шампуни всякие, впрочем, ты ж, наверное, знаешь.

Вера действительно знала и, пока принимала душ, размышляла над странностями собственной жизни, которые позволяли ей быть в курсе того, какие шампуни предпочитает Светлана Молчанская, когда в последний раз меняли насадку для душа в хозяйской спальне и когда домработница нечаянно разбила раковину в ванной для гостей. С другой стороны, что же тут странного, если у нее такая работа?

Она избавилась от одежды, влезла под душ, включила самую горячую воду, которую только могла вытерпеть. Горячую воду она не любила, но сейчас ее бил озноб, вызванный недосыпом и нервным напряжением, не отпускавшим со вчерашнего дня. Нужно было согреться.

Из ванны она вылезла распаренная и жаркая, натянула банный халат, висевший на дверном крючке, с наслаждением почистила зубы, очистила лицо имеющимся в шкафчике молочком для снятия макияжа, заново накрасилась, поскольку косметичку предусмотрительно всегда носила с собой, покручинилась, что с той же предусмотрительностью не позаботилась о запасных трусиках, обошлась найденными в недрах шкафчика однодневными прокладками, придирчиво осмотрела блузку, которая вполне могла выдержать еще один трудовой день, на волосы навертела тюрбан из полотенца, решив, что позже просто закрутит их в «кучку», особенно не заботясь об укладке, и вывалилась обратно в коридор вместе с облаком пара.

На кухню она вплыла, еще не совсем довольная происходящим, но хотя бы считающая, что жить можно. Ей очень хотелось есть, и она надеялась, что в холодильнике найдется запас продуктов на две большие яичницы и пачка апельсинового сока.

На кухне у окна стоял завернутый в полотенце свежевыбритый Молчанский. Полотенце, серое, довольно большое, было обернуто вокруг его чресел, вверху оставляя открытым внушительный, очень волосатый торс, а внизу – крепкие, тоже обросшие густой растительностью босые ноги. Вера невольно ойкнула.

– Что, хочешь сказать, что я тебя смущаю? – осведомился Молчанский и шумно отхлебнул что-то из большой кружки с красочным Дедом Морозом, которую держал в руках. – Так ты это, будь проще, Ярышева. Я сейчас оденусь, только чай допью. У меня без чаю обморок может случиться. Или у тебя тоже того, обморок сейчас будет?

– У меня не будет, – добавив в голос былой язвительности, ответила Вера, повернулась к нему спиной и начала с преувеличенной сосредоточенностью возиться в холодильнике. – У меня не бывает обмороков. Это во-первых. А во-вторых, не льстите себе, Павел Александрович.

Он засмеялся, хорошо, от души, как всегда смеялся тот, прежний, отлично знакомый ей Павел Молчанский. Допил чай, со стуком поставил пустую чашку в раковину.

– Ладно, пойду оденусь, – сообщил он. – Ты приготовь себе что-нибудь, потому что я есть не буду. Мне про еду даже думать страшно. И это, найди мне растворимый аспирин, что ли. Где-то он в доме точно есть, только я никак не могу сообразить где.

Вера кивнула, собравшись ответить, что поесть ему обязательно надо, поскольку иначе у него не будет никаких сил на предстоящий длинный и сложный день, но не успела, потому что по кухне разлился мелодичный звонок домофона. Потом второй и сразу же третий. Кто бы ни стоял сейчас у ворот, терпением он не отличался.